Томительные месяцы ожидания, алкоголь и накопившаяся во мне злость сделали свое черное дело – я был груб и нагло брал то, что считал уже давно своим. И Шэннон, наконец, полностью сдалась, покорилась моей воле, забыла о страхах и предрассудках. Давно мне не было так хорошо…
Но через какое-то время эйфория начала проходить, и в голову полезли всякие неприятные мыслишки. Мы выбрались из душа, я – освободившийся от физического напряжения, но мрачный, Шэн – смущенная, но явно довольная. Она бросала на меня застенчиво-игривые взгляды, я же отвернулся, не в силах смотреть ей в глаза.
Зачем, ну зачем мне понадобилось совращать это невинное (слухи не врали) дитя? Неужели я стал законченным негодяем, одним из тех, кто, получив долгожданную игрушку, тут же ломает ее и выбрасывает на помойку?
Мне нравилось бывать в компании Шэннон раньше, я получил удовольствие сейчас, но это не меняло одного - я не любил ее. Она милая, но не больше. Одна из многих, что развлекали меня, но именно с ней я почувствовал угрызения совести, мне было стыдно вот так попользоваться этой девочкой и бросить ее. Но и проводить с ней все свое время я теперь тоже не мог, мне нужно было обдумать сложившуюся ситуацию. К счастью, приближалось время экзаменов и не пришлось придумывать причины, почему мы не можем видеться: мне нужно было хоть как-то подготовиться, чтобы с треском не вылететь из универа. Я снова превратился в прилежного студента: штудировал учебники, писал шпоры, сдавал хвосты.
Напрасная трата времени и сил: в эту сессию я завалил все экзамены.
Даже на практическом занятии, вещая о событиях в Сирии, я не блистал, как обычно. На меня накатило чувство одиночества и страшно захотелось увидеть Шэннон. Вместо того, чтобы развить беспроигрышную тему, я по-быстрому завершил репортаж, что не улучшило ни моей оценки, ни мнения обо мне преподавателя.
Не понятно, зачем я торопился, все равно увидеться с Шэн мы смогли только вечером – у нее тоже были зачеты и экзамены. Я назначил ей встречу в кафешке и даже по телефону понял, как она обрадовалась. А потом всю дорогу не сводила с меня сияющих глаз, и мне снова стало неловко.
Один университетский Казанова, не то поляк, не то еврей, не помню его имени, проходя мимо нашего столика, прям-таки облизнулся, глядя на мою спутницу, и, кажется, даже пробормотал что-то типа «какой лакомый кусочек, надо будет его попробовать».
Я не дал ему по наглой роже только потому, что как раз откусил от жареной куриной ноги и боялся подавиться. А когда прожевал, мерзавца и след простыл. Но после его слов мне еще больше, чем раньше, захотелось наставить на каждом миллиметре тела Шэннон клеймо «МОЁ». Что я с удовольствием и сделал после ужина.
Утро снова нас разлучило – у Шэннон еще продолжалась сессия, а мне нужно было как-то исправлять неутешительные результаты экзаменов. Как говорится, на войне все средства хороши, я готов был пойти на лесть и даже подкуп. Но профессор был занят, и в ожидании, пока он освободится, я задремал на скамейке возле корпуса – ночью же мне было не до сна.
- Проведите лекцию для первокурсников, Фернандо, и, возможно, я подниму вам балл и допущу до защиты дипломного проекта, - вредным голосом заявил мне профессор. – Но вообще-то, следует более прилежно учиться в течение всего года. Вы подавали такие блестящие надежды, и так меня разочаровали… - он печально вздохнул.
Плевать я хотел на его надежды и разочарования, но диплом мне был нужен, как воздух, и я поплелся в библиотеку готовиться к докладу.
- Сегодня я расскажу вам, как написать статью, которой все поголовно будут зачитываться, - вот так скромно начал я свою первую лекцию.
Народа в аудитории сперва было не слишком много, а одна особа вообще не слушала, а беспардонно скрипела мелом по доске у меня за спиной, видимо, готовясь к собственному докладу. Но постепенно студенты подтянулись, и даже девица сзади угомонилась – мое выступление явно имело успех, и профессор милостиво повысил мне балл.
Теперь оставалось лишь защитить диплом, который я склепал наспех за пару недель. Высшей оценки он, разумеется, не получил, но на дополнительные вопросы я отвечал легко и непринужденно, и преподаватели остались удовлетворены моей защитой.
