"Хвост Уробороса"

Ограничения: 16+

От автора: Сам по себе любой мир не настолько прост, чтобы быть однозначно хорошим или плохим. Он несет в себе тысячи различных черт, которыми наделяют его обитатели.

Предисловие
Желтое пламя свечей подрагивало, заставляя тени дрожать,как живые. Очертания комнаты изменялись вслед за огнем, раздвигая границы, словно они находились не в крошечной халупе, а в мрачном замковом зале.
Эльфийка скинула с лица капюшон, наклонилась к колыбели, стоящей посреди комнаты, и слегка коснулась пальцами лежащего в ней ребенка. Малышка проснулась и подняла на мать огромные, как у лани, глаза цвета охры. Кожа ребенка, гладкая, словно обмазанная маслом, казалась грязной из-за своего слегка сероватого оттенка.

- Смерть сейчас была бы милосердней, Рризад…Серый-полукровка. Её казнят, как только граф узнает о ней, как только она повзрослеет, и я не смогу её скрывать… сдерут полосками кожу живьем на потеху толпе, - тихо произнес худощавый старик. Он со скрипом выбрался из темноты на деревянной доске на колесах, служащей ему вместо потерянных на войне ног.

- Мы связаны этой тайной, Илмир. Погибнет она – погибнешь ты, погибну я, - голос у Рризад был резкий, острый как лезвие. Она откинула с лица прядь аспидных волос, открывая уродливый шрам вдоль щеки.
Илмир поморщился, отводя взгляд в сторону, на ребенка.
- Отворачиваешься? – хмыкнула эльфийка, - сам-то далеко не красавец. Да ты смотри, смотри…Это всё ты и твое мерзкое племя…
Последние слова Рризад выплюнула с откровенной ненавистью, желтые глаза вспыхнули от злости.
- Потише, Рризад, напомню тебе, что не мой народ погрузил империю в хаос на несколько десятилетий. Молчи! Голод, разбои, города в огне, опустевшие деревни, гниющие трупы вдоль дорог, которые некому было сжигать, эпидемии чумы и безумия. Убивать - в вашей крови, вы не способны жить в мире, не говори мне, что вы убиваете ради выживания! Вы убиваете ради удовольствия, да, Рризад, не спорь, я видел вас, я видел тебя там, на поле боя. Проклятые демоны, вот вы кто, Рризад, и это поистине счастье, что вас засунули за Предел, где вы можете рубить друг друга, а не ни в чем неповинных женщин и детей.

Рризад разразилась лающим смехом и с презрением посмотрела на Илмира:

- Лицемеры…Твой мерзкий император каждый год забирает тысячи моих собратьев в вашу армию, которая создана, чтобы рубить и насиловать женщин и детей других народов. Вы лишаете нас способности иметь детей, потому что боитесь, что мы пошатнем вашу власть. Чем вы лучше нас? Тем, что покрываете свои преступления красивыми словами? Вы упрекаете нас Десятилетней войной, но вы сами убили своих собратьев столько, сколько мы не сумели бы и за десятки таких войн! Ваши солдаты – отвратительные похотливые животные, которым лишь бы дойти до ближайшей деревни, неважно своей или чужой, где можно грабить, жечь и трахать всех особей женского пола, которым исполнилось больше десяти.

Илмир поднял руку, давая понять, что дальнейший разговор не имеет смысла; его взгляд был прикован к девочке, которую, казалось, напугали громкие голоса. Она испуганно вращала глазами, невольно сжав ручки в крошечные кулачки.
Старик взобрался на стул, чтобы дотянуться до ребенка, и ласково погладил его по голове. Илмир почувствовал, как на его губах расплывается улыбка; всё-таки дети всех рас поразительно похожи в своей чистоте и невинности…Быть может, кровожадное наследство предков не проявится в ней, или будет незаметно…Быть может, у неё есть шанс вырасти человеком…

- Никогда,- отрезала Рризад, - она никогда не станет человеком. У нее будет великая судьба.
- Мои мысли написаны у меня на морде? – поднял бровь Илмир.
- В матриархате высшие сестры имеют определенные способности, я в том числе.
- Нельзя баб допускать к власти, - вздохнул Илмир, - так или иначе это приводит к кровопролитию.
- Матриархаты – всего лишь крошечная часть нашего общества, человек, и не имеют большого влияния на политику. Это что-то вроде вашей церкви, только мы поклоняемся не эфемерным богам, а остроте ума конкретных людей. Серым Пределом правит Верховный Отец, и он, если тебя это интересует, – мужчина.
- С какой целью ты мне все это говоришь? Не боишься разболтать мне какие-нибудь важные сведения?

