"Sims Love Story" Festival Winter 2007

[KateK]

Восторженное оглавление

Участник №1 «Берегите любовь»
Часть первая

Часть вторая

Часть третья



Участник №2 «Дружба-любовь»
Часть первая

Часть вторая



Участник №3 «Сказка о красавице с лунными волосами, молодом султане Надире и его прелестных женах»
Часть первая

Часть вторая

Часть третья



Участник №4 «Фарфоровое счастье»
Часть первая

Часть вторая


Участник №5 «Морской бриз»
Часть первая

Часть вторая

Часть третья


Участник №6 «L.M.N»
Часть первая

Часть вторая


Участник №7 «Бесконечная любовь»
Часть первая

Часть вторая

[Донна Анна]

Участник №1 «Берегите любовь»

Любовь…Задумывались ли вы сколько всего таит это маленькое слово? А, между прочим, оно сродни старинным фолиантам или старым фотографиям из семейного альбома, которые выделяются не столь внешним отполированным блеском, а внутренней теплотой, лаской, слегка покрытых легким слоем таинственности и загадочности. Самые великие книги, фильмы и полотна живописи посвящены этому прекрасному, искрометному чувству, ибо нет в природе человеческой чего-либо более благородного, заставляющего поэтов воспевать чары Афродиты в своих бессмертных одах и романсах, музыкантов – в мелодиях, услаждающих слух. Любовь многогранна, как алмаз. В умелых руках он станет бриллиантом, в противном же случае о нем никто вскоре не вспомнит, забыв где-нибудь в шкатулке или на полке. Присмотритесь внимательнее к своим близким, и вы заметите любовь повсюду от теплого уюта кухни и нежного поцелуя до всех примиряющего прощения и благодати, которую сам Господь даровал людям – своим любимым, порой непоседливым детям.



Любовь окрыляет, уносит нас к мечте, возносит на вершину счастья. А что мы делаем для того, чтобы сберечь ее? Именно такой вопрос возник у Софии О’Доннел после следующего разговора с сестрой.
* * *
- Скоро Мэтт придет, а я совсем еще не собрана, - волновалась старшая сестра Софии Анна, примеряя очередной наряд.
В это время в комнату заглянула София. Поправив свои белокурые локоны, она деловито сказала:



- Анна, к тебе пришел какой-то парень. Такой симпатичный и…
- Где он? – оборвала ее Анна.
- В холле ждет, - ответила девочка, делая вид, что ее вовсе не волнует вся эта история, и, лукаво подмигнув, подытожила, - Значит, он вовсе не какой-то.
- Конечно, не какой-то, - вмешался в беседу сестер вбежавший в комнату озорной братишка Хал. – Нашу романтичную Анну пригласил Мэтт Паркер, в которого она влюблена по уши, на вечеринку по случаю Дня Всех Влюбленных в клубе «Талисман».
- Молчи, мальчишка! – шикнула она на него и обратилась к сестренке. – Не слушай его, скажи лучше, я нормально выгляжу?
Мальчику эта девичья болтовня стала совсем неинтересной, и он побежал по своим делам.
- Не обращай на него внимания, он просто ревнует всех к малышке Ариэль, которой теперь достается все внимание. Что касается внешнего вида, то ты выглядишь на все сто.
Окрыленная Анна спешно поцеловала сестру и побежала в холл, где ее ожидал скучающий Мэттью.
София же осталась в комнате одна наедине со своими мыслями и вопросами.



Ей казалось странным поведение сестры. Появилось ощущение, что ее занимает лишь внешняя привлекательность и собственные чувства, нежели сам Мэтт. Все больше складывалось впечатление, что Анна, которую она знала как весьма ветреную особу, видит в отношениях с Паркером лишь развлечение от скучных будней и возможность показать завистницам, что ее пригласил самый популярный мальчик школы. А где же та любовь, которую воспевают писатели и поэты, о которой даже в детских сказках пишут? Неужели современные люди забыли о жертвенности во имя любви? Размышляя таким образом, девочка настолько погрузилась в мир своих мыслей и фантазий, что совершенно обо всем забыла. Внезапно, будто откуда-то издалека, до нее донеслись сбивчивые слова родителей.
- Интересно, из-за чего могли бы ссориться мама с папой, - подумала Софи, так как она не могла даже представить, что ее заботливые, ласковые и нежно любящие друг друга родители способны на ссору.
Девочка быстро спустилась вниз и увидела в приоткрытую дверь родительской спальни следующую картину. Миссис Генриетта О’Доннел, которую все знали как тихую и мягкую мать семейства, судя по всему, была инициатором ссоры, в то время как мистер О’Доннел старательно пытался ее успокоить.



- Питер, мне надоело сидеть дома и разрываться между кухней и детской! – чуть не плача говорила она. – Я – актриса! Все мои сокурсницы достигли уже каких-то успехов на театральном поприще, а кто я?
- Но, Хетти, мы же мечтали о большой семье! – пытался переубедить жену Питер О’Доннел.
- Однако это совсем не значит, что я должна жертвовать своими мечтами ради семьи. Да, ты – преуспевающий предприниматель, у нас благополучная семья, в то время как я обречена на то, чтобы оставаться в твоей тени.
После этих слов Генриетта так быстро выбежала из комнаты, что Питер только руками развел.
София быстро спряталась за угол, чтобы мама не заметила ее и не догадалась, что она все видела. «Значит, даже наша семья не идеальна», - сделала она неутешительный вывод. Софи проскользнула в комнату к отцу, и ее взгляду открылся совсем иной вид – ее отец не был похож на ту непоколебимую глыбу, которой она привыкла его видеть, в глазах его отражались боль и терзания. Ссора в День Всех Влюбленных? В голове девочки мелькнула идея, и она смело заговорила с отцом.
- Папа, а что такое настоящая любовь? – Софи старательно делала вид, что она ничего не подозревает о минувшей размолвке родителей.



- Почему это тебя интересует? – спросил мистер О’Доннел, меньше всего ожидавший подобный вопрос в данный момент.
Софи пыталась быстро найти нужные слова.
– Везде пишут о том, что любовь должна быть настоящей. А разве бывает ненастоящая?
После непродолжительной паузы мистер О’Доннел начал говорить:
- Софи, помнишь ли ты букеты, которые ты собирала у бабушки летом?
Девочка кивнула, еще не понимая того, к чему клонит отец, а он продолжал.
- Любовь подобна цветам. Искусственные цветы внешне точь-в-точь походят на настоящие, они радуют нас яркостью своих красок даже зимой, однако исходит от них лишь запах магазинной упаковки или пыли. Совсем иные – взращенные самой природой фиалки и ромашки, анютины глазки и ландыши, которые не только радуют глаз, но, кроме того, источают свежее, чарующее обоняние благоухание. Однако все это они дарят лишь в бережливых и добрых руках, в противном случае, ты детка, увидишь лишь кучку вялых листьев и стеблей. Так и любовь дарит внимательному человеку счастье, а эгоистичному достается только мираж счастья и разочарование…
Было ясно, что отец сравнил с цветами не просто любовь, а его отношения с миссис Генриеттой. Однако теперь сознание Софии терзал другой вопрос: «Что сделать, чтобы помирить маму с папой?». От этой задачи ее не отвлекали ни болтовня Хала за ужином, ни капризы маленькой Ариэль, не новые школьные сплетни, поведанные школьной подружкой Софии.
Ночью девочка никак не могла уснуть. Лунный свет скользил по подушке, монотонно тикал будильник, то и дело вскрикивал во сне Хал, и тут она услышала щелчок дверного замка.



Софи поняла, что Анна вернулась домой, и почти бесшумно проследовала в комнату сестры. Анна сидела за компьютерным столом, рассматривая причудливую красную коробочку перед собой.



- Что это? – спросила удивленная необычным видом коробочки в виде сердца девочка.
Анна вздрогнула, так как ожидала, что домашние спят, и никто не заметит ее. Однако, убедившись, что это Софи, легко выдохнула и пригласила её в комнату, чтобы никто их не заметил. Софи же с любопытством исследовала коробку. По сути это был обыкновенный подарочный набор конфет, однако и алый бархат, и незатейливый белый шелковый бант, и крошечные золотистые замочки по краям превращали его в нечто более изысканное и романтичное.



- Хочешь конфетку? – предложила девочке Анна.
Чудесные шоколадные овалы и шарики, обсыпанные миндалём, воспаляли обоняние ароматами ванили и корицы, но в голове Софии мелькнула иная идея. Она лишь вежливо отказалась.
- Ладно, тогда торжественно откроем их завтра утром, - решила Анна.
- А по какому поводу столь изысканные подарки? – поинтересовалась лукавая София. – Это Мэтт подарил?
- Да, ты догадливая, - сказала девушка, глядя на то, как Софи делано шаркает ножкой. – Мэтт не любит дарить бумажные валентинки, предпочитая более практичные подарки.
Софи, конечно, знала, что такое валентинки, но не считала их серьезными поздравительными открытками. Каждый февраль ее подружек будто захлестывала волна этих крошечных картонных сердечек или ангелочков, которые сначала оказывались на страницах девичьих дневников, а потом про них забывали или просто выбрасывали. Даже ее лучшие подружки Вера Стил и Тори Поллак только и обсуждают кто на кого посмотрел и кто кому передал записку.
- Слушай, Энн, давай сделаем так, чтобы эту коробку папа подарил маме, чтобы они не ссорились больше, - София не могла думать о чем-то более главном сейчас.
Но Анне такая идея явно не пришлась по вкусу.
- Софи, думаю, их ссору одной коробкой конфет не загладишь, тем более, что это мой подарок.
Пришлось смириться с этим, Анна была права. Было ясно, что надо снова поговорить с папой, но сначала спать, слишком поздно. И, все-таки, сколько же надо конфет?

[Донна Анна]

Участник №1 «Берегите любовь» - продолжение


* * *
Как же приятен сон накануне пробуждения, когда тело окутывает тепло, а подсознание во сне рисует невиданные доселе образы, особенно если в запасе всегда имеется парочка свободных минут! Приблизительно так можно описать то состояние, в котором пребывала Софи, спешившая насладиться последними минутками спокойного блаженства, пока не прозвенел будильник, не позвала к завтраку мама, не пришел школьный автобус и строгая миссис Джордан не вызвала ее к доске отвечать домашнее задание. Софи неторопливо зевнула и уже собиралась повернуться на другой бок, как почувствовала руку Хала на своем плече.
- Вставай, засоня! – мальчик резко будил сестру.



- Хал, почему ты будишь меня в такую рань? Автобус приходит только в восемь утра! – Софии явно была не по душе затея брата встать раньше.
- Мы же сегодня переписываем контрольную. Ты забыла, как вы с Верой уговаривали Сушёную Акулу? – и тут Хал так похоже и комично изобразил учительницу, что Софи едва не прыснула со смеха. – Ладно, хватит болтать. Поторапливайся!
И с победным кличем «ванна моя!» он выбежал из комнаты.
Завтрак прошел в атмосфере давящей тишины. Обстановку разряжала лишь бесперебойная трескотня Анны о подарке Мэтта и вечеринке в «Талисмане», однако все были настолько заняты своими мыслями, что кроме постукивании ложек и тиканья часов ничего не было слышно.



