"Грехи и подвиги Люсьены де Лассанж"

[Мара Ли]

Жанр: Авантюрно-любовно-приключенческий роман.
Автор, фотограф и все остальное: Мара Ли.


Замечательный Анри Лефевр подарен мне для сериала Lasky.




Читать дальше...

Люсьена де Лассанж



Анри Лефевр



Кассиан

Возрастные ограничения 14 +
Ролик к сериалу


От автора.
Читать дальше...

Я очень надеюсь, что моя история любви и ненависти Вам понравится. Я не претендую на совершенную историческую достоверность, но все факты, использованные мной в сериале, были взяты мной из разных источников, тщательно подбирались и проверялись. Я наверное воспользуюсь фразой Дюма, о том, что история - это гвоздь, а картину, которую мы на него вешаем - лишь наше представление о происходящем.

Надеюсь, что читая сие произведение, вы сможете написать автору пару строк, ибо мне важно Ваше восприятие написанного!

[pike]

Так получается что ты тут только ты мне знакома.
Никак ещё не могу вкурить, как тут разместить Сидонию.

[Мара Ли]

pike, да замечательно! Я рада тебя видеть очень, очень!
Ну , кстати я тут не единственная, кого ты знаешь!

[Мара Ли]

Скрины, не вошедшие в серии, сделанные так же pike'ом.

И еще срины, не вошедшие в серию. Жаль, но вместить было некуда, не пропадать же добру!

[anactacia]

Мара Ли,
я потихоньку исправляюсь, вот и серию последнюю прочитала. Текст как всегда безупречный, выдержанный стиль повествования. Просто замечательно!
И по сюжету у тебя получается уже которую серию подряд держать читателя в напряжении, заставлять переживать за судьбу отважной Люсьены и ее преданных друзей. Вот и сейчас, после такого сложного путешествия, все мы снова затаили дыхание - что задумал Старый Ворон, Симон Делатре? Яснее ясного, что у него свой шкурный интерес, своя политика. А еще очень настораживает и пугает отсутствие новостей о судьбе Анри. Надеюсь, с ним все в порядке? На долю Люсьены и так выпало много страданий, нельзя, чтобы она потеряла любимого.
И конечно, чудеснейшие фотографии! Необыкновенно атмосферные и очень качественно выполненные. pike - настоящий мастер! Всегда любуюсь его снимками, подолгу рассматриваю каждый кадр.
Мара Ли, огромное тебе спасибо за эту серию! Хочу попросить тебя не бросать этот увлекательнейший сериал. И в скором времени порадовать нас долгожданным продолжением!

[Мара Ли]

anactacia, как же приятно видеть и читать твой отзыв! Спасибо тебе огромное! Ты знаешь, я немного остыла к писательству. Дело не только в отзывах, спасибках, но и в том, что летом исключительно мало времени и нет совсем возможности сосредоточится. Больше всего я люблю писать ночью, когда кончаются телефонные звонки и все спят. Теперь летом таких возможностей все меньше. Звонят до самой ночи, работаем до девяти вечера, а потом просто падаешь. Или в лучшем случае копаюсь в симских постройках. У меня от них голова отдыхает
А Вите я ужасно благодарна за его иллюстрации. Мне кажется с ними Люсьена приобрела какой-то таинственный оттенок! Я все больше об исторической достоверности пекусь, а Витя смотрит на характеры. Я бы в жизни Люсьене челку не выстригла. так как их в ту пору не носили! А вот ведь! Получилось вполне неплохо!
Еще раз спасибо за твой комментарий! Мне очень приятно!

[anactacia]

Мара Ли,
я тебя очень понимаю. У самой тоже на лето были наполеоновские планы... Но сейчас сын заболел, к игре вообще не подойти... Хорошо, есть немного времени чужие проекты почитать.
В любом случае, как бы ни сложились обстоятельства, я очень надеюсь, что ты найдешь в себе и желание продолжить рассказ о приключениях Люсьены.
Мы будем очень ждать!

[Мара Ли]

Прошу прощения у всех читателей "Люсьены"! Задержка огромная. Но тем не менее, я продолжу. Огромное спасибо Пайку за волшебные пендали. И, конечно, за замечательные скрины.

Глава семнадцатая. О злоключениях магистра и непристойном предложении.