Все, свобода!
В тот вечер был черед Шэннон устраивать вечеринку в Трах-рум, все приглашенные на радостях от окончания учебного года только и ждали, когда же можно будет оторваться по полной, и я не собирался от них отставать.
Я совсем не помню, как именно мы в тот раз развлекались, но, наверное, было весело. Даже очень весело... Потому что настолько плохо мне не было никогда в жизни.
- Меня сейчас стошнит, - доложил я одной из девиц, что еще стояла на ногах и надеялась заполучить меня хотя бы в таком жалком состоянии, пока Шэннон не было поблизости.
- Пойдем, я отведу тебя в ванную, - промурлыкала девица, подхватывая меня под руку.
- Мне надо домой, не хочу, чтобы Шэн видела меня таким, - заплетающимся языком ответил я.
- Ты не дойдешь, останься ночевать здесь, - она, вроде, даже приникла ко мне своими выпуклостями. Совсем дура, что ли? Мне сейчас было не до женских прелестей, удовлетворение мне могла принести встреча только с одним милым другом – унитазом, а потом с пустой прохладной кроватью.
Как я отвязался от настырной девицы, а потом еще и добрался до своей общаги, я так и не узнал. Ноги соображали лучше головы и умудрились доставить меня прямо в собственную спальню, где внезапно встали, как вкопанные, отчего я едва не ткнулся носом в пол. Хорошо, что как раз в этот момент меня повело назад.
- Мамоч..ик, - я уставился на кровать Карли и даже сделал попытку перекреститься, но рука лишь нервно дернулась, отгоняя наваждение. – Все, больше не пью…
В постели лежало нечто раздутое, даже близко не напоминающее мою подружку, но еще хуже, чем она, выглядело волосатое чудище, дико храпевшее рядом.
Если бы у меня были силы, я бы убежал из комнаты, лучше промаяться на диване, чем в кошмаре наяву, но сил не было, и я с тяжким вздохом повалился на свою кровать, надеясь, что к утру наваждение рассеется. Как бы не так – первое, что я увидел, открыв глаза, была толстуха и волосатый черт, сидевшие в обнимку на кушетке. Крестное знамение опять не сработало, а вот холодный душ помог: я признал в гостье одну из своих соседок по общаге. Ее любовника с Ближнего Востока я тоже раньше встречал, только не в своей комнате. Какого дьявола Карли пустила эту сладкую парочку к нам?
Потом мне рассказали, что Карли срочно уехала домой, у нее кто-то там заболел, а Милли воспользовалась тем, что спальня оказалась незаперта и заманила туда своего восточного дружка. Слава Аллаху, они завалились не в мою постель.
Через пару дней нашему курсу торжественно вручали дипломы. Гордиться мне было нечем, хорошо, мама не дожила до этого дня и не узнала про мой позор – с грехом пополам мне поставили тройку.
Ерунда! Я все равно уже имею престижную должность, и я самый неотразимый мужчина в кампусе – ведь я завоевал неприступную девственницу Шэннон Эркерс!
С которой, кстати, я провел, не разлучаясь, все последние, оставшиеся до отъезда, часы. Я по-прежнему не любил ее, она просто нравилась мне больше других, но я принял решение - я женюсь на ней. Что еще искать мне в жизни? Нет второй Вивиан Адамс на свете, а оставаться одному, когда тебе уже четвертый десяток, как-то не комильфо. Так уж лучше Шэннон, мой маленький колючий ежик с нежным брюшком, вздорным характером и выразительными глазами.
- Жду тебя в Санлите через месяц, – непререкаемым тоном сказал я, целуя Шэннон в висок в последний раз.
Мы стояли, тесно прижавшись друг к другу и укрывшись одним зонтом - английская погода оправдывала себя, поливая землю мерзким нудным дождем.
Девушка не ответила, но мне и не нужны были слова - ее глаза говорили лучше, чем язык - конечно же, она приедет.
- Беги в дом, а то простудишься, - я легко подтолкнул ее к общаге, а сам побежал в противоположную сторону - на стоянку такси, которое увезет меня в аэропорт
Я не оглядывался, зачем? Ведь через каких-то 30 дней она приедет и я смогу смотреть на нее столько, сколько захочу.