Рризад хмыкнула и, казалось, даже немного развеселилась:

- То, что я тебе рассказываю, можно найти в книгах, взгляд людей на наш мир довольно забавен, могу тебе сказать.… Советую почитать для ознакомления, прежде чем рассказывать моей дочери об её народе. Да, насчет её отца… Скажешь ей, что он погиб на войне.
- Это правда?
- Почти. Он был слишком болтлив, - равнодушно бросила Рризад.

Илмир покачал головой и уже хотел сказать очередную колкость, но передумал и вместо этого внимательно посмотрел на эльфийку:

- Что с тобой сделала эта война, Рризад, ты же всегда была другой, не такой, как все они…Неужели ты поддалась этой жестокости? Я пожалел тебя, молодую девчонку, неважно человек ты или эльфийка, ты была просто испуганной девчонкой, черт тебя забери! Ведь даже по эльфийским меркам ты совсем еще ребенок. Я спас тебя от бесплодия, чтобы дать тебе возможность жить по-другому, а ты стала такой же, как и все они. Такой же, как и твои сородичи, такой же, как те люди, которые насиловали тебя изо дня в день в вонючих палатках…Какой судьбы ты хочешь для этой девочки? Она не будет принята никем, её ждут боль и разочарование и, в конце концов, она станет озлобленной фурией, которую повесят на главной площади в назидание. Рризад, в тебе течет человеческая кровь, пусть её совсем немного, но ты всегда чувствовала себя чужой среди своих собратьев, тем не менее, они приняли тебя. Но у нее нет будущего, люди никогда не признают её, как и твой народ. В ней слишком много человеческого и слишком много эльфийского. Сколько пройдет времени, прежде чем её приговорят, как и тебя? Ты хочешь для нее повторения своей судьбы, скажи мне, Рризад?

Эльфийка наклонилась к колыбели и легонько поцеловала ребенка в лоб. Девочка засмеялась и попыталась схватить ручками черные локоны. Рризад улыбнулась и зашептала что-то на своем родном языке ей на ушко, поглаживая покрытую пушком волос голову.

- Рризад? - Илмир упрямо смотрел на собеседницу, хмуря морщинистый лоб.
- Нет, Илмир, я не хочу для нее такой судьбы, именно поэтому я оставляю её здесь.
- Она станет для меня дочерью, - сказал старик после недолгого молчания, - обещаю тебе…

Илмир замолк, вслушиваясь в нарастающий за окном шум: стук копыт, приглушенные крики и звон металла.
- Они уже здесь, - блеснулаглазами Рризад, - мне пора.

Эльфийка коснулась рукой лба ребенка и кинулась к двери, шурша полами шерстяного плаща.

- Стой! Рризад! Имя…
- Кессая, её будут звать Кессая, старик. Прощай…. благослови тебя все твои боги, и помолись им за меня, - эльфийка выскочила во двор, хлопнув дверью.
- Легкой смерти тебе, дитя… ты не заслужила такой судьбы, - прошептал Илмир, глядя в опустевший дверной проем. Он слышал, как Рризад криком пришпорила коня и помчалась прочь, стараясь привлечь внимание преследователей…
 

