"Мама, почему у нас нет ванны?" – хныкала Граппа.
"Будет, обязательно будет, но не сейчас" – скрепя сердце, отвечала Ракия.
Счастливый отец Ракии, поросший дикими бакенбардами Пуськин объявился незваным гостем однажды вечером, и едва пробормотав слова приветствия, первым делом бросился к компьютеру.
"Привет, дорогая, оказывается, у нас очень миленькая, дочка, пожалуй, я у вас поживу немного, ребенку нужен отец!" – радостно протараторил он Сангрии.
Сангрия поперхнулась и потеряв равновесие, врезалась в сестру, играющую с Граппой. Случилось внезапное взаимопроникновение текстур, но все обошлось благополучно.
"Тебе скучно, наверное, уже про это слушать, но меня опять повысили!" – не удержавшись, похвасталась Ракия.
Внезапный блудный отец Пуськин, оторвавшись от компьютера, со всей самоотверженностью принялся за обучение ребенка
"А это что у нас на картинке нарисовано? А это наш белоснежный друг унитаз, унитазик!" – старательно сюсюкал он, пока Кашаса не начинала валиться с ног от усталости.
Когда это происходило, Пуськин развивал бешеную энергию, жарил на гриле что-то подозрительное и страшно возмущался тем, что это никто не ест. Все, что она могла сказать по этому поводу, Сангрия изложила в статье, и ей стало немножко легче.
Для симметрии она прошлась и по "этому Фоксу", и почувствовала себя гораздо лучше, особенно при поддержке язвительного Трэвиса.
Самбука продолжала охотиться на подступах к дому. Особенно беспощадна она была по отношению к разным подозрительным искусствоведам.
После удачной охоты она с особенным удовольствием исполняла роль лошадки в играх с Граппой.
Пуськин развлекал свою ненаглядную Кашасу, едва она открывала глаза. Книги, кубики, горшок, книги, кубики…
Самое обидное, ему это удавалось гораздо лучше, чем Сангрии.
Два дня Пуськин прожил в режиме бешеного зайчика-энерджайзера, а на третий у него, похоже, кончились батарейки. Или испортилось настроение. Так или иначе, его педагогический запал сошел на нет, и Пуськин впал в спячку. Иногда он выходил из спячки, шумно возмущался отсутствием душа, и засыпал снова.
Предоставленная по большей части самой себе Граппа без устали ползала по всему дому.
Кашаса тоже как-то справлялась; немытые грустные дети ползали по дому и мирно играли в кубики.
Старость Уэсли встречал без всякой радости. Карьера еле-еле двигалась, дети беспрерывно что-то хотели, Ракия, напротив, не хотела уже ничего, а в его постели обосновался отвратительно пахнущий незнакомец.
По ночам призрак Франчески с удовольствием перечитывал особенно удачные статьи Сангрии. На фоне полного беспредела, творящегося в доме, они были поистине светлым пятном.
Единственной, кому удавалось без всяких церемоний гарантированно вытолкнуть из супружеской постели Пуськина, была Ракия.
"Вон отсюда!" – орала она, заливаясь жутким демоническим хохотом.
И Пуськин ретировался, на всякий случай прикрывая чумазыми ладошками самое дорогое.
Очередное повышение ожесточило Самбуку. Теперь она шастала по району, как голодная акула, для которой не существует ничего святого. Под горячую руку она не щадила даже старых знакомых.
На этой новой эмоциональной волне она легко пережила кризис среднего возраста и вышла из него без потерь.
Закончив свои непростые взаимоотношения с изысканной кулинарией, Ракия не рискнула переключиться на наведение порядка в доме. Она сочла, что заслужила небольшой отдых, и пользовалась любой возможностью, чтобы смыться на рыбалку.
Таким образом, дом остался в полном распоряжении Пуськина.
По вечерам, подкрепив силы жареной рыбой, иногда Ракия пыталась ему объяснить, что наукой давно доказано – мыть все тело целиком не обязательно, и при известной подвижности суставов для этого вполне достаточно умывальника.
Иногда беседа переходила на повышенные тона, и несчастный Уэсли просыпался. В такие моменты к нему никто не рисковал приближаться, ну разве что Сангрия, которой от всех окружающих нужно было только одно – "интервью для статьи, пожалуйста".
Призрак Трэвиса полюбил готовить на гриле. Одно его расстраивало – почему-то именно его аппетитными хот-догами все домашние пренебрегали, более того, стремились как можно быстрее отправить их в мусорное ведро.
Ко всеобщему сожалению, даже единственный, кто мог бы полакомиться хот-догами, заботливый папаша Пуськин предпочитал стряпне Трэвиса жареную рыбу. Он воровал ее вдохновенно и стремительно. Никто толком даже не успевал заметить момент, когда тарелка оказывалась в его руках.
Взгляд его следовал за рыбой, как намагниченный, с того момента, когда она оказывалась над костром. Пуськин нервным движением разминал пальцы, и ничто не было ему помехой – ни голодные детские взгляды, ни угрожающие гримасы Самбуки.
Дети обожали жареную рыбу. Им неважно было, кем она приготовлена, профессионалом или любителем.
Семейные ужины постепенно превращались в сложную процедуру по охране рыбы от Пуськина. Решающее слово оставалось за длинным смычком в накачанных музыкальными упражнениями руках Сангрии.
