– Малькольм был его конкурентом, и Шелли хотелось, чтобы он перестал мешать. Примерно в то время я стал вампиром. Я видел женщину, размытыми красными и белыми пятнами помню её глаза и руки. Больше ничего, очнулся через три дня от голода, уже у себя дома.
Некоторое время я учился, и во время одной из своих охот познакомился с совсем молодым вампиром. Точнее, он всего лишь показался мне молодым, на самом деле Марико был гораздо старше меня. Гораздо опытнее. Я пригласил его к Шелли, когда Ландграаб был там. Впервые я видел, как кого-то убивают.
Малькольм корчился на полу, а Марико только сложил руки на груди и поклонился. И ушёл.
Шелли сказал, что теперь все будет так, как мы пожелаем, а я думал, зачем всё это сделал… Почему позволил сначала Шелли, а затем Марико вести себя? Или у меня настолько слабая воля, что я не в силах решиться на собственные поступки, лишь следуя чьим-то чужим желаниям и мечтам? Я ведь даже не знал этого Малькольма, и действовал… нет, бездействовал, как по голову погруженный в зыбучий песок.
Волна ревностно накрывает кромку берега, и рассказчик молчит.
– Ты хмуришься, Сола?..
Навязчивые шаги людей на пристани немного отвлекли Сильвестра, он моргнул и продолжил:
–Через несколько месяцев кто-то отравил Шелли. Возможно, семья Малькольма отомстила, возможно, всего лишь конкурент. И я вновь остался один. В онемении стал вспоминать и исполнять старые мечты, но они не приносили мне ни радости, ни удовольствия. Я потерял их. Желтый песок Китежграда искрошил мои грезы.
После катастрофы, я как и другие переехал сюда. Здесь был океан, и он звал меня и пел для меня. Я выходил на охоту перед самым рассветом, а потом долго стоял на берегу. И сбегал каждый раз, когда вода отражала солнечные лучи. А затем… я сошел с ума. Потому, что потеряв окончательно надежду и мечты, я обрёл свое собственное солнце.
– И теперь я дважды трус. Потому что боюсь признаться ему и признаюсь тебе.
Сильвестр замолкает. Вода плавно шелестит о берег, а магическая песня становится чуть тише, ниспадая с переливов воздуха, чтобы просочиться вглубь земли.
– Здесь песок другой.
Сильвестр прислушивается к тихому голосу:
– Надежда не имеет значения. Не верь, не надейся. Достаточно просто быть упрямым. Мудрее ты уже стал. И если ждёшь наказания от кого-то, оно тебе тоже не нужно. Ты сам себе смог построить и тюрьму, и гильотину. Ты трижды родился, Сильвестр, однажды как человек, второй раз как вампир, третий раз будет, когда ты поймешь, что песок здесь совсем другой.
Чуть нервно Сильвестр прикасается к своей маске.
– Расскажи о ней, – говорит Сола.
– Я надел её после смерти Шелли.
– Выглядишь в ней строгим, – собеседник слегка щурится в улыбке.
– Только выгляжу…
– А может уже стал сильнее. Или смелее. Что там важно для тебя.
Опустившись перед океаном, Сильвестр вдыхает. Океан пахнет океаном, но для него в ощущение воды вторгается острый металлический запах, кружащий мысли, как сломанная карусель. Неловко Сильвестр отстегивает ремешок, и в ярко-оранжевый от света фонарей песок падает темный кусок металла. Неожиданная свобода отпугивает, аромат наступившей ночи слишком ясный, а собственный голос – слишком резкий. “Даже Сириус редко видит меня настолько обнаженным”, – мелькает в сознании.
– Сильвестр.
– Да?
Вампир поднимает маску из песка и протягивает её:
– Это просто маска. Не более чем аксессуар.
* * *
– Возможно, когда-нибудь я приду сюда снова. И дождусь полного восхода. А пока… – Сильвестр заминается. – … я не такой смелый.
* * *
Нежная дымка рассвета и уходящая тьма скрывают очертания двух вампиров, когда они превращаются в летучих мышей и покидают берег.