Совсем другое дело – школа. Едва Софи окунулась в атмосферу детского гама, череды звонков, порицаний и поощрений от учителей, почувствовала, что большинство былых бед стали неактуальными, а на первый план вышли новые новости, которые уже успела рассказать ей Вера Стил.



Кульминацией сегодняшнего дня, вне сомнений, стали подаренные валентинки, с которыми по меньшей мере целый месяц будут связаны все школьные байки о том, что отличница Катрин Госс получала записку от хулигана из параллельного класса, а потом их видела вместе «соперница» Катрины, или о том, что директор школы на уроке химии фактически перехватил валентинку, адресованную его дочери. Но Вера буквально сияла, показывая валентинку, присланную ей Томом Грантом, словно это самое счастливое событие в ее жизни.
София же старалась не придавать этим рассказам слишком много значения. Нет, она отнюдь не хотела казаться холодным и бесчувственным синим чулком, просто сначала хорошо бы было выучить эти дроби!
Когда на большой перемене София повторяла английскую грамматику перед очередным тестом, к ней вновь подошла Вера.
- Ой, ну не учи, а то мне страшно становится. Пойдем лучше перекусим что-нибудь в кафе. Я договорилась с Томом, чтобы он нам помог на тестировании, а пока я расскажу тебе очень важную вещь про человека, который будет ждать тебя сегодня в сквере в шестнадцать часов.
Софи насторожилась.
- Кто это?
- Карл Иоганс. Помнишь его?
София не могла не помнить этого скромного, даже немного стеснительного мальчика, пришедшего к ним в класс три года назад. Она была почти единственной, кто по-настоящему с ним дружил. Ни в коем случае не подумайте, что он зазнавался и сторонился одноклассников, просто он боялся, что дружить с ним будут лишь из-за внушительных успехов его отца в бизнесе. Так уж получилось, что наиболее доверительные отношения у угловатого мальчишки в смешных очках сложились именно с Софией, с которой он делился своими по-детски наивными мечтами, окрыляющими радостями и, скрывающими солнце, печалями. У них было много общего: матери-домохозяйки, в прошлом мечтавшие о карьере актрис, отцы – преуспевающие бизнесмены, оба обожали музыку и боготворили творчество знаменитой на всю страну певицы Джиа Лонли. Но фирма отца Карла была успешнее, и вскоре семейство Иоганс переехало в столицу, оставив в прошлом провинциальный Дримвилль. Какое же чудо, что Софи вновь увидит своего старого, самого настоящего друга! Она едва дождалась конца занятий и как можно скорее поспешила в парк, где ждал ее Карл. «Каким он стал? Изменила ли его столичная жизнь сына владельца богатой корпорации?» - таковы были в тот момент мысли Софи, надеявшейся, что увидит все того же скромного и простого паренька, каким она его знала и хотела бы знать всегда.
Перед коваными воротами парка что-то неведомое кольнуло ее сердце, словно предзнаменуя беду, но девочка как могла отгоняла дурные предчувствия.
- Вы София О’Доннел? – спросил ее чей-то стальной голос.
- Да, - ответила Софи и хотела еще что-то спросить, но мужчина опередил ее, быстро подведя к двери кондитерской, действовав, как хорошо отлаженный механизм.
- Иоганс-младший там, - указав на дверь, сказал мужчина. – Ждет вас за столиком. Я буду рядом с вами.



Ошарашенная Софи едва тронулась с места и открыла дверь. Кондитерская была наполовину пуста, поэтому найти Карла не составляло труда.
- Привет, Карл! – весело смеясь, обратилась к мальчику София, и казалось, хрустальные бокалы вторили ее лучезарному настроению.
Он обернулся.
- Ты носишь темные очки даже в помещении? – недоумевала Софи
- Он болен, не может видеть, - вмешался в их разговор встретивший Софию мужчина и, заказав чашечку горячего шоколада, уселся у окна.



Она ожидала увидеть любого Карла, даже избалованного столичной жизнью, но не бледного слепого ребенка.
- Карл, неужели?..- не укладывалась в ее голове страшная реальность.
Он только кивал, и блики дневного света отражались на темном стекле.
- Как это получилось? Ты на всю жизнь останешься слепым? – на последнем слове Софию будто парализовало.
- Все началось с обычного гриппа, - начал свою историю Карл. – Однако болезнь не долечили, и она оставила свои последствия – заметно ухудшилось зрение, а вскоре оно исчезло вовсе. Скоро мне сделают операцию, после которой я надеюсь вновь увидеть дорогих мне людей.

[Донна Анна]

Участник №1 «Берегите любовь» - окончание

- Ты обязательно сможешь видеть! – поспешила воодушевить друга Софи. – Кстати, как дела у твоей мамы? Она так мечтала стать актрисой академического театра Сим-Йорка!
- Мама… - неуверенно и сбивчиво начал Карл. – Когда я ослеп, она была очень занята в театре, играла в нескольких спектаклях. Мое каждодневное одиночество скрашивала лишь очень добрая, пожилая няня, которая научила меня читать книги для слепых. Как сладки для меня были те минуты, когда я мог слышать голоса мамы и папы. Сначала они были пронизаны лаской и чуткостью, потом подчеркнуто вежливы, а вскоре я вообще не слышал их вместе. Мама заходила ко мне все реже, всегда говоря, как любит нас с папой, но слишком занята в театре, чтобы делить с нами больше свободного времени, а потом она исчезла из дома вовсе. Детектив, разыскивающий ее, поведал отцу, что она не просто исчезла, а сбежала с одним актером из театра. Понимаешь, Софи? Она нас бросила, уверяя, что любит нас. Я подслушал этот разговор, когда как-то раз пытался просто пройтись, держась о стену, по коридору, так как не могу же я сидеть всегда в одной комнате. Папа не знает, что мне все известно, возможно, я сам жалею, что все подслушал. Софи, я даже не мог представить, что моя родная и любимая мама способна на такое предательство!..
Мальчик перевел дух, по его щеке едва не покатилась слеза, но он мужественно не показал собственной слабости.
- Прости, я не знала, - София почувствовала себя неловко.
- Забудь, ведь мы с тобой друзья, и нам нечего скрывать. Помни только, что если ты действительно любишь, то не говори, не уверяй в этом, просто сделай что-то, чтобы сберечь любовь.
София внимательно слушала Карла, который казался ей не по годам мудрым ребенком, совсем непохожим на ее брата Хала или мальчишек из класса.
- Мистер Карл! – снова вмешался в их беседу мужчина со стальным голосом. – Звонил ваш отец. Он говорит, что вам срочно нужно приехать к нему.
- Мистер Болд, тогда передайте мисс О’Доннел конверт, - напомнил ему мальчик.
Послышалось негромкое шуршание бумаги.
- Софи, может, поедешь с нами? – предложил девочке Карл.
- Нет, меня мама заждалась уже, тем более надо делать уроки, хотя я с удовольствием поехала бы, - ответила Софи, которой так хотелось поехать с другом.
- Тогда пусть конверт станет тебе напоминанием обо мне. Открой его, когда мы уйдем, и тебе будет казаться, что мы рядом.
Софи кивнула.
На протяжении всей дороги домой она не переставала думать об этой встрече.



Провидению угодно было, чтобы решение своей трудной проблемы ей подсказал именно Карл. Теперь становилось ясно, что никакая ссора не решается словом, она решается делом, а для этого папа не вправе удерживать маму на пути к ее мечте.
* * *
София настолько живо представила себе будущее счастье, которое пока существовало лишь в ее фантазиях, что признаться была разочарована серым и хмурым настоящим ее дома. Но она не унывала, ведь надо было только дождаться, когда придет папа с работы, поговорить с ним, и возможно конфликт его с мамой исчерпал бы себя.
Весь вечер она не сводила глаз с часов, желая разом покончить с глупым конфликтом, но мистер О’Доннел все не приезжал. Софи с гордостью посмотрела на книжную полку, где ровно, как по линейке, выстроились ее учебники, теперь можно считать ее домашнее задание выполненным.



Внизу щелкнул дверной замок. Услышав, что приехал папа, Софи мгновенно спустилась в холл.


----


- Тише, а то упадешь, - заботливо наставлял ее отец.
- Мне надо с тобой поговорить по одному важному делу, - быстро шепнула она ему на ухо.
- Хорошо, но сначала дай мне несколько минут, - сказал он, а потом добавил. – Приготовь в нашей спальне новое мамино платье, которое мы с тобой выбрали для нее недавно.
- Уже сделано! – выкрикнула Софи и, резво подпрыгивая, удалилась в родительскую спальню.
Питер О’Доннел же прошел в столовую, где Генриетта накрывала ужин.



- Может, я помогу тебе? – немного сбивчиво предложил он.
Она лишь молча посмотрела на него и сказала с ухмылкой:
- Сиди, ты же у нас звезда бизнеса.
- Ты не забыла, какой сегодня день? – Питер вел беседу, как художник делает набросок своей картины, четко и непременно образно, чтобы всякий потом мог увидеть замысел произведения. – Мы с Софи сделали тебе сюрприз. Сходи в спальню.
- …с Софи, - тихо повторила недоумевающая Хетти и последовала в комнату.
Там действительно ее ждал сюрприз – великолепное белоснежное платье, которое недавно она видела на какой-то витрине.
Значит, Он заметил, что оно ей понравилось, и Она не безразлична Ему! Но что такое платье по сравнению с ее извечной мечтой? Неужели ее судьба быть всего лишь красивой куклой в бархате и шелках, в то время как она желает большего – пленять людей искусством, приковывать их взгляды к сцене и любить театр так, как любит его она?!



- А тебе действительно идет это платье! – воскликнул Питер, вошедший в комнату, когда Хетти поправляла складки своего сногсшибательного наряда перед зеркалом. – Знаешь, я встретил сегодня своего университетского друга детства. Он собирается снимать кино и никак не может найти актрису на роль главной героини. Я показал ему твою фотографию, которую всегда ношу с собой, и он согласился взять тебя в труппу.
- Правда? – не верилось Генриетте.
- Конечно, - подтвердил улыбающийся Питер. – Отныне ты - актриса! А дети уже не настолько малы, чтобы тебе необходимо было сидеть дома.
И не было в душе Хетти большей радости и легкости, чем сегодня, ведь разом исполнилась ее мечта, любимый и заботливый муж находился рядом и смотрел не на нее, а в одну с ней сторону!



Софи, которая не успела вовремя уйти из комнаты, теперь могла выйти из-за шкафа. Спокойствие отныне в их доме не будет нарушено. Когда она оказалась в своей комнате наедине сама с собой, то наконец смогла вскрыть конверт Карла. Там лежала красивая открытка в виде сердца с двумя голубками.
- Как мило и трогательно, - подумала она, впервые придавшая такое значение маленькой открытке, в которой твердая рука под диктовку маленького Карла начертала следующие слова, оставшиеся в памяти девочки на всю жизнь:

Легенда старая жива,
И верю, что неоспорима.
Такая сказка нам нужна,
Чтоб раз в году, в день Валентина
Признаться мог в любви тебе:
Тебя нет лучше на Земле!