Ровиньяк метался на окровавленном ложе. Сбились тряпицы, плотно сжимавшие его рану. Лекарь пинком разбудил слугу, спавшего у постели, велел держать барона да крикнул, чтоб несли воды с кухни. Ровиньяк то приходил в себя, то впадал в тяжкий дурманный сон. Лекарю, призванному к больному, новоиспеченному магистру Гюи Викару, и вовсе поспать не удавалось. Чего уж только не предпринимал он, пытаясь залечить рану. Барону легче не становилось. Ногаре велел глаз не смыкать и прислал даже королевского лекаря. Но тот глянул на Ровиньяка без особого интереса, велел прикладывать навозные примочки, а больше молиться да на господа благоговейно надеяться. Ну, ему что! Он королевский лекарь, а вот магистру лично необходимо за всем досматривать. Оттого и не спит он уже несколько ночей, боясь и по нужде отлучиться. Но человеческим усилиям есть предел. Все в руках божьих. Гюи был учеником известного врача, профессора Монпелье, Арнальдо из Виллановы. Но с тех пор, как книги его учителя сожгла католическая церковь, а сам он покинул пределы Франции, быть его преемником стало опасно. Мессир Гюи полностью поддерживал взгляды своего учителя. Рану поливал крепким вином, но в этот раз она все равно воспалилась. Настои из трав не помогали, и больному явно становилось хуже. Может, и вправду последовать совету королевского лекаря? А то, не дай Бог, обвинят в ереси. Тихий стук в дверь отвлек мессира Гюи от его горьких раздумий. Тонкая фигура, закутанная в плащ, легко ступила на середину темных покоев.

- Вы мессир Гюи Викар? – женский голос определил пол визитера.

- Что Вам угодно, мадам? Что Вы тут делаете? – магистр с беспокойством привстал с кресла. – Вам нельзя сюда. И кто Вы?

- Успокойтесь, мессир. Я не желаю больному зла, а Вам - лишних неприятностей. Мое имя не скажет Вам ни о чем, а вот барон, будь он не в плену болезни, обрадовался бы мне больше, чем Вам. Намного больше.

Женщина приблизилась к постели. Она была удивительно хороша. Светло-русые волосы обрамляли ее встревоженное лицо, глаза, удивительно светлые, смотрели на барона с нескрываемой болью.

- Я хочу помочь, мессир. Прошу, выслушайте меня! Я знаю, как непросто Вам принимать решения, ибо барон знатен и сам сеньор Ногаре заинтересован в его выздоровлении. Я же лишь любящая его женщина, сгорающая от желания вернуть себе возлюбленного, вырвать его из цепких рук смерти! Его слуга хоть и пострадал от удара подсвечником, но укажет вам на то, что я частая гостья в этих покоях. Могу я помочь ему выздороветь, а Вам приобрести славу прекрасного лекаря?

- Каким же образом, мадам? Вы умеете исцелять болезных и воскрешать мертвых? – с недоверием воскликнул мессир Гюи.

- Я – нет. Но есть человек, разбирающийся в подобных ранах чудесным образом. Поверьте, я не причиню барону зла, я лишь хочу его спасти. Этьен! – позвала она личного слугу барона.

Слуга с перевязанной головой вошел, смущаясь от того, видимо, что прекрасная гостья щедро заплатила ему, дабы он впустил ее к Ровиньяку, и заверил мессира Гюи, что это женщина и впрямь возлюбленная барона, которой тот доверял безоговорочно. Сообщив это, он удалился, поклонившись и потирая больную голову.

- Ну что ж, мадам, где же Ваш ангел-исцелитель? – иронично произнес врач, уже в буквальном смысле сгорая от профессионального любопытства. – Поглядим, что за чудеса он может творить!

Дама исчезла на минуту и вернулась со второй фигурой в плаще и капюшоне. Мессир Гюи с любопытством смотрел, как новый посетитель снимает плащ. И лишь упал капюшон, он в ужасе воздел руки!

- Да Вы не в себе, мадам! Это же неверный, грязный антихрист, отродье дьявола! Нас обоих казнят, сожгут и повесят!

- Я прошу Вас, тише, мессир, тише! Поверьте, молчание – наше спасение. Мое, ваше и барона!

Незнакомец обжег Гюи черно-горящим взглядом. Свет факела упал на его смуглое лицо, и Гюи обомлел. Неверным отродьем дьявола была женщина. Тюрбан на голове, тонкие ноздри, выразительные черные глаза, обрамленные веером ресниц.

- Боже праведный! Да что ж это за дьявольщина! Нет, мадам, нет! Я не позволю Вам приблизиться к ложу умирающего!