Глава 1 "Соленые слезы". 1 часть.
Утро пахло свежестью и ароматом хвои. Корабельный лес взмывал кронами деревьев на пятнадцать сажень в небо, и, казалось, подпирал небосвод, словно колонны - потолок древнего храма. На проплешине, среди мачтовых сосен, расположилась цепочка домов разной степени обветшалости - когда-то деревня сильно разрослась благодаря притоку лесорубов, которые валили местный лес для строительства кораблей. Правда, через какое-то время выяснилось, что возить отсюда дерево дорого и накладно, а лесорубы остались, привлеченные богатым дичью лесом и тихим размеренным образом жизни.
Кесса сидела на пороге, вытянув босые ноги под теплые лучи и прикрыв глаза от удовольствия. Её с отцом халупа стояла немного вдали от всех остальных, и она могла не бояться презрительных взглядов крестьян, которые считали её *****ком, дочерью лесных эльфов. Конечно, когда она вернулась после обучения в академии, местные жители побаивались её, но это не мешало им шептаться за спиной или пакостить. Что же касается её ровесников, то те откровенно ненавидели Кессу после того, как она чуть не проткнула одного из них вилами, когда он пытался её изнасиловать.Девушка свыклась с мыслью, что наладить отношения с жителями невозможно, и это её давно уже не волновало, но некое беспокойство нарастало в груди, словно предчувствуя нечто ужасное.
- Кесссаа… - хриплый голос, доносившийся из дома, вырвал её из океана мыслей.
Кесса тяжело встала, разминая конечности - ноги затекли и плохо шевелились, и с трудом распахнула разбухшую от влажности деревянную дверь.
Как она ни старалась поддерживать в доме чистоту и порядок, всё равно в нос ударил запах мочи и пота. Посреди единственной комнаты был брошен старый матрас и куча одеял и тряпья, на которой лежал худой, чуть ли не прозрачный старик. Спутанные седые волосы были мокрыми от пота, кожа, покрытая старческими пятнами, обтягивала выступающие кости, даже скулы на лице выделялись столь сильно, что Илмир походил на живой скелет. Тонкие руки с паучьими пальцами лежали на животе, а чуть ниже тело заканчивалось. Ноги старик потерял еще тогда, когда был полевым врачом во время сражений при обороне южных границ.
Илмир беспокойно метался каждую ночь и постоянно падал на пол, однажды чуть не сломав себе руку, поэтому безопаснее было держать его на полу, благо, что летом он был теплым и риск застудить ко всему прочему спину был практически минимальным.
- Что случилось, отец, ты опять обмочился? – спросила девушка, поправляя подушку.
- Кесса…Когда меня не станет…Ты должна уехать отсюда... – слова давались Илмиру с трудом, он пытался сказать больше, но из рта вырывалось лишь бульканье, нечленораздельные звуки и слюна с кровью.
- Боги, отец, молчи, прошу тебя, - она вытерла слюну, отворачиваясь в сторону, чтобы спрятать капельки слез, катящиеся по щеке.Кесса уже не в первый раз слышала эти слова, каждый день он повторял это, хватал за руки какой-то неестественно крепкой мертвецкой хваткой и, вытаращив ослепшие глаза, до синяков сжимал её запястья.
- Глупая, они убьют тебя… - неожиданно ясно сказал старик, опять схватив её за руку, - обещай…что уедешь…обещай…
- Обещаю, - тихо ответила Кесса, поднося к его рту миску со снадобьем. Илмир закашливаясь, выпил лекарство и быстро провалился в нездоровый тревожный сон.
Девушка несколько минут прислушивалась к его тяжелому дыханию, потом укрыла шерстяным одеялом и вновь вышла на улицу.
Илмир умирал. Это стало понятно еще пару недель назад, но всё равно Кесса никак не могла заставить себя поверить в это. Он был для нее единственным родным человеком, практически всем: другом, отцом, наставником. Кесса помнила, как плакала, когда он решил отправить её в академию, когда у девушки обнаружились задатки магического дара. Маленькая дурочка…она считала это предательством, а Илмир просто хотел, чтобы она стала чародейкой, вошла в новую жизнь, красивую и интересную, а не закончила свои дни подстилкой у деревенских мужиков. Не вышло. Таланта у Кессы хватало разве что свечки щелчком зажигать, но, несмотря на это она получила множество полезных знаний, в том числе научилась читать и писать.
В детстве Кесса часто спрашивала, кто её родители. В пору взросления трудно было не заметить небольшие отличия от остальных детей, презрение и страх, которыми почему-то её одаривали местные.Более жилистое, худое тело, резкие, немного хищные черты лица с огромными совиными глазами, кожа с грязновато-серым отливом и вытянутая заостренная форма ушей.
Илмир простодушно заявил, что одна из его пациенток была лесной эльфийкой, которую обрюхатил какой-то солдат. Эльфийка была смертельно больна и слезно умоляла врача позаботиться о своей дочери. Илмир был уже стар, своих детей не имел и пожалел малышку. Эльфийка быстро отбыла в мир иной, дав своему ребенку имя Кессая. Кроме того вскоре стало известно, что тот самый солдат погиб во время первого наступления. А что касается местных крестьян, то они могут себе засунуть в задницу свои предрассудки и совокупиться с козой.
Полукровки в Аллейде были не редкость, только судьба их часто ждала незавидная. Хорошо, если новорожденных оставляли на порогах монастырей и храмов, священнослужители обычно брали подкидышей под свою опеку, но если такой ребенок оказывался у дверей приютов, их не всегда принимали, потому что деньги из казны выделялись только на человеческих детей, потерявших родителей. Что же касается огромного количества брошенных в оврагах и выгребных ямах полукровок, их количество исчислялось тысячами.