[Донна Анна]

Участник №2 «Дружба-любовь»

- Да-да, мамочка… Всё просто здорово… Да, я нашла дом… Он очень мил, спасибо… Сосед?... Нет, не видела… Да-да, я обязательно позвоню… Всё, пока!
Мать Яны Соловьёвой очень беспокоилась о своей дочери. Впервые в чужом городе, без друзей и родных. Не смотря на то, что девушка уже окончила университет и даже работала в крупной фирме, её родительница не собиралась надолго терять её из виду. Поэтому телефон в руках Яна нагрелся – через него прошло около сотни вопросов.
Яна работала менеджером по продажам и её перевели в главный офис компании в столице. Её заботливая мать подыскала для неё дом на окраине, дешёвый и удобный. Он был весьма уютный, но всё же дешёвый. На одном этаже размещались кухня-столовая, переходящая в гостиную, ванная и две маленькие комнаты для квартирантов. В одну из них, явно предназначенную для девушек, Яна занесла свои чемоданы. Хозяин дома имел смутные представления о современной девушке. Комната была вся розовая, в рюшечках, бантиках, кружевах. Это очень раздражало командированную особу. Вторая комната была уж слишком простой. Серые стены, на проверку оказавшиеся неокрашенными, жесткая кровать, невзрачные стол, стул и шкаф. Это и послужило причиной тому, что большую часть свободного пространства в соседней комнате занимали внушительные чемоданы, полные нужных и не очень вещей.
Соловьёва осмотрела другие комнаты, порадовалась горячей воде и незамедлительно решила принять ванну с душистыми маслами. Пока пожелтевшая керамическая посудина наполнялась водой, девушка успела разложить один из своих чемоданов. Как ни странно, вся одежда, в нём содержавшаяся, поместилась в один шкаф. Яна с наслаждением погрузилась в воду, пахнувшую апельсинами и немного морем.



Вскоре аромат моря исчез. Вздохнув, девушка вытащила пробку, и вода с тихим гудением ушла. Яна оделась и вышла из наполненной паром ванной комнаты. По ошибке она вошла в соседскую комнату и, погружённая в мысли, рухнула в кровать.
- Я, кажется, занял не ту комнату.
- Что?!
Девушка мигом вскочила и огляделась. На маленьком пятачке между шкафом и письменным столом стоял молодой человек. Лохматый, в очках, он показался Яне смешным.



- Ох, извини, пожалуйста. Я и не заметила, что вошла не в ту комнату. Я Яна Соловьёва. А ты – мой сосед?
- Да, - ответил парень. – Меня зовут Михаил Шатунов.
- Очень приятно, - улыбнулась Яна. - Ты тоже работаешь в нашей компании?
- Да, я буду веб-дизайнером официального сайта.
- Хорошая работа, можно даже дома сидеть. А моя требует ежедневного бдения на рабочем месте.
Некоторое время они помолчали, смотря в разные стороны.
- Ты располагайся, - начала Яна. – Будешь обедать?
- А ты умеешь готовить?
- Ну, можно сказать, что да.
- Тогда буду.
Яна очаровательно улыбнулась и вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь.
Холодильник был не совершенно пуст. Похоже, миссис Соловьёва настояла на том, чтобы в нём хоть что-то было. Помимо жухлых овощей и высохших колбасы и сыра, девушка обнаружила замороженное тесто. Через полчаса на столе дымилась ароматная пицца.
- Миша! – крикнула Яна, потом осеклась и поправилась: - Михаил! Обед готов!
- Ничего, ты можешь звать меня Мишей.
Девушка вздрогнула и увидела молодого человека, сидящего за столом.
- Ты так тихо ходишь!
- Извини. Чудесная пицца!
- Спасибо!
Съев первый кусок, Михаил снова заговорил:
- Честно говоря, я не ожидал, что буду жить по соседству с девушкой.
Яна вопросительно приподняла брови.
- Менеджер по продажам… По-моему, сложная работа. Для женщины.
- Ты и вправду так думаешь?
- Да. Вообще, я думал, что увижу клерка в мятом костюме и с охапкой бумаг под мышкой. А тут…
Он остановился, и Яна спросила:
- А что тут?
- А тут ко мне в комнату врывается девушка с мокрыми волосами.
Они засмеялись и вместе встали. Михаил вызвался мыть посуду, и Яна уступила. «Посмотрим, какой от него толк», - мелькнуло у неё в голове. Пока парень старательно тёр тарелки и чашки, девушка наблюдала за ним.



- Что-то не так? – удивился Михаил.
- Нет, извини. Просто уж очень необычное явление – мужчина, моющий посуду.
Парень пожал плечами и закрыл воду.
- Чем ты собираешься заняться сейчас?
- О, ты видел, наверное, гору вещей в моей комнате. Ими и займусь.
- Ты не заметила, что между шкафами нет стенки? – вдруг сказал Миша. – В моём сейчас твоя одежда.
Яна густо покраснела. Как раз на уровне глаз, а они были одного роста, лежало нижнее бельё.
- Я… я…, - замялась девушка и рассмеялась.
- Ничего, мне достаточно комода. Ты можешь их оставить.
- Спасибо.
Михаил ушёл в свою комнату, а Яна смотрела ему вслед.
- Смешной, - подумала она вслух.


Через несколько месяцев…

-Нет-нет-нет!
Яна пнула несчастный стул.



- Да как ты смел сломаться?! – прошипела она компьютеру.
В её кабинете появился лёгкий запах тлеющих проводов. В процессоре что-то зашипело, вылетело несколько искр, и наступила гробовая тишина.
- Ох уж эти консервные банки! Катя, - сказала она в коммутатор. – Соедини меня с отделом программирования.
Через несколько секунд зазвонил телефон. Яна сняла трубку. Она не успела открыть рот, когда на том конце провода заговорили:
- Я вас слушаю.
Ледяной голос по капле, как холодная вода, затекал в уши. Рука, державшая трубку, похолодела, и кровь отхлынула от лица. Посреди июля девушка почувствовала озноб как зимой.
- М-Миша? – робко спросила она.
- А, это ты, Яна! Рад тебя слышать, - развеселился программист, изменив голос. – Неужели у тебя есть вопросы?
- Что с твоим голосом? Он такой холодный.
- Это я распугиваю взбалмошных девиц из других отделов. Они либо хотят пригласить меня куда-то, либо бьются в истерике при виде пустого экрана. Что у тебя стряслось?
Яна вспомнила обиженный стул и покраснела.
- Мой компьютер совсем выключился. От него пахнет гарью.
- Ты опять делала сразу десять дел? Я тебя предупреждал, что компьютер не вынесет твоих цезарских привычек.
- Да-да, - ответила девушка. Может, ты поднимешься, посмотришь? – Посмотрев на часы, она добавила: - Сейчас обеденный перерыв… Давай попьём чаю.
- Уже иду!
Яна положила трубку и, как будто только что почувствовав запах гари, открыла окно. Она только-только поставила чайник, когда вошёл Миша. Он принюхался и присвистнул.
- Да, это серьёзно, - с усмешкой сказал парень. – Ну-с, давай чинить.
Михаил бережно вытащил процессор из-под стола и отсоединил все провода. Открыл крышку, поковырялся и вытащил расплавившуюся видеокарту.
- Красота! – сказал он, глядя на кусок пластика. – Высокое техническое искусство. Будь спокойна, всё файлы сохранились. Я принесу тебе новую видеокарту.
- Спасибо! – ответила Яна, всё это время стоявшая у окна, глядя на программиста. – Теперь чай.
Девушка выкатила столик, поставила его перед диваном и выстроила на нём в ряд конфетницу, пирожницу и маленькую фарфоровую сахарницу.
- Прямо как дома! – воскликнул Миша, глядя на стол.
- Спасибо. Садись.
Они пили обжигающий чай в тишине, обычной для их совместных обедов и чаепитий.



- Ну что ж, я пошёл, - сказал Миша, вставая. – Впрочем, я скоро вернусь.
- Постой, Миш, - девушка поднялась вслед за ним. – Спасибо тебе за всё.
- За что? – удивился парень. Он шагнул к Яне и заглянул в тёмно-синие глаза.
- Главным образом за то, что ты меня поддержал в этом новом городе, в новой жизни… Спасибо.
- Да пожалуйста.
Миша неловко обнял девушку и прижал к себе.



- И тебе спасибо. Я не чувствовал себя одиноким последние несколько месяцев.
Яна провела рукой по его спине и запустила пальцы в спутанные волосы Миши.
- Может, пострижёшься?
- Нет.
Она подёргала его волосы и засмеялась. Миша подхватил девушку на руки и закружил по комнате. Потом, осторожно опустив её на диван, сказал:
- Пока! Увидимся дома.
- Пока, - ответила Яна.
- Смешной, - добавила она, когда парень вышел за дверь.

[Донна Анна]

Участник №2 «Дружба-любовь» - окончание

Прошло ещё неопределённое количество месяцев…

Машина Миши стояла и дымилась посреди восьмиполосной магистрали, ведущей к аэропорту. Парень выскочил из автомобиля, когда в салоне запахло гарью, а ключи оставил внутри. Как только дверь закрылась, «девятка» заблокировался. Теперь Миша нервно колотил пальцами по горячему капоту, и ждал помощи. Он задыхался от копоти над перегруженной дорогой, а голова начинала гудеть от постоянного шума. Миша бросился к пассажирской двери, когда на переднем кресле засветился телефон. Он повертелся волчком около минуты и успокоился.
Ему срочно надо быть в аэропорте! Если он опоздает… Всё, конечная станция! Сейчас решается его судьба, происходят события, которые определят всю его жизнь! А он стоит тут, ждёт чуда. Какой кошмар!
Чудо пришло. Добрая душа остановилась рядом с Мишей и предложила набор отмычек. Руки парня тряслись и хозяин «ключей» помог ему. Бросив жалкое спасибо, Миша прыгнул в машину и унёсся в сторону аэропорта.
В огромном здании всё гудело, шумело. Женский голос то и дело объявлял о посадке в самолёт, летевший в Париж. Миша хотел прислушаться, чтобы узнать, к какому терминалу ему бежать, но суета аэровокзала не пропускала именно тех слов, которые хотел услышать парень. Он бросился к огромному табло и в тысяче светящихся значков разглядел нужный рейс. К несчастью, нужный терминал был очень далеко. Миша побежал, побежал изо всех сил, спотыкаясь, сбивая дыхание, наталкиваясь на людей. Несколько раз он врезался в тележки с багажом, в тяжёлые погрузочные машины.
Он заметил Яну, уже проходившую паспортный контроль. В отчаянии он крикнул её имя. Яна тут же обернулась и посмотрела на бывшего соседа грустными глазами брошенной собаки.
- Яна! – снова крикнул Миша, задыхаясь. – Неужели ты хочешь уехать? Что в этом Париже? Главный офис компании здесь! Тебе ведь это нужно, да?
- Миша, я… Я просто устала от тебя.
- Что я такого сделал?! – удивился парень. – Мы идеальные соседи!
- Соседи… Миша, мне это надоело.
- Ты бы могла переехать в другой дом, или я переехал бы. Яна, пожалуйста, останься!
- Зачем? Чтобы дальше дружить с тобой? Мне хочется любить тебя! – отчаянно добавила Яна.
- Яна, крошка… Почему ты не сказала мне этого раньше? Пока я ехал сюда и жарился под солнцем, я понял, почему я бегу. Ты ведь тоже это понимаешь!
- Мне всё понятно… Прощай, Миша.
- Постой, Яна, остановись!
- Нет, прощай.
Девушка тяжело повернулась и сделала несколько шагов. Тут её колени подогнулись, и Яна рухнула на пол.
- Яна!
С криком Миша подбежал к девушке и встал рядом на колени.