- Магистр Гюи, Вы врач и сами признаете, что он умирает, – взмолилась белокурая женщина, - так дайте больному шанс во имя жизни, которой Вы служите, во имя учителя Вашего и во имя любви, которой служу я!

Гюи отступился, глядя на тонкий стилет, мелькнувший в руке прекрасной куртизанки.

- Нас повесят… – прошептал он.

Арабчанка открыла сумку и вытащила странные инструменты, что-то прошептала на неизвестном языке и принялась за работу. Гюи с ужасом и тайным восхищением следил за точными и уверенными действиями дочери Аллаха. Нагрев тонкий нож на огне факела, она уверенно рассекла едва начавшую срастаться и уже пахнущую гниением рану. Кровь толчками заструилась под ее руками. Гюи отметил, что с кровью выходили желтоватые сгустки.

Рассечь рану! Немыслимо – ведь она не цирюльник на ярмарке или на поле боя! Но вскоре запахло травами и спиртом. Обильно облив рану из сосуда, принесенного с собой, арабчанка соединила её края и принялась сшивать их. Гюи был в ужасе! Все это никак не соответствовало тому, что он знал, читал и видел! Но сомнения вдруг закрались в его душу. А что он, собственно, видел?



***



Со смешанным чувством беспокойства и надежды я входила в покои Симона Делатре. Наслышана я была о Старом Вороне. Прислуга его побаивалась, но уважала за строгость и справедливость. Указы его выполнялись без промедления. Гильдия имела в Каркассоне огромное влияние. «Шерсть – золото Каркассона», - любил говаривать Симон Делатре. И гибко и хватко вел торговые дела, возглавлял суд гильдии, выручал попавших в беду сотоварищей, договаривался об охране товаров, шедших через Пиренеи. Казна гильдии нередко щедро оплачивала и новый мост, построенный взамен прохудившегося, и на церковь жертвовала, если их интересы пересекались с епископскими. Ладил Симон со всеми, кто был ему полезен. Но существовала и другая сторона медали: был он непреклонен, карал за воровство нещадно, измены и подлости не прощал. И всегда платил за зло той же монетой. И еще все знали, как любил он своего сына.

Матильда убрала меня согласно случаю и положению. Роскошное платье даже ушивать не пришлось, хотя мне и казалось, что я исхудала за время болезни.

В последние дни я так много думала о произошедшем со мной, вспоминала время, проведенное в милом Лассанже. Вспоминала красные маки, белые камни, закат солнца и огромные звезды. Вспоминала Анри, так беспечного любившего меня, так трогательного преданного и бесстрашного. И моего дорогого отца… Обстоятельства его смерти, мне не известные, пугали меня и делали смерть Ровиньяка оправданной.

Но само убийство пугало меня еще больше. Убийство, совершенное моими же руками! Я так и не могла осознать, что все произошедшее со мной не страшный и мучительный сон. Мои чувства отказывались верить в это. Отец снился мне лишь однажды: смотрел на меня любящим взглядом. Я проснулась в слезах, страстно желая побежать и обнять его! Нервная горячка, случившаяся со мной, отделила меня от прошлого зыбкой завесой.

Лишь только единое связующее звено было у меня с прошлым – Антуан. Его забота и желание быть мне полезным, его любовь ко мне и чувство беспокойства делали мою жизнь сносной. И оставалась надежда. Тонкая нить ее все еще привязывала меня к жизни. Именно в таком состоянии я и встретилась со Старым Вороном.

Гостиная зала была чудесно украшена. Гобелены тонкой работы с цветами и диковинными птицами, ковры и мягкие подушки необычной, наверное, восточной работы на скамьях. Пол устлан затейливой керамической плиткою и укрыт по-городскому коврами, а не тонким тростником или свежим сеном. Резные балки, поддерживающие потолок, были отлично начищены и блестели, как бронзовые. Жарко горел камин. Стол изящно накрыт, белые скатерти говорили о хорошем вкусе и достатке хозяина.

- Рад приветствовать Вас, юная графиня, в моем доме, - промолвил Старый Ворон, с достоинством поднимаясь мне навстречу. – Огромная честь видеть у себя столь знатную и столь прелестную особу! Но я уверен, не будь обстоятельства столь необычны, Вы бы и не заглянули к старому старшине Делатре! Но... Богу виднее! Прошу Вас, сударыня.

