Форум
Блоги
Что нового?
Эту тему я создала для наших писателей и критиков. Частенько в конкурсных работах и отзывах жюри встречаются устойчивые канцелярские обороты, нагромождение бессмысленных слов, сложносоставные слова, отсутствующие в орфографическом словаре. Язык - это вода, чистая или мутная, способная утолить жажду или отравить.
В этой теме можно разбирать такие мёртворожденные конструкции, кажущиеся самому говорящему оригинальными и небанальными, но, на самом деле уродующие речь.
Примеры можно приводить из конкурсных работ и критики жюри.
Для примера хочу предложить выдержки из книги Норы Галь.
Нора Галь
Слово живое и мертвое
Аннотация
Нора Галь – одно из ярких имен в блистательной плеяде российских литераторов, создавших всемирно признанную школу художественного перевода. Свою славу она заслужила, открыв нам «Маленького принца» Сент-Экзюпери. Бесценной заслугой Норы Галь остаются ее выдающиеся переводы шедевров современной мировой литературы.
«Слово живое и мертвое» – обобщение многолетнего творчества и самой Норы Галь, и ее замечательных коллег. Вместе с тем эта работа выходит далеко за рамки собственно переводческих проблем. Разбирая типичные ошибки, проникающие в прозу и публицистику, на радио и телевидение, и противопоставляя им блестящие образцы живой русской речи, она вносит неоценимый вклад в столь актуальную ныне борьбу за чистоту и достоинство русского языка.
---------------------------------------------------------------------
Так что же он такое, канцелярит? У него есть очень точные приметы, общие и для переводной и для отечественной литературы.
Это – вытеснение глагола, то есть движения, действия, причастием, деепричастием, существительным (особенно отглагольным!), а значит – застойность, неподвижность. И из всех глагольных форм пристрастие к инфинитиву.
Это – нагромождение существительных в косвенных падежах, чаще всего длинные цепи существительных в одном и том же падеже – родительном, так что уже нельзя понять, что к чему относится и о чем идет речь.
Это – обилие иностранных слов там, где их вполне можно заменить словами русскими.
Это – вытеснение активных оборотов пассивными, почти всегда более тяжелыми, громоздкими.
Это – тяжелый, путаный строй фразы, невразумительность. Несчетные придаточные предложения, вдвойне тяжеловесные и неестественные в разговорной речи.
Это – серость, однообразие, стертость, штамп. Убогий, скудный словарь: и автор и герои говорят одним и тем же сухим, казенным языком. Всегда, без всякой причины и нужды, предпочитают длинное слово – короткому, официальное или книжное – разговорному, сложное – простому, штамп – живому образу. Короче говоря, канцелярит – это мертвечина. Он проникает и в художественную литературу, и в быт, в устную речь. Даже в детскую. Из официальных материалов, из газет, от радио и телевидения канцелярский язык переходит в повседневную практику. Много лет так читали лекции, так писали учебники и даже буквари. Вскормленные языковой лебедой и мякиной, учителя в свой черед питают той же сухомяткой черствых и мертвых словес все новые поколения ни в чем не повинных ребятишек.
Так нахально «входят в язык» все эти канцеляризмы и штампы, что от них трудно уберечься даже очень неподатливым людям, и тогда, как бы защищаясь, они выделяют эти слова иронической интонацией.
Жечь или сушить?
Не всякий пишущий способен глаголом жечь сердца людей. Но, казалось бы, всякий писатель к этому стремится. А для этого глагол – то есть слово – должен быть жарким, живым.
Быть может, самое действенное, самое взволнованное слово в нашем языке – как раз глагол. Быть может, не случайно так называется самая живая часть нашей речи.
К примеру, авария на корабле, люди на краю гибели – и вот как в двух вариантах рассказано о капитане:
…Под влиянием длительного непрекращающегося напряжения он словно утратил способность к критическому суждению
Эти тревожные дни дались ему нелегко, и он словно разучился критически мыслить (ясно понимать происходящее, трезво судить о том, что происходит).
Я почему-то почувствовал сильное ощущение одиночества. / Мне почему-то стало очень одиноко.
Заметьте, варианты, напечатанные справа, – вовсе не лучшие из всех возможных. И все же едва ли человек с нормальным зрением и слухом предпочтет им то, что вы видите слева. Однако в печать очень часто попадают именно варианты «левого» типа.
По мере приближения момента встречи с нею / Чем меньше времени оставалось до встречи с нею
Это не может не явиться плодотворным поводом для размышлений / Тут есть о чем задуматься
Есть такая болезнь – водобоязнь. А многие литераторы, увы, страдают глаголобоязнью . И неизменно шарахаются от глагола, от живой воды языка, предпочитая всяческую сухомятку.
Журналист (да притом еще и поэт) пишет в газете: герой делает то-то и то-то, «заходя в иные измерения с целью преодоления расстояния ». Как же ему, поэту, не резнули ухо эти скучные отглагольные окончания? И что это, как не глаголобоязнь?
Два автора в полной бурных событий повести пишут: «…можно было встретить любое нападение . Первое погружение (под воду) принесло разочарование , хотя вода была на удивление прозрачная».
Ну что это такое, в самом-то деле! Зачем такой нудный протокольный стиль, такой беспросветный канцелярит? А ведь из четырех отглагольных существительных двух легко избежать: Первое погружение нас разочаровало , хотя вода была удивительно (на редкость) прозрачная.
Что лучше, уместнее в современном романе или рассказе (а тем более очень современном, научно-фантастическом):
Выслушайте мое предложение.
Вот что (или послушайте, что) я предлагаю.
Это не способствовало искоренению недуга.
Не помогало искоренить (хотя бы так!).
Воспоминание было нежелательно.
Я не хотел вспоминать (или просто – не хотелось).
Мы воздержались от заявления о дне старта.
Мы не сообщали…
В глазах (у пса!) было выражение такой беззащитной доверчивости …
…смотрел так беспомощно, так доверчиво…
Никакой жалости к ней он не испытывал.
Он нисколько (ничуть) ее не жалел.
Даже к собственной дочери он испытывал недоверие .
Даже собственной дочери он не доверял.
Он испытал сильное головокружение.
У него закружилась голова (а может быть, и подкосились ноги!).
Впал в состояние прострации – сказано там, где верней и выразительней просто: оцепенел .
Он почувствовал страх (ужас) – а лучше: ему стало страшно (или, смотря о ком и о чем речь, – он испугался, струсил, струхнул , его охватил, им овладел ужас).
В огромном, подавляющем большинстве случаев лучше заменить существительное (особенно отглагольное!) глаголом. Право же, от этого любой текст станет понятнее, живей, выразительней.
Мысль… произвела на меня слишком ошеломляющее впечатление.
…слишком меня ошеломила
и т.д.
От KISA Ванская:
Читать полностью.
Ответить с цитированием