- Скорее! Вызовите скорую!
Скорую так и не вызвали, а Яну перенесли в медпункт. Дежурный врач осмотрел её и заключил:
- С девушкой всё в порядке, обыкновенное переутомление, - доктор помолчал и вдруг спросил: - Кем вы ей приходитесь?
- Близкий друг, - всё больше волнуясь, ответил Миша.
- Отлично! Сейчас я сделаю ей укол…
Яна зашевелилась на диване, и Миша бросился к ней.
- Янни, моя маленькая Янни!
- Миша… Уйди, я улетаю в Париж.
- Нет, мисс, в таком состоянии я не пущу вас на борт самолёта. Тем более что ваш рейс уже вылетел. Позвольте, я сделаю вам стимулирующий укол.
Яна покорно легла обратно и завернула рукав. Буквально через минуту она уснула.
- Это было успокоительное. Вы можете отвезти её домой, она не проснётся.
Миша поблагодарил врача и взял подругу на руки.



Как сокровище, он посадил её в машину и осторожно повёз в город. Дома он уложил её в кровать и накрыл одеялом. Выключив свет, он вышел, прикрыв дверь. Миша заварил себе кофе и сел с блокнотом посреди гостиной, чтобы записать в недоступный никому дневник: «По-моему, это конец. Не знаю, правда, чего конец. Это какой-то блокбастер. Такого не бывает в жизни. Если это сон, дайте мне досмотреть его до конца».



Ставя точку, ручка проткнула страницу.
- Вот и конец, - вздохнул Миша.
- Это начало, - поправили его.
Яна, закутанная в одеяло, села рядом.
- Я надеюсь, что это начало, - добавила она. – Прости меня.
Миша отложил тетрадь и прижал девушку к себе. Получилось так неловко, что Яна со смехом сказала:
- Смешной!..

[Донна Анна]

Участник №3 «Сказка о красавице с лунными волосами, молодом султане Надире и его прелестных женах»



Рассказывают, что в давние времена в одной чудесной стране правил султан по имени Надир, прекрасный, как молодой месяц и мудрый, как десять тысяч звездочетов.

Дни и ночи проводил он в своем роскошном дворце в окружении милых жен, из которых одна была краше другой. Молва о богатом серале Надира шла по всему Востоку, ибо красавиц для него привозили со всего света. Были в его гареме и уроженка страны, над которой просыпается солнце; и дочь магараджи, щеголявшая вживленным в кожу лба алмазом величиной с ноготь большого пальца, и женщина из далекой южной земли, с черными, точно уголь, лицом и телом.

Но больше всех своих жен и наложниц любил султан двоих — статную бухарку Ясур и луноликую турчанку Лейлу.
Ясур была стройна, словно горная серна; восхитительно, точно гурия в раю, танцевала и часто услаждала взор господина своими плавными и грациозными движениями.

А Лейла была дивной певуньей, голос ее походил на журчащий ручей, и всякий, кому посчастливилось услыхать ее, говорил: «Верно, именно так поют райские птицы в саду Аллаха!»

Сердце Надира одинаково принадлежало обеим красавицам, но жены не были дружны и часто ссорились — завистливой Ясур всегда казалось, что султан любит веселую и беззаботную Лейлу сильнее, чаще дарит ей драгоценности и чаще проводит время в ее жарких объятиях.

Однажды ясным солнечным утром, когда Надир сидел на балконе и любовался чудесным садом, окружающим дворец, к нему вышла Фатима, его мать, и сказала:
— Сын мой, отчего ты так задумчив? Тебе подали еду, но ты не притронулся ни к лепешкам, ни к шербету, ни к фруктам. Скажи мне, о свет моей души, что тебя опечалило?
И отвечал ей султан:
— О мудрая Фатима, мы слыхали, что далеко на севере есть холодные страны, где живут люди, у которых кожа белее греческого мрамора, а волосы напоминают цветом золото. Много у нас прекрасных жен — но нет в нашем гареме красавицы, чье тело было бы бело, словно мрамор, а кудри уподобились бы солнечному или лунному свету...
Рассмеялась Фатима и проговорила:
— И это вся твоя печаль, о мой царственный сын? Ну, коли так, то твоей беде нетрудно помочь. Ты же знаешь, стоит тебе приказать — и твои верные нукеры добудут луну и звезды с неба, а не только новую наложницу!

[Донна Анна]

Участник №3 «Сказка о красавице с лунными волосами, молодом султане Надире и его прелестных женах» - продолжение
Надир послушался совета матери и объявил, что наградит своей милостью каждого, кто доставит во дворец женщину из северной страны, с белым, как мрамор, телом и волосами, подобными лунному свету.
Дни шли за днями, луна много раз успела родиться, состариться, умереть и вновь родиться, пока однажды на закате к султану, по приказу визиря, не привели двух пленников.

— Кто это? — удивленно спросил Надир.
Визирь поклонился до земли:
— О наидостойнейший из правителей, я привел к тебе ту, о которой ты мечтал!
— Но мы видим перед собой двух мужчин!
Визирь улыбнулся и со словами: «Соблаговоли, о светлейший, подождать одно лишь мгновение!» сдернул шляпу с головы одного из пленников. И все увидели, что по плечам у него заструились длинные чудесные волосы, цветом напоминавшие сияние полной луны.
— Так это женщина! — воскликнул молодой султан. — О, как она прекрасна! Но кто этот человек с ней, зачем он здесь? Он нам не нужен!
Белокурая красавица умоляюще сложила руки:
— О справедливейший царь, пощади моего брата, прошу тебя, не причиняй ему вреда! Если с ним что-то случится, клянусь, я умру!

Султан нахмурился, но потом чело его просветлело, и он улыбнулся:
— Будь по-твоему, о прелестница! Мы не можем отказать такой прекрасной женщине в ничтожной просьбе. Отведите мужчину в крепостную башню, а ты, о чаровница, отныне станешь украшением нашего гарема. Прикажите старухам, чтобы скорее приготовили ей ванну, переодели ее и умастили ее тело благовониями. Сегодня же ночью мы войдем к ней.


С тех пор в гареме поселилась печаль, словно черная грозовая туча нависла над цветущим благоухающим садом. Влюбленный султан посещал только похитившую его сердце белокурую красавицу, а остальные покинутые жены грустили в разлуке со своим царственным супругом. Прекрасное лицо Ясур сделалось темней ненастной ночи, а песни Лейлы напоминали не веселое щебетание утренних пташек, а плач ночной птицы. Вскоре певунья захворала и позвала Ясур:
— Сестра моя, мне что-то неможется, — слабым голосом попросила она. — Вели старухам, чтобы привели ко мне лекаря.

Пришел лекарь-евнух, осмотрел больную и покачал головой:
— Ты больна от любви, о луноликая Лейла. Несчастная, ты чахнешь от тоски по своему господину! Вот тебе склянка со снадобьем, но будь с ним осторожна — принимай не больше капли в день, иначе лекарство превратится в яд. Тот, кто выпьет сразу больше десяти капель, умрет!
Лекарь поставил склянку на столик и ушел, а Лейла заплакала и обняла Ясур:
— О сестра, за что Аллах так наказал нас? Нет теперь в мире женщин несчастнее, чем ты и я... Раньше мы с тобой ссорились, ревнуя господина друг к другу, но теперь он разлюбил нас обеих... О горе нам! Женщина с холодного севера, с волосами, сотканными из лунного света, навсегда поселилась в его сердце, и господин забыл нас. Я больна, и чувствую, что скоро умру, а эта женщина, получившая имя Мариам, станет здесь безраздельной владычицей и установит в серале свои порядки. Ох, как мне жаль тебя, как горько я буду плакать, глядя с небес, как ты страдаешь!

Прошла ночь, солнце выспалось, и наутро Ясур пришла к белокурой избраннице султана.

— Ты все сидишь здесь одна, не гуляешь по саду, не купаешься в бассейне, не разговариваешь ни с кем из нас, — сказала она. — Наверное, когда рядом нет господина, тебе очень скучно?
— Да, ты права, — вздохнула красавица с лунными волосами. — Я так одинока, мне не с кем поговорить. И я тоскую по своей родине и по своему... брату.
— Мне жаль тебя, — отвечала Ясур. — Но, быть может, если ты поговоришь со мной, тебе станет веселее? Расскажи мне о себе, Мариам!
— Ах, моя добрая подруга, я буду рада поговорить с тобой. Здесь все называют меня Мариам, но знай, мое имя Мария, я родилась и выросла очень далеко отсюда. Мой отец богат и знатен, и он нашел мне такого же жениха — богатого, знатного... и старого, еще старше, чем он сам. Но я не захотела выходить за него замуж, потому что давно любила другого. Марк, мой возлюбленный принадлежит к старинному роду, но он беден, и моя семья никогда не согласилась бы на наш брак. Тогда мы с Марком решились бежать в другую страну. Я переоделась мужчиной и спустилась к нему с балкона. Мы поехали в порт и сели на корабль, но когда плыли по морю, на нас напали пираты и взяли нас в плен. Вскоре мы оказались в вашей стране и пробыли здесь много месяцев, я даже успела выучить ваш язык. Не буду утомлять тебя длинным рассказом о наших мытарствах, скажу только, что нам обоим пришлось очень тяжело. К счастью, я быстро поняла, что моя красота очень ценится, и научилась этим пользоваться. Как только кто-то собирался обидеть Марка, я тут же говорила, что покончу с собой, если с ним что-то случится. И это всегда помогало.