Он заботливо проводил меня к столу и усадил на почетное место. Антуан сел по другую руку. Надо отдать должное Старому Ворону - он отлично знал куртуазные манеры и умело ими пользовался! Обед был восхитительным. Утка с соусом из вишни особенно удалась, молодая телятина с сельдереем, сливками, острым перцем и орехами таяла во рту, свежий хлеб хрустел коричневой корочкой, а фрукты блестели при свете восковых свечей.

Да, богат был Симон Делатре! И именно мне он хотел показать сейчас свой достаток и вместе с тем уважение. Хотя только ли в этом дело? Вино, старательно подливаемое слугой, было терпким и тягучим, горячило кровь и туманило голову. Ох, хитрец Делатре, хитрец! Я взглянула на Антуана. Он был странно тих и почти не принимал участия в беседе. Либо знал, о чем заговорит его отец, либо опасался чего-то. Я рассказала Старому Ворону все. Об отце, о Ровиньяке, о солевом золоте, о конфискации замка. Чем, по-моему, его не удивила. Все уже знал старшина Гильдии. И птица не пролетит меж его частоколом! Умолчала я только об Анри. Вернее, о нашей с ним любовной связи, ибо уж точно негоже графине де Лассанж рассказывать о любовных утехах с конюшим. Да и Симон Делатре об этом знать не обязан.

- Я понял, моя юная графиня, что Вы смелы и отважны, стойки духом и телом, решительны и благородны, – наконец произнес Симон Делатре, – но обстоятельства сейчас таковы, что жизнь Ваша и честь семьи Вашей в опасности. Убив одного из первых помощников мессира де Ногаре, Вы подвергли себя и свою семью тяжелейшему испытанию. Разве не знаете Вы, что сестра Ваша вышла замуж за благородного графа де Лонкура? Едва ли ей приятно узнать при столь счастливом замужестве, что сестра ее - убийца и разыскивается по королевскому указу. Матушка Ваша у графа, но сам Лонкур в Париже. И давно в Париже. Похоже, он искал Вас, но пути Ваши разминулись. Он занят тем, что просит за Вашего брата, старается вернуть юному графу замок Лассанж. Ваш отец не признался ни в сговоре, ни в измене, по закону он невиновен. Главный обвинитель доказательств не имеет. А в Лангедоке неспокойно. Мятежный Лангедок страшен, и король об этом знает. Еще со времен проклятого де Монфора, этого самоуверенного франка, прости, господи, мою душу, Тулуза, Каркасон, Монпелье, Монсегюр всегда были бревном в глазу у короны. И возможно, дабы успокоить старинные роды Лангедока, король вернет замок Лассанж наследному сеньору. Но поверьте, Ваш поступок лишь усугубит гнев короля. Вас не должны найти, сударыня, не должны ни в коем случае. Иначе позорной казни не избежать. Что же станется тогда с Вашей семьей, братом, замком?

Я оторопела. Граф де Лонкур в Париже? Слава господу! Может быть, он сможет устроить и достойные похороны моему отцу. Если Кассиан узнает о Лонкуре, возможно, он сумеет встретиться с ним и рассказать ему об Анри и Тесьере!

- О! Откуда Вам сие известно, сударь? - воскликнула я, содрогаясь от нервной дрожи.

- Я посылал гонца в Париж. И пока Вы лежали в горячке, он привез мне разные вести.

Нервная дрожь усиливалась, но я старалась держать себя в руках.

- Что же это за разные вести?

- Вы приговорены к повешенью. И рано или поздно Вас найдут. Мой дом - слишком слабое укрытие для графини де Лассанж! – жестко отрезал Старый Ворон.

-Отец! – вскричал Анри. – Как Вы можете?!

- Да, слабое укрытие для графини де Лассанж, - повторил Симон Делатре, не обращая внимание на возглас сына, - но совершенно надежное для Люсьены Делатре, моей невестки!

[anactacia]

Мара Ли,
большое спасибо тебе за продолжение! Еще не читала, только фото просмотрела. Но уверена, что текст ни чуть не устает замечательным иллюстрациям.

[Мара Ли]

anactaciaСпасибо! Надеюсь, что найдется время и для чтения!
Конец не за горами. А пока продолжение.

Глава семнадцатая. О злоключениях магистра и непристойном предложении. (продолжение)

Внутри у меня все заколотилось. Отчего-то я даже не удивилась услышанному предложению.

