После отъезда детей Лин бездумно бродила по дому, подбирая то забытое домашнее задание, то плюшевого мишку Джилмы. Она старалась как можно меньше покидать дом, страшась любопытных и якобы сочувственных взглядов соседей. Сколько версий произошедшего пришлось бы выслушать Лин, если бы она очнулась от своих горьких раздумий. Но Лин ничего не слышала. Если бы в доме было какое-то животное, оно бы голодными криками вывело свою хозяйку из депрессии. Но животного не было, а на огород Лин просто махнула рукой: пусть засыхает, ей сейчас не до того. Да она и на себя махнула рукой – забывала поесть, перестала переодеваться, мыться и расчесываться. Но все имеет обыкновение когда-то заканчиваться. Если бы здесь был Нортон, он бы непременно упрекнул Шерилин: разве ты не читала слова Соломона о том, что все проходит и это тоже пройдет. Соломон, конечно, был великим человеком, но Лин сама пришла к этой истине, пусть для этого ей и понадобилось несколько месяцев. Поначалу она стала выходить на крыльцо, пусть даже поздней ночью и пусть всего на несколько минут. Дальше больше. Проходя мимо зеркала Шерилин неожиданно обнаружила в нем нечесаную и немытую страховидлищу , а потом у сообразила, что амбре, уже долгое время раздражающее ее, исходит от нее самой. После чего она с наслаждением окунулась в горячую ванну и откисала там несколько часов, периодически добавляя горячей воды. Тряпки бывшее на ней все это время женщина просто сожгла за домом. Потом прошлась по двору, посмотрела, что нужно сделать. Через какое-то время она обнаружила, что у нее проснулся аппетит. Холодильник, естественно был пуст – все это время пищу Шерилин составляла бутылка молока, доставляемая по утрам молочником. Придется, видимо, идти в магазин, решила Лин. Но сначала надо узнать, не выгнали ли меня с работы. Оказалось, что не выгнали. У Лин скопилось столько дней по декрету, что она спокойно могла не появляться в лаборатории целый месяц. Обрадовавшись, что, хотя бы с работой проблем не будет,- все-таки у нее не хватило бы сейчас решимости подыскивать что-то новое, - Лин отправилась в бакалею. Потом она заглянула еще и в отдел готовой одежды и купила там вечернее платье, не очень понимая, однако – куда она в нем будет ходить. «В люди», неожиданно вспомнила Лин еще одно крылатое выражение своей матери. Когда Лин поздно вечером возвращалась домой, за спиной она услышала чьи-то шаги. Почему-то ей и в голову не пришло испугаться. Она только посторонилась, пропуская шедшего за ней мужчину, и машинально ответила на его приветствие: «И вам добрый вечер!» Мужчину она узнала сразу: часто видела, как он шел мимо их дома утром и вечером. Видно работал где-то неподалеку.
- Разрешите представиться. Меня зовут Дэйвон Грин.
- А я Шерилин Прюэтт.
- У вас очень красивое имя, Шерилин. А что такая красивая леди делает здесь так поздно? Вы не боитесь?
«Леди» Шерилин никто не называл. Отец именовал ее «ленивой коровой», мать тоже не стеснялась в выражениях, отчитывая дочку за гулянки. Нортон… Лин вдруг пришло в голову, что он ее тоже никак не называл. У нее вдруг стало теплее на душе от такого красивого слова «леди».
- А вот почему вы так странно разговариваете, Дэйвон? У вас такой странный акцент.
- А, дело в том, что я англичанин. Я закончил Итон по курсу «медицина», но в Англии молодых врачей очень много, а работы очень мало. Поэтому я приехал в США. Сейчас работаю интерном в местной больнице, а живу в общежитии вместе с другими интернами.