[Донна Анна]

Участник №3 «Сказка о красавице с лунными волосами, молодом султане Надире и его прелестных женах» - окончание

— Выходит, тот прекрасный юноша, что заточен в башне, не брат тебе? — воскликнула бухарка Ясур.
— Да, это так, я открыла тебе свою тайну... Его зовут Марк, и это мой возлюбленный.
— Какая удивительная история, — покачала головой Ясур. — Представляю, сколько тебе пришлось пережить... Однако становится жарко, хочется пить. Я прикажу старухе, чтобы она принесла нам шербет.
Ясур хлопнула в ладоши, и тотчас в дверях появилась старуха, поставила поднос на столик и вышла, повинуясь жесту своей госпожи. Смуглые руки бухарки сами налили шербет в чашу и подали ее Марии. Та с благодарностью приняла напиток, осушила чашу... и вдруг прекрасное лицо ее перекосилось — точно по воде побежали круги от брошенного камня.
— О Боже, что это?! Как мне плохо, как больно!
И лунноволосая северянка схватилась за живот. Тело ее свело судорогой, и она без чувств повалилась на пол.
Лицо Ясур на миг озарила торжествующая улыбка,

но тут послышались голоса, и в комнату вбежали старухи-прислужницы и несколько жен султана. Поднялся переполох, спешно послали за лекарем. Тот взял безжизненную руку Марии, пощупал пульс, зацокал языком и покачал головой:
— Плохо дело... Любимая жена султана мертва.
Приподняв веко несчастной, осмотрел глазные яблоки и добавил:
— Мариам не просто умела, она отравлена!
Он огляделся по сторонам, увидел кувшин с шербетом, понюхал напиток и воскликнул:
— Так и есть! Мариам отравили тем лекарством, что я давал Лейле! — и торопливо вылил содержимое кувшина.
— Как раз сегодня утром я заметила, что склянка пропала! — всплеснула руками турчанка, которая тоже прибежала на шум. — Но кто же украл у меня лекарство, чтобы воспользоваться им, как ядом?
— Мы тотчас же это узнаем! — раздался грозный голос. Все обернулись и увидели, что в дверях стоит побледневший от гнева султан.

— Господин, господин... — зашептались женщины, а Надир сурово продолжал: — Немедленно обыщите все комнаты! И клянусь Аллахом — та, у кого найдут яд, пожалеет, что родилась на свет!
Старухи торопливо кинулись исполнять приказание, и вскоре раздался крик: «Вот она, вот та самая склянка!» Голос прислужницы звучал из комнаты Ясур.
В гневе султан был похож на разъяренного льва. Напрасно танцовщица из Бухары пала к нему в ноги и лежала ниц, моля о прощении — пощады ей не было. Песок не истек и четвери часа, как прибыл палач, и голова прекрасной Ясур скатилась с ее статных точеных плеч.
Остальные жены, испуганные и дрожащие, поспешили исчезнуть с глаз долой, и только луноликая Лейла осмелилась приблизиться к Надиру:
— О господин, ты безутешен... Дивная роза, сорванная безжалостной рукой, погибла во цвете своей красоты, и соловей твоего сердца роняет теперь горькие слезы... Но Мариам мертва, и единственное, что можно сейчас сделать для нее — это похоронить по обычаю ее страны. Вели, чтобы как можно скорее сделали деревянный ящик, а я сама прослежу, чтобы старухи честь по чести подготовили лунноволосую красавицу в ее последний путь.

Убитый горем султан до самых звезд простоял у окна, глядя как могильщики закапывают под его любимым кипарисом ящик с телом той, что пленила его сердце. Как похоронили коварную Ясур, он даже не поинтересовался. И только когда на свежую могилу была брошена последняя горсть земли, Надир отошел от окна и отправился по длинным коридорам в свой гарем. Прекрасная Лейла ожидала его. Надир раскрыл объятия:
— О моя милая певунья, как тяжело у нас на сердце! — воскликнул он. — Утешь же нас поскорее!

Когда взошло солнце, луноликая Лейла проводила царственного возлюбленного, села к столику и с грустной улыбкой открыла свою шкатулку для драгоценностей. Совсем недавно она была полным-полна, ломилась от щедрых даров супруга: золота и серебра, бирюзы и изумрудов, рубинов и сапфиров. Теперь же в ней не осталось ни ожерелий, ни браслетов, ни колец, ни серег, ни монет — только одна нитка жемчуга, самый первый подарок Надира.
«Мне ничего не жаль, — прошептала певунья. — Любовь господина для меня дороже всех сокровищ мира!»
Послушались тихие шаги, и задумавшаяся Лейла даже вздрогнула, увидев перед собой мать султана.
— О мудрая Фатима, я не слышала, как ты подошла...

Старая женщина пристально поглядела на нее:
— А ведь ты сама все это устроила, Лейла, — промолвила она. — Это ты внушила Ясур мысль отравить Мариам! Ты знала, что у твоей соперницы-бухарки черное сердце, и постоянно нашептывала ей в уши свои змеиные речи. Ты притворилась, что заболела, налгала ей, что умираешь, только для того, чтобы она узнала от лекаря про яд! Ну? Что же ты молчишь?
И Лейла низко поклонилась свекрови:
— О Фатима, ты очень мудрая женщина, недаром ты носишь имя жены Пророка, да будут они оба благословенны во веки веков! Ты о многом догадалась, но если ты захочешь выдать меня, то не сможешь ничего доказать.
И Фатима нахмурилась, а потом вдруг улыбнулась:
— Не бойся, дитя мое. Я не выдам тебя. Но теперь я смогу умереть спокойно, зная, что сын мой остается в надежных руках. Рядом с ним будет женщина, которая оказалась столь хитроумной, что сумела одним ловким планом устранить сразу двух соперниц.

Меж тем в это самое время по пустыне, среди бескрайних барханов, ехали два всадника. И когда солнце уже высоко взошло над горизонтом, один из них взмолился:
— Послушай, мы едем уже слишком долго! Давай остановимся, дадим отдых лошадям, а ты наконец-то все мне расскажешь, а то я умираю от любопытства!
Они спешились, присели отдохнуть, и его спутница отвечала:
— Изволь. Мне очень тяжело жилось в гареме, в разлуке с тобой... Но у меня появилась тайная подруга, которая обещала, что поможет нам бежать, если я буду хранить все в секрете. Недавно она сказала, что одна из жен султана задумала убить меня, и научила, что делать. По ее приказанию старуха подменила отравленный шербет безвредным, я выпила его и сделала вид, что умираю. Моя подруга подкупила и лекаря, и старух-прислужниц, и могильщиков, и стражников. Первый подтвердил, что я умерла, вторые во всем нам помогали, третьи закопали в землю пустой гроб, а четвертые выпустили тебя из башни, помогли нам выбраться из дворца и привели в условное место лошадей. Посмотри, она даже дала мне с собой золото! И теперь, если мы и дальше будем ехать на запад, по солнцу, то к вечеру достигнем берега моря, где сможем сесть на корабль. Мы с тобой уплывем туда, куда стремились, поселимся, как и мечтали, в доме у реки, и наконец-то будем счастливы!

[Донна Анна]

Участник №4 «Фарфоровое счастье»

Так больно видеть твои слёзы.
Находиться в полушаге от тебя, чувствовать тепло твоего сбивчивого дыхания и видеть слёзы.
Не надо, пожалуйста. Ты же сильный.
Ты отворачиваешься от меня, словно чувствуя, что я тебя осуждаю.
О, как ты проклинаешь меня за это, милый.
Ведь я же не имею на это права, как не имею права коснуться твоих волос, успокоить и утешить.





Я появилась в этом доме, когда тебе было девятнадцать.
Незавидная участь - простоять всю жизнь на каминной полке, заваленной ненужными бумагами и забытыми фотографиями. Твоя мать купила меня от нечего делать а дешевом супермаркете, вытащив из стройного ряда таких же, как я. Продавщица Люси тогда долго ругалась, создавая идеальный порядок на нашей полке, когда от меня осталось лишь пустое место. Знаешь, там я, кажется, простояла целую вечность в ряду одинаковых подруг. Почему-то мы никогда не пользовались спросом.



Она хотела подарить меня на день рождения одной из своих безмозглых подружек-бухгалтерш, толпы которых с завидной периодичностью бегали по гостиной, когда вы с отцом отсутствовали дома.
Я уже почти смирилась со своей участью подарка в нарядной обертке, когда ты поднял на уши весь дом, заявившись домой утром, источая на много метров вокруг сильнейший аромат перегара. Твоя мать тогда так и не пошла на день рождения к подруге, ты знаешь об этом ...? В тот день она оставила меня на своём столике и исчезла на несколько часов в дешевом баре. Потом я слышала, как она пересказывала это неко Амелии по телефону...
И, спустя пару дней после того случая, я оказалась в гостиной по воле твоего отчима, которого мое присутствия в спальне раздражало.

Тогда мы впервые познакомились, помнишь? Ты рассматривал новую безделушку, сидя в кресле напротив камина, и отпускал обидные комментарии в мою сторону. Знаешь, в магазине я слышала про себя много гадостей, но в тот день мне впервые стало обидно. Я сама не знаю почему, но тогда ты умудрился впервые задеть мою гордость, мальчик.



А я впервые невольно залюбовалась тобой.


Ты приходил домой, окидывал меня равнодушным взглядом и исчезал в своей комнате, уголок двери которой был мне чуть виден с моего постамента.

Однажды ты пришел не один, когда родители уехали к друзьям на вечеринку. Я равнодушно рассматривала курносую блондинку, появившуюся в дверном проеме вслед за тобой. Девочка ревниво цеплялась за твою руку, прижимаясь к тебе с заискивающей улыбкой.



Вы сидели на диване возле камина, пили шампанское и разговаривали о непонятных глупостях. А вскоре оба исчезли в твоей комнате, когда за окнами окончательно стемнело.



Любопытство разбирало тогда меня на части. Я не знаю, водил ли ты к себе кого-нибудь до моего появления, но при мне эта девочка была первой.


На следующий день ты был счастливейшим из смертных, мальчик.

Один раз - зимой, помнишь? - ты задержался вечером возле камина, читая одну из книжек из Большого шкафа. Полумрак убаюкивал и я уже почти засыпала, когда вдруг услышала твой голос. Я окинула взглядом комнату, мне даже стало интересно с кем ты разговариваешь и кто не спит в такой поздний час. Но гостиная была пуста. А ты говорил и говорил, говорил о том, как устал от своих родителей и однообразия жизни, о том, как раздражает тебя ограниченность твоих друзей и какая хорошая Надин, но как порой с ней бывает сложно....Внезапно ты осекся и посмотрел на меня. Махнул рукой и рассмеялся.
Знаешь, я даже не сразу поняла, что ты говорил тогда со мной. И впервые в моей короткой фарфоровой жизни мне стало до боли обидно, что ты никогда не услышишь моего ответа.



С тех пор, с того далекого зимнего вечера, что-то переменилось в моей маленькой кукольной жизни.

Ты никогда больше не разговаривал со мной, наверное, с презрением к самому себе вспоминая ту ночную слабость.
Когда смотрел в мою сторону - в твоих глазах было слепое безразличие. А я удивлялась их красоте и искала в их омуте осколки твоей улыбки.


Однажды ты пришел домой позже обычного и уселся у камина, вооружившись бутылкой брэнди. Внутри у меня вдруг образовалась огромная пропасть, хотя я ещё ничего не понимала. Ты напивался, опрокидывая в себя стакан за стаканом, а я с болью в душе гадала о том, что могло случиться с тобой.
Знаешь, в тот день я осознала, насколько привыкла к тебе и сколь много ты стал для меня значить. Каждый мой день в ту пору начинался с того, что я ждала твоего появления в гостиной, а заканчивался, когда ты поднимался по лестнице и щелкал замок на двери твоей комнаты.