- Вы поженитесь тихо, без шума, – ровным и твердым голосом продолжал Старый Ворон. - Местный епископ обвенчает, вопросов лишних задавать не станет. После этого поедете с обозом в Кастилью. Там сестра моя дела ведет в Толедо. Она вдовица, а сын ее мал пока. Ей помощь требуется. Поживете там до следующей осени, а тем временем забудется все. Глядишь, и остальное уладится. Если не примете моего предложения – не обессудьте, сударыня. Схоронить Вас или из пределов Франции вывезти я не смогу.
Не воитель я против франкского короля!



Сжимая бледными ладонями скатерть, как будто она могла удержать меня от падения, я встала из-за стола и сказала:

- Прошу прощения, мессир, я покину Вас, мне нехорошо.

Антуан, оказавшись рядом в мгновение ока, подхватил меня, обнял, отцепил от белого льна скатерти мои пальцы и увел в комнату. Он что-то говорил о том, что отец, наверное, не обдумал столь странный шаг, что он, возможно, не знает ничего о том, что я пережила за последние дни, о моем состоянии и еще что-то, столь же успокаивающее, сколь и бесполезное.

А я знала - все продумал Старый Ворон. И не будь у него серьезных причин, не предложил бы он мне это замужество.

- Я хочу побыть одна, Антуан! Ради всего святого, дайте мне подумать!

Итак, я приговорена к повешенью. Я представила себе сырую мерзкую вонь темницы, обжигающий стыд, насмешки тюремщиков, рыдающую матушку, униженного брата и, наконец, путь к виселице с позорной надписью на груди, палача, веревку, жестокие и оскорбительные крики толпы! Ох-х-х! Нет, я этого не вынесу!

Что бы сказал мой отец? А Анри, каково ему будет знать, что меня повесили на потеху Ровиньяку и врагам Лассанжа? Что он станет делать? Стенать? Плакать? Мстить?

А сестра? Та точно будет рыдать месяцами.

Весь этот ужас представился мне настолько явно, что я вскочила с постели с непреодолимым желанием бежать немедленно, бежать, куда глядят глаза. Но глаза ничего не видели, а мыслями я понимала, что идти мне некуда и не с кем. Последний бастион - Симон Делатре, и тот понимал, что я в мышеловке. Иначе бы не предложил сей странный брак.

Но зачем, зачем старому Ворону брак мой с его сыном? Допустим – деньги. Но старшина и так богат. Положение? У меня его нет. Связи? Увы, кто захочет иметь дело с убийцей.

Что же тогда? Рановато мне стало плохо. Недаром говорят, что женщины умом медленны. Отчего бы не спросить в лоб хитрого Симона Делатре, зачем ему столь странный союз?

Я заплакала. Слезы явились сами по себе, текли и текли по лицу. Я думала о том, что обижаться мне не на что. Если догадался Делатре о связи с Анри, то и подобный брак предложить не грех. Я падшая женщина! Приношу лишь горе и печаль друзьям и близким!

Успокоившись, я решила пойти к Старому Ворону. Как ни странно, я чувствовала, что его предложение не лишено смысла в моем безутешном положении. Какая разница, за кого идти замуж, если это не Анри. А Анри для меня потерян навсегда. Любит он меня или нет, уже не важно. Я не смогу подарить ему счастья, а сделать возлюбленного несчастным, отвергнутым, или, хуже того, заточенным в темницу за месть или убийство - что может быть хуже? С горечью признавала я всю тщетность и легкомыслие наших отношений. Как вообще я могла настолько увлечься, настолько поверить, что идеальная любовь существует? Романы про рыцарей – всего лишь куртуазная выдумка. Одна за другой умирали мои надежды, один за другим отступали стражники любви, уступая место отчаянью и смерти.

Я должна избежать позорных и порочащих обвинений, чтобы спасти брата, отвести беду от семьи, не дать возможности Анри увидеть мою смерть! И дать благородному де Лонкуру шанс вернуть замок моей семье. Замок, который был и остается плотью и кровью моего рода, гнездом моих достославных и гордых предков, ведущих свой род от графов Тулузских. Дай Бог всем им терпения и средств! Я должна сделать то, что должна - исчезнуть из их жизни навсегда!

Так, мучая себя, страдая и плача, я забылась лишь к утру, когда хмурое зимнее солнце едва осветило мои покои.



***

Антуан Делатре, проводив Люсьену, в гневе и смятенье вновь бросился к отцу:

- Отец, как Вы могли столь жестоко открыть всю правду графине? И как смогли предложить ей столь неприемлемый для нее мезальянс?!

-Сын мой, присядь! Присядь и послушай своего старого отца, ибо я видел в жизни больше, чем хотел, а хотел гораздо больше, чем мог. Ты ведь любишь графиню, не правда ли?