Граппа выросла.
"Хорошо, хоть не привереда, как папочка!" – выдохнули хором Самбука и Сангрия.
"Немедленно выброси эту гадость! – бушевала Ракия. – Ты что, до конца недели не можешь потерпеть?"
Бедный ребенок ошарашенно моргал зелеными, как у дедушки Дона, большими глазами и решительно не мог понять, зачем ждать конца недели, давясь рыбой, если вот же она, вкусная сосиска в тесте, чистый холестерин, поджаренный на костре своими руками...
Да, странное у девочек было детство – грязное, но в какой-то степени благополучное... и мирный сон рядом с погребальными урнами
Вопреки собственной воле, Уэсли становился вполне приличным рыболовом. Поэтому его все бесило до состояния "пар из ушей". Особенно его бесил Пуськин, приближение которого можно было учуять за много метров. По запаху. Впрочем, Пуськин бесил всех, кроме Кашасы, потому что она еще не выросла.
Девочка росла медленно, и поскольку с возрастом становилась все грязнее, фамильное сходство бросалось в глаза.
Прочитав все, что ей нужно было знать по работе о кулинарии, Ракия внезапно обнаружила, что ей нечем заняться. Рыбу ловил Уэсли, сантехнику чинила Самбука, Кашасой занимался Пуськин. У нее появилось свободное время!
Сангрия с перекошенным лицом маньяка носилась по округе, хватала первых попавшихся незнакомцев, брала у них интервью и на скорую руку пекла статьи, как блины, под копирку.
Удивительно, что ее при таком халатном отношении к материалу еще держали на работе.
Особенно невыносим становился Пуськин в те моменты, когда Кашаса спала.
"Чем мне заняться? – задавал он риторический вопрос. – Может, оборудуем, наконец ванную комнату?"
"Иди поиграй в шахматы с Граппой" – откликалась рассеянно Сангрия. Упреки относительно ванной комнаты пробуждали у нее чувство вины и множили комплексы.
Но Граппа отнюдь не горела желанием общаться с Пуськиным. Она вела бурную светскую жизнь, ибо у нее были большие планы на будущее.
Больше всего ей нравилось темными вечерами измываться над перетаптывающимися у порога кровососами.
А больше всего она любила призраков. Потому что до шести утра, всю ночь напролет они были в полном ее распоряжении, и деваться им было некуда.
Случалось, Франческа теряла контроль в беседах с нахальной внучкой, но все равно рано или поздно они мирились.
И наконец наступило долгожданное время подколов. Теперь Граппа могла отрываться на родителях по полной.
Со всеми этими хлопотами времени на учебу, конечно, не оставалось.
Самбука в предвкушении нового рабочего дня наконец-то подыскала себе достойного противника.
Первый же ее отточенный выпад уязвил врага в самое сердце.
"Я менеджер года, а ты кто такой?"
Пущенный умелой рукой стакан красного желе добавил градуса столкновению.
И вот уже соперник затрепыхался беспомощноу нее под локтем, засучил в агонии кожистыми ручонками...
"Какая женщина! – ужасались прохожие неписи. – Не дай бог на такой жениться!"
"Не бойся, глупыш, с такими глазками у тебя нет шансов!" – приветливо помахала ему Самбука.
Казалось, больше с ней в этот великий день уже не должно было случиться ничего запоминающегося. Но Судьба ждала за следующим поворотом, коварно ухмыляясь.
В этот момент Самбуке было решительно все равно, какие иллюзии по этому поводу могла питать Сангрия. Судьба – она Судьба и есть, как ее ни назови, хоть Сэмом.
Самбука была абсолютно счастлива целых полчаса. А потом Судьба, как она это умеет, сделала неожиданный поворот.
Тем временем жизнь в доме шла своим чередом.
"Жила была девочка, звали ее Красная Шапочка, каждое утро она мылась под душем, а вечером принимала ванну, а когда приходила в гости к бабушке, сразу прыгала в джакузи... "- вещал, засыпая, усталый Пуськин.
"Ни за что! – решила Самбука. – Как он со мной, так и я с ним."
Граппа принесла из школы новую интересную болезнь и донимала призраков, прикидывая, заразятся ли они, а если заразятся и не вылечатся, могут ли они умереть еще раз?
Призракам болезни были нипочем, но заразилась Ракия – сидела в углу, глупо хихикая и повторяя "не подходите ко мне!" в моменты просветлений.
С непростым лицом и прыгающим от счастья в груди сердцем, летящей походкой Пуськин бежал по лестнице - тащилв укромный угол тарелочку свежеподжаренной и свежестыренной рыбы.
Сангрия была счастлива, но по-своему. Она уже давно забыла садовника Сэма. Ее волновала только литература.
Малышка Кашаса бегала по дому и искала папу, который в это время давился украденной рыбой.
Одной порции Пуськину уже определенно перестало хватать, чтобы насытиться.
"А нет ли у нас еще жареной рыбки с корочкой?" – невинно интересовался он, дочиста облизав тарелку.
Сангрия промолчала. Полоснула напоследок взглядом, как бензопилой, и понесла укладывать спать маленькую Кашасу. Тяжелая выдалась неделя.