Со временем общение с Дэйвоном становилось все более частым. Лин стала ловить себя на мысли, что скучает по этому бледному, сухощавому англичанину. Когда она готовила обед, то все чаще и чаще задумывалась: а что ест Дэйвон, не голоден ли он. Она знала, что молодые интерны проводят в больнице до двадцати часов в сутки, какая уж тут готовка, и какая еда. Ну, не нести же кастрюльку с супом к нему в общежитие. Во-первых, неизвестно, когда он вернется с дежурства. А, во-вторых, этот суп все равно съедят его голодные, как галчата, сотоварищи. И однажды, набравшись смелости, Лин предложила Дэйвону переехать к ней. Так я смогу наконец откормить тебя, застенчиво улыбнувшись ему, пояснила она.
И начались их тихие, почти семейные вечера. Дэйвону было приятно посидеть в тишине с книгой после утомительных дежурств в больнице. А Лин открыла для себя, что книги, оказывается, могут быть весьма интересными. Правда, Дейвон непременно хотел приохотить ее к своему любимому Шекспиру, но, когда Лин позорно заснула над «Отелло», принес ей из городской библиотеки «Сказки народов мира». Вот эта книга понравилась Лин гораздо больше.
Она даже стала мечтать, как будет читать эти сказки своим будущим детям, тем более, что утренняя тошнота подсказала ей, что дети не за горами. На всякий случай Лин пока решила не сообщать Дэйвону, что он скоро станет отцом. Неизвестно, как он отнесется к такому известию. Тем более, что токзикоз скоро прошел, Лин чувствовала себя просто великолепно и с удовольствием занималась хозяйственными делами. Она даже снова стала хлопотать на огороде, предварительно выкорчевав и выбросив на мусорник старые растения.
Но земля не прощает халатного к ней отношения. Завелись какие-то вредители, так что пришлось закупать в спешном порядке химикаты для вредителей. Какое-то время после их применения у Лин кружилась голова, но она списала это на беременность и продолжала носиться с опрыскивателем по огороду.
И доносилась! Благо мимо шла соседка, она увидела, как Лин валится в обморок, и кинулась к ней. Напоила Лин молоком , нашла необходимые лекарства и вызвала с работы Дэйвона.
Ох и досталось же Лин от Дэйвона. Тот был просто взбешен:
-Ты что, не соображаешь, что делаешь?! Разве можно в твоем положении иметь дело с химикатами?! Хочешь родить какого-нибудь урода?!
- Ой,- пискнула Лин,- я думала, что ты не знаешь.
- Не забывай, что я все-таки врач и в женских беременностях кое-что понимаю!
После этого Лин перестала прятаться, и даже иногда консультировалась с Дейвоном по поводу принимаемых ею лекарств.
Неожиданно в гости приехал Нортон. Честно говоря, Лин так и не поняла причину его приезда. Да, он передал приветы от детей, но разговаривал как-то скованно. Лин показалось, что его смущало присутствие Дэйвона. Видимо, он рассчитывал застать бывшую супругу в депрессии, тогда можно было бы похвалиться нынешней женой. Но Шерилин выглядела счастливой и умиротворенной, Дэйвон не обратил на него никакого внимания, и через час Нортон засобирался обратно домой.
Лин очень боялась, что роды у нее начнутся ночью, так как Дэйвона повысили, и теперь все ночные дежурства были его.
Так в принципе и получилось. Когда Дэйвон вернулся домой, его уже ждали Лин и их маленькая дочурка Фрэнни (дружественная).
Вскоре после рождения дочери Шерилин позвонили из больницы, где работал Дэйвон и попросили приехать.
- Срочно? - дрогнувшим голосом спросила Лин. Почему-то для нее «срочно» ассоциировалось с «почти смертельно», а «не срочно» давало какие-то надежды.
На другом конце провода замялись, потом стали слышны какие-то разговоры, а потом уже другой голос сухо сказал: «За Вами выслали машину». И повесил трубку. Лин в ужасе заметалась по дому, стараясь делать все дела одновременно. Фрэнни вместе с бутылочкой и упаковкой памперсов была отнесена соседке; газ выключен, пробки выкручены, а сама Лин в ожидании служебной машины из больницы нервно переминалась на крыльце постукивая левой ногой в коричневой лодочке о правую, обутую в домашний тапочек с кроличьими ушками. В больнице выяснилось, что у Дэйвона был нервный срыв на почве обычной чрезмерной загруженности молодых врачей, как снисходительно пояснил Лин главный врач клиники.