- Но я люблю ее возвышенно, куртуазно, как Прекрасную даму! – воскликнул Антуан.

-Друг мой, ты не рыцарь, и дело происходит не в романе о Розе. Ты умен, красив и вкусил уже плотских радостей предостаточно, чтобы смочь наслаждаться любовью эфемерной, - Симон хитро взглянул из-под седых бровей на молодого человека. – Ты слишком увлечен чувствами и, стало быть, не можешь трезво и отточено мыслить. Так дай за тебя подумает твой разумный, но, увы, не благородный отец. Прекрасная Люсьена умна, благородна, отважна и богата. Разве не такой жены ты себе желал? И если она не окончательно глупа, то, поплакав и подумав, примет правильное решение, ибо на кону ее семья, род и честь ее отца. Так что, думаю, она согласится. И неизвестно, мой возлюбленный сын, как повернется дело. Ты красив, умен и щедр душой. Быть может, она полюбит тебя как равного и отдаст тебе свое сердце. А уж приданое я истребую при любом повороте дела. Быть может, чуть попозже. Глядишь, де Лонкур и впрямь справится с задачей. Весь Лангедок на его стороне. Лангедок – их кровь, их гордость, их опора. А королю не до Лангедока. Ему бы с Тамплем справиться. Так что помолимся Богу и всем заступникам нашим о счастливом возвращении чести роду Лассанжей.

- Но, отец, ее сердце принадлежит другому! – Антуан изрядно смутился, ибо это была не его тайна, да и, возможно, просто смутная догадка.

-Это кому же? – заинтересовался Старый Ворон, хмурясь. – И верно ли ты знаешь это? И взаимно ли сие чувство?

-Не могу сказать, отец, - склонив голову, произнес Делатре-младший.

Симон повел бровями.

- Да и не говори, - презрительно махнул он рукой. - Только просвети старого дурня – отчего сего благородного кавалера нет с ней? И был ли он в Париже, когда вся ваша честная компания штурмовала Консьержери? Глупее и не придумаешь поступка! Как могли четверо весьма неглупых мужчин ввязаться в столь странное, безрассудное предприятие, возглавляемое молодой девицей, попавшей в плен чувствительности? Да еще опальной и неугодной королю! Ну ты, ясно дело, потерял ум от любви своей куртуазной. Тесьер, тот вояка и в политике толком не разбирается, графу предан. Клирик ваш за приключениями отправился. Да и в Париж отчего бы не прогуляться за чужой-то счет. А вот конюший зачем от Лонкура сбежал и туда же бросился? Уж не он ли возлюбленный графини нашей? Отчего ему у Лонкура в услужении не сиделось в богатом замке в надежде, возможно, на рыцарство. А? Кто отец его, почему он у Лассанжа в услужении? И ведь конюший – явно чей-то сынок из разорившихся родственников. Так ли это, сын мой? Так, спрашиваю?

Старый Ворон поднялся с кресла и грозной тучей навис над сыном. В голосе зазвенел металл.

-Отвечай! – еще громче потребовал Ворон.

- Да, кажется, так, - выдохнул Антуан, ибо отца он побаивался и долг сыновний почитал.

- Ну и хорошо, - мгновенно оттаял старый хитрец. – Этот выбор нам не страшен. Думаю, поладите вы с твоей прекрасной дамой и будете жить долго и счастливо. А теперь - спать. Думаю, завтра и сладим все. Иди, сынок. Я устрою твое счастье.

- Но, отец!

-Приказываю, - тихо молвил старшина.

Обнял сына и отправился на покой, посмеиваясь себе в усы. Ох, глупа и неразумна молодость! Вспомнил он и самого себя, когда отец привел ему в жены юную и нежную Брианну. Была она, как белая лебедь, тонкая, ладная, скромная. Все очи долу опускала и пальчиками теребила белую косу. Эх! Взяли моду нынче отцов не слушаться да по Парижам бегать! Под предводительством сумасбродной девицы! Вот и приходится за всем следить!

[anactacia]

С Новым годом Вас, с Новым счастьем!
Мы желаем Вам много всего,
Чтоб ни тучки в судьбе, ни ненастье
Не смогли Вам испортить его.
Желаем Вам идей блестящих,
Великих планов громадьё,
Партнеров в деле настоящих
И новый творческий подъем!

[Нелли Мур]

Сериал очень интересный, действительно читается на одном дыхании, это симс... Средневековье?

[anactacia]

[anactacia]