Кесс повезло: она была воспитана строгим, но добродушным приемным отцом, который,несмотря на отсутствие ног, научил её таким важным вещам, как выживание и адаптация среди людей, охота, начальные навыки владения мечом, умение слушать и замечать больше, нежели остальные, знание лесных трав и некоторые лекарские знания, а когда она повзрослела, вложил все свои деньги в образование дочери.
Девушка прогнала прочь дурные мысли и, натянув на ноги старые сапоги из коровьей кожи, побрела в сторону деревенского рынка, насвистывая простенькую крестьянскую песенку.


….Крошечная центральная площадьредко была пуста: между прилавками с кусками льняной ткани, обрезками войлока и холстины, лотками с мясом и овощами лениво ползали несколько крестьянок с огромными корзинами в руках. Мясник, оскаливая полный набор желтовато-белых зубов, отпускал в их сторону пошлые шуточки, сопровождая это раскатистым густым смехом. Деревенские бабы притворно смущались, глупо хихикая и тряся необъятными грудями, затянутыми в тесные холщовые платья, ремесленники грязно ругались и пинали ногами крутящихся под ногами собак.
Кесса прошла мимо них, стараясь не обращать внимания на неприязненные взгляды, которые на нее то и дело бросали суеверные крестьяне. Они считали её источником всех неприятностей, которые обрушивались на деревню, будь то неудачная охота, разбитый нос у пьяницы или плохая удойность коровы.
Девушка купила громадную буханку хлеба у сонной пекарши и повернулась, чтобы уйти, как вдруг почувствовала резкую боль между лопатками и согнулась от неожиданности, чувствуя как из глаз брызнули соленые слезы.
- Получила, шлюха! – радостно вскричал похожий на быка парень, подкидывая в одной руке увесистый камень, а другой, обнимая девчонку с большими хмельными глазами. Компания молодежи позади них разразилась истеричным пьяным смехом, едва держась на нетвердых ногах.
- Оставь меня, тварь паскудная! – выкрикнула Кесса, с трудом выпрямляясь, - к сожалению, Глабио, длинные у тебя только руки, иначе бы так не бесился!
Некоторые из обидчиков расхохотались над её ответом, не в силах сдержать свое веселье, остальные с интересом ждали, что ответит Глабио. Парень побагровел и, оттолкнув от себя девчонку, размахнулся для следующего броска.
Кесса метнулась в сторону, но споткнулась, кувырком покатилась по пыльной земле и со всего размаху влетела в мясной прилавок. Доски с грохотом обвалились на нее, вместе с выложенным на них парным мясом и куриными окороками.
- ЧТО ТЫ ВЫТВОРЯЕШЬ, БОРДЕЛЬНАЯ КУРИЦА?! – взвыл мясник, хватая за волосы сопротивляющуюся Кесс.
Девушка хрипло закашлялась и вцепилась ногтями в державшие её руки, отчаянно пытаясь вырваться. Мясник взвизгнул и на мгновение отпустил её, Кесс больше и не нужно было – плохо соображая, она вскочила, толкнула мясника в грудь и побежала прочь от возмущенных криков и проклятий…