Внезапно ты бросил наполовину пустой стакан на пол и, подбежав совсем близко, ожесточенно смел всё, что стояло на моей полке. А затем, облокотоившись на неё, разрыдался.
Я лежала на лакированном паркете и не чувствовала боли в руке, хотя по ней прошла широкая трещина. Твоя мать прибежала на шум, но ты уже взял себя в руки и только сжатые кулаки выдавали твоё состояние.





Тогда ты впервые взял меня на руки. Я простила тебе и брэнди и истерику, и трещину на руке, боль от которой постепенно начала заполнять меня целиком, не оставляя места для мыслей и рассуждений. Последнее, что я ясно помню - ты отнес меня к себе в комнату и оставил лежать на столе, а сам неторопливо вышел куда-то...
Всё, что отпечаталось в моем сознании после этого - болезненное, тяжелое утро, которое я встречала, стоя на полке в твоей комнате. Рука нестерпимо ныла, но уродливая трещина была аккуратно замазана и замаскирована лаком и краской. Если бы я умела плакать - мне было бы трудно сдержать слезы.



Так осуществилась моя мечта, я наконец-то видела тебя больше получаса в день, была свидетелем твоих пробуждений и видела, как ты ложился спать. Я мысленно желала тебе приятных снов и удачного дня, а ночами слушала твоё дыхание, любуясь умиротворенным выражением лица. О, за это я готова была простить тебе что угодно!


Но с того дня ты сильно изменился. Ты поздно приходил домой и почти всегда был пьян, часто не ходил на учебу, оставаясь бесцельно валяться на кровати до самого вечера, когда уходил к друзьям снова накачиваться алкоголем.
Я не могла понять, в чем причина таких перемен в тебе, мне с каждым днем становилось больнее смотреть на тебя, а ты день ото дня продолжал убивать меня своим поведением...
Но однажды ночью, вместо того, чтобы заснуть после получаса беспокойной дремы на скомканной постели, ты сел за стол и начал остервенело писать, исписывая одну страницу за другой. Затем перечитал и, швырнув тетрадь на пол, упал на кровать. А потом, выкурив прямо в комнате несколько сигарет подряд, отключился, забывшись болезненным сном.

[Донна Анна]

Участник №4 «Фарфоровое счастье» - окончание

В магазине мы учились читать на висящих вокруг ценниках, учились нехотя и от нечего делать. Но что-то отложилось в моей голове, а потому я изо всех сил пыталась разобрать с высоты своей полки написанное тобой на бумаге. О, сколько сил ушло на то, чтобы научиться понимать твои неразборчивые буквы, но к утру я смогла разобрать несколько предложений и мне стало ещё больнее.

Ты писал, что она ушла от тебя, ушла, когда была так нужна, когда была необходима, когда ты не мог представить без неё завтрашний день, когда каждую секунду мечтал провести только рядом с ней. Ушла к какому-то продавцу хот-догов из детского парка, ушла без объяснения причин, ушла внезапно и навсегда.

Бедный мой мальчик, как мне стало жаль тебя тогда. Как захотелось рассказать тебе, что ничто в мире не вечно, что девушки приходят и уходят. Но я могла лишь с грустью взирать на тебя со своего места, когда мое сердце разрывалось от любви и невыносимых страданий.



Мне было больно смотреть на тебя каждый день, видя как ты угасаешь на моих глазах.
А однажды утром, когда после бессонной ночи наблюдений за тобой я дремала в лучах холодного осеннего солнца, в комнате появилась твоя мать. Она пришла протереть пыль, но внезапно упала в кресло у окна и разрыдалась. И снова я почувствовала что-то нехорошее, снова в груди у меня зашевелился невольный страх и смутные предчувствия.
Ты ворвался внезапно и ни с того ни с сего набросился на неё с криками и обвинениями. Всё, что ей оставалось, это покинуть комнату, оставив тебя одного.

Ты сидел в кресле, уставившись в пустое пространство перед тобой. Ни один мускул не дрогнул на твоем лице, когда ты внезапно заговорил, тихо и отрешенно. Я замерла в ожидании, казалось, мир вокруг больше не существует, есть только ты, уставший, разбитый, с покрасневшими от бессонницы глазами.



Тогда ты произнес самые страшные слова, какие я слышала за свою жизнь. Не было никакого сомнения, что ты говорил со мной, говорил глядя на меня своими красивыми, но пустыми и отрешенными глазами. Ты говорил о том, что серьезно болен и у врачей не осталось возможности оттягивать момент оглашения диагноза, потому как никаких сомнений у них уже не было. Тебе оставалось несколько лет, семь, восемь, при удачном исходе операции. Ты дрожал, судорожно захватывая воздух и нервно сжимая подлокотники кресла.

Мой мир разлетелся на миллионы маленьких осколков, больно впившихся в моё сердце.



Снова рассвет. Ты снова не спишь, сидя на смятой постели и перелистывая свой дневник. С ненавистью выдираешь страницы, комкая их и превращая в десятки маленьких рваных клочков бумаги.
За окном солнце взбирается на потускневший осенний небосклон, у кого-то начинается новый день.
В коридоре слышатся шаги твоих родителей, они переговариваются между собой, но никто не идет тебя будить. А ты сидишь и будто ждешь чего-то уничтожая остатки дневниковых записей.

Моя жизнь превратилась в муку, переносимую ради любви к тебе. Как тяжело знать, как тяжело видеть мне, что происходит с тобой. Пустота внутри, заполненная болью безысходности – вот мой удел.

Кто-то робко стучится в дверь, но ты не обращаешь внимания и стук замолкает.

Постепенно смолкают и шаги в доме, хлопает входная дверь и тишина заполняет пустые коридоры и комнаты. Ты сидишь пару минут и вдруг вскакиваешь с кровати, начинаешь судорожно искать что-то в ящиеке стола.

Что это..? Чего ты хочешь, мальчик?

На твоей ладони появляется горсть разноцветных кругляшков, по столу разбросаны разноколиберные коробки от таблеток.






Ты смотришь на меня со странно, торжествующей ухмылкой, а на лбу выступают капли пота.

Вдруг волна ужаса накатывает на меня, внезапно объясняя твои нелепые действия. Я хочу кричать от страха, схватить тебя за руку, надавать пощечин и заставить тебя опомниться.

Нет, любимый, ты не можешь этого сделать…Не можешь, ведь у тебя есть я…Ведь я же жила ради тебя, мальчик, ради того, чтобы видеть, как живешь ты…За что, за что ты хочешь так поступить со мной..?


Ты неровно дышишь и всё ещё медлишь, отвернувшись к окну

Ты не можешь уйти от меня, нет, ты не имеешь права оставлять меня в этом мире, его не существует без тебя, пойми же, зачем, зачем мне жизнь, если тебя в ней не будет?.

Повернись ко мне. Посмотри на меня. Посмотри, как мне больно. Посмотри же! Посм…





Он вздрогнул от звука разлетающегося на куски фарфора, рука дрогнула и разноцветные кружочки рассыпались по столу.

- Черт… – он обернулся, с дасадой рассматривая валяющиеся на полу зеленоватые осколки, всё, что осталось от красивой фарфоровой куклы.

Почти машинально он опустился на колени, собирая обломки изящной игрушки дрожащими ещё руками.

Вдруг тишину опустевшего дома разрезала пронзительная трель звонка. Осколки посыпались из его рук обратно на пол, он схватился за голову.
- Только этого не хватало…Кого там ещё принесло..?

Он замер, прислонившись к кровати, не спеша отправляться на встречу с незваными гостями. Но звонок настойчиво повторял свою отвратительную мелодию, гости явно не собирались так просто сдаваться.

Чертыхнувшись, он отправился вниз.

На крыльце переминалась с ноги на ногу хорошенька девушка, упорно тыкающая пальчиком в кнопку дверного звонка.

- Извините, если потревожила…Дело в том, что моя машина сломалась в паре десятков шагов отсюда, а телефон с прошлой ночи разряжен... – она смущенно улыбнулась, - в такое время хозяева либо спят, либо уже отправились на работу, а вас я случайно увидела в окне и хотела попросить разрешения воспользоваться вашим телефоном…

[Донна Анна]

Участник №5 «Морской бриз»
В рассказе использованы фрагменты из произведения Фредерика Бегбедера "Любовь живет три года".

- Эй, братишка, повтори…

Единственный посетитель вот уже в который раз за вечер отрывал Рэнди от футбольного матча просьбами повторить заказ.



Бармен нехотя отвернулся от телевизора, достал начатую бутылку скотча и плеснул в протянутый стакан. Взгляд его задержался на госте.



«Что забыл здесь этот парень? Судя по его виду, он может позволить себе места и получше, чем забегаловка «Джо»… видать, Porsche не завелся в такой холод, вот и топает пешком. А, да Бог с ним, у всех свои тараканы», - он протянул выпивку и хотел было вернуться к просмотру телевизора, но мужчина заговорил:

- Мы целовались неспешно, переплетая руки, под оранжевой луной, на пороге будущего…
- Вы это мне? – осведомился Рэнди.
- Мы были влюблены, - посетитель улыбнулся, предаваясь каким-то неведомым воспоминаниям, и сделал глоток, - такой страсти, такой нежности я никогда не испытывал… Она была горяча, как раскаленный песок, прекрасна, как огненный закат, - продолжал он, глядя куда-то сквозь бармена, словно того и вовсе не существовало.
- Эй, друг, с тобой все в порядке? – Рэнди немного взволновался и потрепал гостя за плечо.



- А? – в момент взгляд мужчины стал осмысленным, будто он стряхнул с себя сонное забытье.
- Вы сейчас разговаривали… - бармен почему-то смутился. Посетитель выглядел очень серьезным, даже немного строгим и уверенным в себе.
- Я? – он был искренне удивлен. Нахмурился, глянул в окно, что-то вспомнил и вновь улыбнулся.



От этой улыбки лицо его в миг изменилось, в глазах заиграли огоньки. Рэнди захотелось поговорить с ним, да что там, стать ему другом! – Возможно, возможно и сказал что-то, - продолжил гость, - наверное, вспомнил о ней…
- О ней? О ком?
- Альента, - прошептал посетитель, - братишка, налей-ка мне еще, да и себя не забудь.

Рэнди сначала хотел отказаться, напомнить, что он на работе, и пить с клиентами ему строго запрещено, но бросив беглый взгляд в окно, передумал.



Время было уже позднее, на улице бушевала февральская метель, и на новых посетителей он не рассчитывал. Придвинув стул, Рэн удобно расположился у стойки, разлил скотч по стаканам и приготовился слушать. Почему-то он был уверен, что человек, сидевший напротив, поведает ему какую-то невероятно увлекательную историю, интуиция не подвела его…

- Альента появилась в моей жизни совершенно внезапно, неожиданно, как гром средь ясного неба… - начал незнакомец. - Я бежал, бежал от проблем, от обязательств, от этого безумного города с его суматохой, вечно недовольными жителями, от серости, поглотившей все и вся.