- Обычной загруженности?! - возмутилась Шерилин, - да он же сутками пропадает в клинике. В ночь спит всего по 2 -3 часа, и все время ассистирует, ассистирует, ассистирует! Если вы не жалеете свой персонал, то хотя бы пожалейте пациентов: в таком состоянии молодые врачи могут и пациентов перепутать, и диагноз, и лекарства!
Глаза у руководителя клиники из отечески - добродушных превратились в холодно отстраненные:
- Милочка, вы что, недовольны тем, что ваш супруг удостоился чести работать в такой клинике, как наша? Предпочитаете содержать его сами на зарплату лаборантки? Не забывайте, что он - гражданин Великобритании, и у него неполная страховка. А у нас он получит все необходимое лечение на период восстановления от стресса.
Шерилин прикусила язык, а когда руководство удалилось, тихонько поинтересовалась у сослуживца Дэйвона, что же все-таки произошло. Оказалось, что у Дэйвона сначала была истерика, потом он пытался выброситься из окна, а сейчас, после того, как его поместили в специальную палату, сидит безучастно, смотрит в одну точку и не на что не реагирует. Как оказалось, такое в клинике случается не в первый раз, и после выздоровления родным таких перенесших стресс врачей рекомендуют во всем с ними соглашаться и побольше бывать на свежем воздухе.
Лин вдруг подумалось, а не испытывают ли в клинике какие-то запрещенные препараты. Но потом она вспомнила о страховке и снова прикусила язык.
Вернувшийся после лечения Дэйвон был отправлен в месячный отпуск. Лин возилась с ним, как с еще одним ребенком. А Дэйвон обращался к ней «мамочка» и просил лечь с ним полежать, а то он боится темноты. Лин даже делала вид, что ничего не происходит, когда Дэйвон напяливал шлем с лампочкой наверху.
Как-то в магазине, увидев коробку для насекомых Дэйвон разнылся: «Хочу такую! Купи!» На них стали оглядываться, так что Лин пришлось даже одергивать мужа: «Перестань, на нас люди смотрят». Но Дэйвон не унимался, пришлось купить коробку. Естественно, инструкцию о том, как пользоваться этой коробкой, муж читать не стал, в результате и коробка была выброшена на мусорник, и несколько довольно-таки редких бабочек.
Вскоре после этого случая к Лин подошла одна из соседок, присутствовавших тогда в магазине и наблюдавших истерику Дэйвона. «Милочка, а вы не боитесь рожать? Я вижу, вы опять беременны. Мало ли, какой может родиться ребенок?» Лин даже не поняла, на что намекала соседка, но твердо ответила, что рожать не боится. А , вернувшись домой, тут же забыла об этом происшествии.
По совету коллеги Дэйвона Шерилин активно «выгуливала» супруга на свежем воздухе. Они вместе копались на грядках, а когда Дэйвон как-то увидел по телевизору репортаж о подледном лове, Лин расщедрилась и купила две удочки. Теперь они часами могли стоять у пруда с удочками, хоть их улов отказалась бы есть даже помоечная кошка. Коляска Фрэнни всегда стояла рядом, и Лин наблюдала, как светлеет лицо супруга, когда девочка радостно гулила.
Постепенно Дэйвон приходил в норму, хотя по-прежнему вздрагивал от резких звуков. Из клиники к нему приходили коллеги, такие же врачи, как и он сам. Два раза Лин сопровождала мужа в клинику на обследование. И вскоре после дня рождения Фрэнни Дэйвон снова вышел на работу.