…Вечер стоял необычайно тихий, словно природа чувствовала, что происходило в лачуге на краю деревни.
В комнате было чересчур светло: десятки свечей в медных подсвечниках стояли на всех горизонтальных поверхностях. На деревянном полу, укутавшись в шерстяное одеяло, лежал полуживой старик. У него было размеренное спокойное дыхание, словно бы он спал – Илмир Миврингский прощался с жизнью.
Витавшее в воздухе дыхание смерти нарастало, под молитвенный шепот Кесс, стоявшей перед стариком, окруженным огоньками свечей. Девушка сцепила ладони и отрешенно взывала к Беллу, воплощению света и огня, моля о легком и безболезненном переходе в загробный мир для её приемного отца.
Илмир резко вздохнул и затих.
Кесса медленно раскрыла покрасневшие глаза и увидела, что на лице старика запечатлелось спокойствие и безмятежность, словно он давно ждал этого момента. Девушка провела ладонью по морщинистому, еще теплому лицу, чтобы закрыть остекленевшие глаза.
- Я люблю тебя, отец, - Кесса произнесла погребальное заклинание. Тело Илмира вспыхнуло холодным желтым пламенем и исчезло в ярком белом свете. Белл не отверг свое дитя.
Девушка вышла из душной комнаты во двор, даже не позаботившись о том, чтобы потушить свечи. Приближалась гроза, душным спертым воздухом было тяжело дышать, но Кесс хотелось как можно скорее выбраться из проклятой лачуги. Она опустилась на порог, и, больше не в силах сдерживать себя, завыла, словно подбитая собака, захлебываясь слезами.
Кесса не знала, сколько просидела так, не в силах справиться со своим горем, успокоилась, только когда совсем уже стемнело. Девушка поджала ноги и всматривалась в темноту, надеялась увидеть там знак, что ей делать дальше.
- Боги, спасите ме… - Кесса осеклась, услышав нарастающий гомон со стороны деревни.
Девушка навострила уши, каждый такой всплеск ненависти мог быть направлен на нее, но, тем не менее, вместо того, чтобы спрятаться подальше, она, повинуясь какому-то порыву, смело ринулась навстречу шуму…