Я устал. Начальство, работа, клиенты, постоянные заказы, надрывающийся мобильник – все стало доставать меня.

Порой мне начинало казаться, что я схожу с ума, что все это сумасшествие, этот бешеный ритм, в котором я живу, поглотят меня, сожрут без остатка, даже не поперхнувшись, - мужчина ухмыльнулся и сделал глоток. – Я решил уехать. Проснулся однажды утром от звука до боли надоевшего будильника и решил, что с меня хватит. Довольно. Я десять лет жил по расписанию – подъем, завтрак, спортзал, работа, дом.

Периодически между этими пятью пунктами вклинивались женщины, наркотики, вечеринки, какие-то поездки, церемонии и прочая ерунда. Я стремился вскарабкаться по карьерной лестнице вверх, где, как я думал, меня будет ждать богатство и возможность обзавестись семьей. Наивный дурак, мне и в голову не приходило, что создать семью намного сложнее, чем получить возможность открыть лицевой счет с личным обслуживанием в швейцарском банке. В то самое утро я это понял. Понял, что в свои тридцать семь я нищ, я беден духовно, я одинок.

Мой единственный друг погиб, испытывая судьбу, гоняя на мотоцикле по горным серпантинам Сен-Тропе, родители умерли, царство им небесное, любимой женщины у меня не было, да что там, не было даже любимой собаки. Когда я осознал это, мне стало страшно. Я встал, забросил в сумку самые необходимые вещи, документы и кредитки и поехал на вокзал. Что делать дальше, я не знал, но почему-то был уверен, что пойму это, доверился шестому чувству. Так и вышло, можешь мне не верить, но в билетной кассе я четко и совершенно осознано назвал место, куда хочу ехать, - мужчина посмотрел Рэнди прямо в глаза, от чего у того по коже побежали мурашки.

[Донна Анна]

Участник №5 «Морской бриз» - продолжение

– Может, какая-то неведомая сила вела меня? Да, сейчас это уже не важно… Одним словом, отправился я в Севилью. Море, солнце, горячий песок, что может быть лучше? Я отключил телефон, прекратил смотреть телевизор, читать новости, лишь изредка проверял электронную почту, но, обнаружив огромное количество новых сообщений, тут же отключал ноут. Я словно ожил, научился улыбаться, гулять, ходить пешком, готовил сам еду, понимаешь?

Попал в совершенно другой мир, и мне там нравилось. «Черт возьми, Алекс, ты оказался в раю, друг!» - твердил я себе каждое утро, просыпаясь от ворвавшегося в незапертое окно ветерка. Братишка, - мужчина, улыбаясь, посмотрел на Рэнди, который тут же подлил новую порцию скотча в бокалы, - из моего окна было видно море, ты понимаешь?

Ты понимаешь, какой ароматный это был ветер! По вечерам я бродил по набережной, наслаждаясь ритмами местных музыкантов, пил в барах коктейли или просто сидел на лавочке, под раскидистой пальмой, наблюдая за прохожими… пока однажды не встретил ее. Она появилась внезапно. Я сразу заметил эту женщину – прекрасная, независимая. Она шла, медленно покачивая бедрами, не обращая ни на кого внимания… шоколадная кожа, бирюзовые глаза, черные, как смоль, волосы… я не мог отвести от нее взгляд, так и сидел, открыв рот.

А она улыбнулась мне, ты представляешь? Мне?! – Алекс засмеялся и, почему-то шепотом, повторил, - улыбнулась именно мне.

Я знал это точно, был уверен! С того дня я стал приходить на набережную каждый вечер в одно и тоже время, ждал ее. Выискивал в толпе прохожих, надеялся еще хоть раз увидеть, поймать на себе взгляд. Мечтал, как она будет моей… Дни полетели. Просыпаясь, я начинал готовиться к вечеру, продумывал, что скажу, как буду себя вести, когда дождусь своего звездного часа. И вот он настал. Я совсем уже отчаялся: прошло несколько недель, возможно, даже месяц. Помню, начался жуткий ливень, я промок до нитки на своем посту и забежал в первый попавшийся бар, выпить чего-нибудь крепкого и согреться. Устроился за уединенным столиком и начал ждать, когда меня почтит вниманием официант.

Прошло минут десять, наверное, я начинал злиться, собрался уходить, как вдруг, ко мне подошла она. Она! Ты представляешь, братишка? Молча встала рядом и заглянула мне прямо в душу, смотрела своими прекрасными бирюзовыми глазами, а я и пальцем шевельнуть не мог, словно меня парализовало. Я чувствовал тепло ее тела, ее запах пьянил, разум мой помутился, в голове стали мелькать картины страсти…

Мне казалось, что вокруг нас, словно пыль, поднятая ветром, закружился какой-то сияющий рой. Он становился все плотнее и плотнее. Вот этот рой закружился в хороводе и образовал длинный туннель, уходящий куда-то ввысь. И словно какая-то сила подхватила меня, подняла в воздух и понесла вперед. Я едва не заорал, но тут кто-то ухватил меня за руку. Я оглянулся. Она стояла рядом. Ее взгляд был прикован ко мне, она улыбнулась, не отпуская мою руку: «Пойдем?» Я сглотнул комок, образовавшийся в горле, и кивнул. Сказать бы я вряд ли что-то смог. Она повела меня в другой бар, мы пили джин-кас и слушали, как плещется море в волнорезе, я не мог отвести от нее взгляд, любовался каждой ее черточкой, каждой ресничкой.

Альента была прекрасна, и мне захотелось быть с ней всегда! Мне показалось, что с ней моя жизнь никогда не будет серой и скучной, что с ней я буду постоянно улыбаться, буду счастливым просто оттого, что она останется рядом. Во мне проснулось неудержимое желание, чувства переполняли меня и, перегнувшись через стол, я прошептал: я люблю тебя… Она засмеялась, так звонко и так ласково, что я сам невольно заулыбался, а потом подхватил ее за руку, и мы отправились ко мне.

В ночи светились звезды. Я разжег свечи с ароматом пачули и ароматическую палочку с глупым названием «Страсть», Альента приготовила салат из авокадо с помидорами. Потрескивающий радиоприемник передавал старые записи фламенко. На стене между голубыми плитками прятались ящерицы. Сверчки вдруг разом заткнулись. Она села рядом со мной, улыбаясь от полноты чувств. Мы выпили розового вина, по две бутылки. Мне казалось, что небо, окрашенное красным маревом заката, свидетельствует о моем перерождении, а Альента – ангел, сошедший с небес, дабы спасти мое грешную душу, искупить грехи поцелуями...

Она коснулась моей руки, и меня бросило в жар. Я не мог больше сдерживаться, заключил ее в объятья, наши губы слились в поцелуе, таком страстном и таком желанном.

[Донна Анна]

Участник №5 «Морской бриз» - окончание

Мы были близки всю ночь, наши тела превратились в одно целое, я стал ею, а она – мной. В ту ночь я заснул самым счастливым человеком в мире, - мужчина замолчал, глядя в окно. В его глазах Рэнди заметил грусть и одиночество, по своим масштабам охватывающие всю вселенную, стеклянная слеза заблестела на щеке. – Повтори, друг, - гость протянул пустой бокал. Бармен спешно выполнил его просьбу, желая поскорее услышать продолжение истории, но человек, еще минуту назад казавшийся молодым и счастливым, не спешил с рассказом. Рэнди не выдержал:

- А что было дальше? Где она сейчас? – в ответ посетитель молча улыбнулся, залпом опустошил бокал и быстро отчеканил:
- Я не знаю. Я проснулся, мечтая покрыть ее лицо поцелуями, но Альенты не было. Я проверил ванную, кухню, сбегал на пляж – тщетно. Ужас и отчаяние стиснули мое сердце в железные тиски, хотелось кричать. Я лег на ее половину постели, уткнулся лицом в подушку, пропитанную ее запахом, я плакал… Мне казалось, что я лишился какой-то части себя. Я искал ее, перерыл всю Севилью – безрезультатно. Она исчезла, растворилась, оставив после себя лишь белый лотос, который накануне украшал ее прическу, на прикроватной тумбочке и запах, запах, который я не забуду никогда.

Иногда я улавливаю его в толпе, сердце тут же начинает биться в бешеном ритме, я судорожно оглядываюсь по сторонам, пытаясь найти ее, но… Альента была подарена мне Богом, она изменила меня, я уже не тот, что прежде, и исчезла. Миссия ее на этом была выполнена.
Рэнди погрустнел, на душе словно кошки заскребли. Ему стало безумно жаль своего гостя, захотелось что-то сказать, поддержать, но нужные слова никак не приходили на ум. Звякнул колокольчик, призванный отгонять злых духов, бармен содрогнулся и бросил быстрый взгляд на часы – почти двенадцать, кого еще принесло в такое время? Дверь распахнулась и в помещение ворвалась метель, обдав людей холодом.

Рэнди поежился, а его гость, казалось, ничего не заметил. Странно, ему показалось, что в воздухе запахло корицей и свежестью, как от морского бриза.

Отгоняя от себя глупые мысли, Рэн на минуту отвернулся, доставая с полки непочатый скотч, откупорил пробку и собирался уже разлить горячительную жидкость по стаканам и скорее продолжить обсуждение заинтересовавшей его истории, но так и застыл на месте с бутылкой в руках.

Посетитель исчез, растворился, лишь белый цветок лотоса лежал на его стуле, да золотистый песок поблескивал на полу в свете ламп.

Вновь зазвенели колокольчики, и где-то очень далеко раздался радостный, заливистый женский смех, вторил которому гулкий мужской...

[Донна Анна]

Участник №6 «L.M.N»

Мальчик, тощий, с выпирающими костями, растрепанными волосами и взглядом взрослого человека, сидел на длинной скамье, не дотягиваясь ногами до пола, и смотрел в пустоту. Он сразу бросился в глаза, хотя, казалось бы, ничем не отличался от остальных детей с практически такими же взглядами и тоже одетыми в однотонную форму католического детского приюта св. Бенедикта. По команде монашки дети встали и затянули утренею молитву.

Их голоса были монотонными, даже жуткими. Глядя на эти выстроившееся в ряды жалкие подобия настоящих детей, Джозефин внезапно поняла, что и пятьдесят, и сто лет назад в этой же церкви, в этих же формах такие же мрачные дети лишенными выражения голосами произносили те же самые слова. Времена менялись, менялись и лица, но все остальное здесь оставалось прежним.
Женщина поежилась, почувствовав себя неуютно не только в этой церкви, но и вообще в собственном теле. «Зачем я сюда приехала? – снова спросила она себя. – Лучше было не ввязываться в это вообще».
Хор голосов протянул заключительное «аминь», и маленькие жители приюта заняли свои места на длинных скамьях.
Взгляд Джозефин, бесцельно бродя по одинаковым для нее лицам, снова остановился на мальчике. Ничего особенного в нем не было.

Он ничем не был похож на Брайана, но почему-то вызывал у нее именно такие ассоциации.