Дэйвона перевели в другое отделение, видимо опасаясь, что он снова может выкинуть что-нибудь эдакое. Работы по-прежнему хватало, но теперь он был хотя бы избавлен от изнурительных ночных дежурств. После болезни муж стал страшно сентиментален, он трясся буквально над каждым своим пациентом. Больные его обожали. Все чаще Лин слышала в магазине хвалебные речи про «нашего доктора Д.», и страшно гордилась супругом.
Вскоре в доме появилась еще одна малышка. По настоянию Дэйвона девочку в честь его матери назвали Хелен, что значит «светлая». Роды были легкими, но, казалось, что девочку что-то беспокоило. Вызванная патронажная медсестра отмахнулась от Лин: «Вы, мамочки, такие нервные! Не берите в голову. Вполне здоровый ребенок.»
Дэйвон вновь стал пропадать на работе, да и Лин пришлось вернуться в лабораторию, так как денег все время не хватало. Лин затеяла ремонт, но пока хватило только на новые окна, да слегка подновили крыльцо.
Для девочек же наняли няню, совершенно бестолковую старуху, которую хватало только на то, чтобы приготовить для Фрэнни комковатую кашу, да сунуть бутылочку Хелен. Часто, вернувшись домой, Лин заставала зареванную, перепачканную кашей Фрэнни, а уж про смену памперсов младшей дочери и говорить не приходилось.
Дэйвону предложили перейти в частную клинику, недавно открывшуюся в их районе. Клиника была явно для богатых, избалованных снобов, соответственно и жалование в ней было на порядок выше. Но Дэйвон возмутился тем, что хорошие специалисты покидают их больницу.
- А у кого будут лечиться простые жители района. Те, у кого нет таких денег, чтобы заплатить за обследование?!- возмущался он за обедом, - представляешь, у нас многие уже подали заявление об уходе. Я, разумеется, не мог это так оставить, и рассказал главврачу о кадровой политике новой больницы. Он меня очень благодарил за своевременное информирование.
- А денег подкинуть не догадался? Только спасибо сказал? Дэйв - ты идиот! В доме все время не хватает денег, я вынуждена ходить в эту дурацкую лабораторию. За копейки, заметь! И это вместо того, чтобы больше времени проводить с детьми! Фрэнни скоро год, а она только-только научилась пользоваться горшком. А Хэлен вообще еще не сказала ни одного слова! А ты радуешься тому, что тебя, дурачка, за копейки эксплуатируют все кому не лень.
Лин расплакалась и убежала из-за стола. С мужем она не разговаривала несколько дней. Дэйвон чувствовал себя неловко, но не знал, как помириться. С одной стороны он считал, что прав, и для врача главное не деньги, а возможность помогать людям. С другой стороны, средств в семье действительно не хватало. Но подрабатывать, как другие его коллеги, частным порядком он считал недостойным. Поэтому, когда ему предложили поучаствовать в городском конкурсе поваров-непрофессионалов с главным призом в 500 симолеонов, Дэйвон, не раздумывая, согласился. После конкурса он взахлеб рассказывал Лин о необыкновенной красавице Сьюзен, организаторе и идейном вдохновителе конкурса. Из чего Лин сделала вывод, что эта Сьюзен - обыкновенная смазливая пергидролевая блондинка.
А уж когда Дэйвон стал описывать, какая красавица была главным судьей конкурса, Шерилин просто вышла из себя: «Мне плевать на твоих красавиц! Если ты не забыл, я - твоя жена, и я тоже очень даже ничего себе! Ты лучше скажи - ты приз выиграл? Тогда давай сюда выигрыш. Мне как раз нужно заплатить налог на землю!»
А ты займись дочерями! Фрэнни на следующее лето в школу идти, а она до сих пор читает по слогам!
На этот раз обиделся уже Дэйвон, и демонстративно весь вечер возился с Хелен. Малышка явно отставала в развитии. Наверное, надо было показать ее какому-нибудь специалисту, но Лин понадеялась в этом вопросе на супруга. Он же сам врач, ему виднее.