Тем’бер зашипел от бессилия. Толстые веревки больно впивались в кожу, а каждая попытка вырваться приносила новую порцию заноз в спине. Кто-то швырнул в лицо подгнившее яблоко. Сид почувствовалжелезный привкус во рту, сплюнул кровавую слюну и снова зашипел. Изумрудные кошачьи глаза вспыхнули зелеными вспышками злости, Тем’бер оскалил мелкие зубки и снова попытался изменить форму. Раньше у него никогда не было проблем с превращением, но волна ненависти и жажды убийства, исходящая от окружившей его толпы, глушила все его способности.
Сид наблюдал, как от толпы отделился человек и, поднявшись на помост рядом, начал что-то громко вещать на непонятном языке. Публика одобрительно визжала и жестикулировала. Когда оратор закончил свою речь, ему поднесли зажженный факел.
Тем’бер испуганно вскрикнул, догадавшись о предназначении охапок хвороста вокруг помоста, чем вызвал у людей новый приступ восторга. Толпа казалась ему многоголовым смердящим монстром.
Что это за слова? Что они говорят? Почему они хотят это сделать?
Тем’бер почувствовал, как по щекам текут горячие слезы, и закрыл глаза, попытался отрешиться от происходящего. Он всё ждал того момента, когда почувствует пугающее дыхание огня, которое превратит его в обуглившуюся груду костей.
Внезапно звуки стихли, чуткий слух улавливал только тревожный шепот и чей-то резкий, но неожиданно приятный голос. Сид неторопливо поднял веки и увидел весьма занимательную картину.
Перед ним стояла человеческая самка, нет, не совсем человеческая. Тем’берприсмотрелся и отметил знакомую форму ушей и стройное изящное телосложение. Он хорошо знал альвов, лесных эльфов и любил их, в них была какая-то гармоничность, уважение к матери-природе. Только в этом существе не было ничего от альвов, в ней было что-то темное, пугающее. Ненависть, холод. Не то же, что испытывала толпа. Её чувства были более… глубокими, по-своему завораживающими и прекрасными в своей пугающей полноте. Как алая роза, покрытая острыми ядовитыми шипами.
У эльфийки в руках не было никакого оружия, и она, с каким-то отрешенным выражением лица спиной двигалась к Тем’беру. Одна из самок в толпе что-то выкрикнула, остальные подхватили, размахивая вилами, дубинками и прочим орудием.
Похожий на медведя мужик с дубинкой наперевес вышел вперед, противно улыбаясь остатками зубов, и кинулся на эльфийку. Та ловко увернулась, и когда он пролетел вперед, ловко пнула его под зад. Человек завыл в бешенстве, поднялся, и, размахивая своим оружием, с ревомвновь бросился на эльфийку.
Пользуясь тем, что на него не обращают внимания, Тем’бер собрал остатки воли в кулак и почувствовал, как меняется его тело. Эйфория захватила его разум, когда он ощутил себя свободным; обрадованный своим спасением, он ловко спрыгнул с помоста и готов был уже вернуться в родные леса, как вдруг вспомнил об эльфийке.
Она устала. Человек, похоже, был бывалым бойцом, а вот у эльфийки, несмотря на природный талант, не было никакого опыта в дуэлях. Тем’бер расстроился: он не знал, как помочь своей спасительнице, но тут случилось нечто невероятное.
Человек похотливо что-то приговаривал, предвкушая свою победу, и надвигался на хрупкое тельце. Глаза эльфийки вспыхнули янтарным огнем, она, словно пантера, кинулась на врага, ногой ударила в живот и повалила на землю. Человек попытался встать, но эльфийка сильно пнула его в пах. Боец взвыл, держась руками за промежность и выкрикивая, судя по всему, оскорбления, как вдруг они сменились бульканьем и нечленораздельными звуками. Тем’бер вскрикнул от неожиданности, он даже не успел заметить, как эльфийка схватила какую-то палку и с чудовищной силой воткнула её в грудь человеку, пробивая плоть, легкие, кости позвоночника.
Толпа замолкла, кого-то вырвало, несколько самок разразились жутким воем и плачем.
Тем’бер не мог сдвинуться с места, он хотел крикнуть эльфийке, чтобы она бежала, но вспомнил, что находится в обличье кота.
Поздно.
Эльфийка ошалело выпустила из рук палку, с ужасом посмотрела на истекающий кровью труп и на людей. Несколько самцов, стоящих в первом ряду, заревели, словно звери, и кинулись на безоружную эльфийку, которая даже не пыталась защищаться. Тяжелые удары кулаков сыпались на её тело, она пыталась прикрыть руками голову, но это не спасало от чудовищных ударов сапог. К самцам присоединились самки, подбадривающие избивающих и выкрикивающие оскорбления.
Кот понимал, что у него мало времени, прежде чем её забьют до смерти. Незаметный в толпе он подхватил зубами горящий факел, который в общей суматохе бросили рядом с охапками хвороста, и ловко запрыгнул на крышу ближайшего дома. Солома сразу же загорелась, огонь, подстегиваемый ветром, быстро распространился на соседние жилища.
Кто-то из людей заметил пожар, закричал, словно испуганная курица, махая руками, побежал тушить свой дом. Через мгновение все уже забыли про эльфийку, бегали с ведрами и причитали над потерянным имуществом.

Тем’бер, страшно довольный собой, что сумел заодно отомстить противным людишкам, подошел к эльфийке, коснулся лапкой её черного от вспухших синяков лица и убедился что она жива. Кот запрыгнул на крепкую девичью грудь и, сконцентрировавшись, перенес их обоих прочь от этого безумного места.