***
Джозефин никогда толком не могла объяснить, что же заставило ее сделать это. Она не смогла бы ответить на этот вопрос в тот момент, когда одну за другой ставила свою подпись на многочисленных документах. Разрешения на что-то, подтверждения чего-то другого… всю неделю она провела, снова и снова изучая их, бегая по разным инстанциям, собирая подписи и печати каких-то чиновников сидящих в душных, тесных кабинетах. Тогда она тоже не смогла бы объяснить, что творит, равно как она не сможет разобраться с этим и спустя много лет.
На самом деле, причины были банальными, но, чтобы увидеть их, Джозефин надо было открыть глаза еще и на свои слабые стороны, а этого она не любила. Джозефин была действительно сильной женщиной, способной, как считала она сама, перестоять все. Она действительно перестаивала. Упрямо, усердно, последние годы делая это даже скорее назло непонятно кому, чем для самой себя.
Смерть матери, смерть отца, уход от нее мужчины, за которого она собиралась выйти, ссора с сестрой, все те проблемы, которые сваливаются на работающую мать-одиночку и, наконец, два года назад, смерть ее десятилетнего сына – все это Джозефин переносила все с большим и большим трудом, но переносила.
А все потому, что она была сильной, так она говорила себе снова и снова, и все это были просто мелочи жизни, те мелочи, с которыми просто приходится считаться, но совсем не обязательно давать им расстраивать себя. Совсем не обязательно, не обязательно… не обязательно…
Она говорила это себе, пытаясь сдержать слезы, сглатывая ком, подступающий к горлу, сохраняя спокойствие в любой ситуации. Не получалось.
Тогда Джозефин просто продолжала жить дальше, напоминая себе о том, что ничего другого она, собственно, сделать и не может. Ну разве что покончить с собой, но вот это уже полные глупости.
Она замерла перед тем как подписать последний документ, в последний раз спросив свой разум, то ли это, чего она хочет. Разум не знал, но подпись Джозефин поставила и еще несколько секунд смотрела на то, как по завитушке, которую она всегда выводила в конце, расползается чернильное пятно.

«Почему они не дали мне нормальной шариковой ручки? – раздраженно подумала она, а потом в голове проскользнула совсем безумная мысль: - Интересно, могут ли они теперь аннулировать соглашение, ссылаясь на недействительность последней подписи?»
Это было настолько глупым, что в следующий момент она чуть не расхохоталась, а потом поняла, что смех сейчас наверняка будет нервным или даже истеричным, и смеяться не стала. Вместо этого Джозефин вспомнила о том, как вообще подала документы на адоптацию ребенка.
Конечно, произошло это еще до смерти Брайана. Пять лет назад, как раз когда она раз и навсегда поделила с сестрой немалое отцовское наследство, поставила на ноги свой бизнес и поняла, что хочет еще одного ребенка. Беременность она исключила тут же, не задумываясь ни на минуту. Для этого нужен был мужчина, а представителей сильного пола Джозефин ненавидела как класс, исключая только своего сына. Брайан был хорошим мальчиком и вырос бы не менее хорошим мужчиной… если бы вырос.
Так или иначе, в те далекие времена она еще думала, что адоптирует по возможности новорожденную девочку. Сейчас, пять лет спустя, когда пришло оповещение о том, что подошла ее очередь, Джозефин даже не собиралась ехать в приют, слишком противна была мысль о том, чтобы брать замену своему сыну.
Но в итоге почему-то поехала, говоря себе, что делает это только для того, чтобы еще раз убедиться в том, что ребенок ей не нужен.
И сейчас она стояла перед маленьким, тощим десятилетним мальчиком по имени Пол, который смотрел на нее своими большими темными глазами. Немного напуганный и озадаченный, но главным образом апатичный, будто уже давно смирившийся со своей судьбой.
- Смотри, Пол, - проворковала монашка, - Джозефин приехала, чтобы забрать тебя к себе. Теперь она – твоя мама.

Мальчик только кивнул, не показывая практически никаких эмоций и не произнеся ни слова, как и в прошлый раз, когда Джозефин пыталась поговорить с ним.
Он не был ни глухонемым, ни умственно отсталым, как заверила ее та же самая монашка в прошлый раз, он просто находился под тяжелым шоком.
- Его мать вышла замуж не за того мужчину, - доверительно сообщила она, - он убил несчастную женщину на глазах у Пола, когда был пьян, а потом пошел и спрыгнул с балкона, разбившись насмерть. Это было всего год назад, с тех пор бедный мальчик так и не оправился, - она тяжело вздохнула, покачав головой, - сколько же у нас таких сломанных детей!

Это было чистой правдой. Судя по тому, что Джозефин прочла в брошюре приюта, в нем находились исключительно дети с травмированной психикой. Вероятно, история Пола здесь не входила и в двадцатку самых трагичных судеб.
- Все зависит от ребенка, - продолжала монашка. – Я должна признать, некоторые дети пугают меня своей стойкостью. Они прошли через настоящий ад, но все еще могут радоваться жизни, - она кивнула на окно, за которым действительно с счастливым смехом бегала стайка детей, - но большинство полностью замыкаются в себе, замолкают, разбиваются… Пол один из таких. Он очень ранимый мальчик. Вы не представляете, насколько я счастлива, что Вы решили усыновить его. Знаете, в нашем приюте дети редко находят себе родителей. Люди такие ужасные эгоисты, они хотят только абсолютно здоровых, идеальных детей, большинству не нужны такие дети, которые сами нуждаются в помощи. Для большинства людей они – просроченный продукт. Испорченные, никому не нужные. А мы ведь не можем дать детям как Пол достаточно тепла, чтобы они снова смогли вернуться к нормальной жизни. У нас нет средств для этого…
В этот момент Джозефин вспомнила свое желание удочерить маленькую, здоровую девочку, и ей стало стыдно.

***
- А вот твоя комната, Пол, - Джозефин открыла дверь в только вчера обставленную комнату и впустила мальчика внутрь.
Он равнодушно огляделся по сторонам.

- Большая, - тихо констатировал он и больше ничего не сказал в течении следующих двух дней.
Джозефин вздохнула и еще раз оглядела владения своего второго сына (подсознательно она каждый раз называла его «новым сыном» и каждый раз со злостью выгоняла эту мысль). Это была не та комната, в которой раньше жил Брайан, и на ту вообще совершенно не походила – у Джозефин было достаточно денег, чтобы позаботиться об этом.
На самом деле, это была детская, которая давно, еще в те времена, когда дом был наполнен людьми, принадлежала самой Джозефин. Комната Брайана была в другом конце коридора. Всю мебель из нее вынесли около года назад, примерно в то же время в нее и заходили в последний раз. Теперь она стояла совершенно пустая и запертая. Такая же мертвая, как и ее бывший хозяин.
Следующую неделю Пол покидал свои покои только для того, чтобы поесть, а говорил только иногда, когда Джозефин настаивала. Но, все же, он говорил, а это было хотя бы чем-то.
Женщина, ставшая теперь его матерью, читала ему книги на ночь, рассказывала о своем детстве, о том, как и где они бегали с сестрой, выдумывала вещи, которых никогда не происходило. К телевизору она пускала только когда ставила какой-нибудь взятый из видеотеки мультик. Кто знает, какие вещи, которые он мог бы увидеть, щелкая по каналам, травмировали бы его еще больше?
Ребенок молчал, безучастно глядя прямо перед собой и только время от времени переспрашивая что-то тихим голосом.
Потом она стала возить его с собой, показывать город, окрестности. Разумно было обратиться к психологу, и она это знала, но каждый раз думала о том, что это приведет только к тому, что ребенка затаскают по врачам и клиникам, так ничего и не добившись.
Джозефин была упрямой, она привыкла добиваться всего сама. И так они жили дальше.
- Джозефин? – прошептал он спустя два месяца, когда она читала ему на ночь.
Она удивленно посмотрела на лежащего на кровати мальчика, раньше он никогда не называл ее по имени. Он вообще никак не называл ее, говоря скорее с самим собой, чем с ней.

- Да, Пол? – мягко спросила она.
- Не уходи… - еле слышно пробормотал он.
- Я никуда и не ухожу.
- Ночью… не уходи… мне страшно одному.
- Конечно, - поспешно выдохнула Джозефин, впервые чувствуя, что ее старания действительно давали плоды.
Мальчик кивнул и вдруг схватил женщину за руку, изо всех сил прижав ее к себе. Почувствовав торжество, Джозефин осторожно погладила его по голове.
- Джозефин… - снова прошептал он спустя пять минут, когда та уже была уверена, что он заснул.
- Да, дорогой?
- Этот мальчик на фотографии в гостиной, это кто? Ты говорила, что на первой фотографии твои папа и мама, а на другой твоя сестра и ты, когда вы были маленькие, а на еще одной вы все вместе, а потом ты и твой папа, когда ты закончила колледж. Но ты никогда не говорила, кто на той, другой фотографии.
- Мой первый сын, Брайан, - ответила Джозефин и только потом осознала, что это было самое длинное предложение, которое когда-либо слышала от Пола.
- Он умер?
- Почему ты так думаешь?
- Рамочка черная… черный – это траур. Я знаю. Твои мама и папа тоже в черной рамочке, потому что они тоже умерли.
- Да… он умер, - признала Джозефин, погладив ребенка по голове.
- Тебе грустно.
- У меня есть ты, поэтому теперь мне не грустно, - соврала она.
Мальчик кивнул и вскоре заснул, судорожно обхватив во сне ее руку.


***
Медленно тянулось время, а Пол рос, постепенно заживали и его травмы, затягивались старые раны. Через полгода Джозефин отправила его в школу. Сначала она хотела пристроить его в интернат, как и требовали того семейные традиции, но так и не решилась. Мальчик слишком привязался к ней, а она, в свою очередь, привязалась к нему.
Он учился довольно плохо, но старался изо всех сил – в этом Джозефин не сомневалась. Когда ему исполнилось двенадцать, Пол вдруг высказал желание вступить в группу по кунг фу, а отказать новоявленная мать ему не могла. Он тренировался с невероятным упорством, и когда, спустя год, Джозефин спросила у тренера об успехах ее сына, тот внезапно сообщил, что Пол – лучший в его возрастной группе и обязательно должен участвовать в чемпионате в этом году.
Через месяц Пол действительно уехал на чемпионат и, к еще большему изумлению Джозефин, взял второе место.
- Смотри, мама, - гордо сообщил он, показывая огромный синяк на предплечье.

Женщина точно не помнила, когда он начал называть ее мамой, но теперь он делал это время от времени.
- Молодец, Пол, я ужасно горжусь тобой, - ответила она совершенно честно, - смотри, какой ты стал сильный.
- Да, - подтвердил мальчик и прибавил необычайно серьезно: - Я стану еще сильнее, так что смогу защищать тебя от всех, кто хочет тебе что-то сделать.
- Ты пошел на кунг фу, чтобы уметь защищать меня? – шутливо спросила Джозефин.

- Да, - без тени улыбки ответил Пол, - я всегда буду защищать тебя.