Я ничего не мог делать. Целыми днями я просто сидел и смотрел в одну точку. Неважно, что это было: телевизор или просто обойный узор. Мне было все равно. Я не видел окружающего мира. Перед моими глазами была только Кассандра. То и дело я вспоминал лучшее, что было с нами: ее смех и улыбку, и нежные руки и пленительные плечи. Касс была умопомрачительна и прекрасна вся, в моих мечтах он улыбалась, улыбалась, улыбалась.. а потом лицо ее, омраченное облаком более новых, неприятных воспоминаний, вдруг затуманивали злость и обида, и она, также, как и в жизни, исчезала, хлопая дверью и растворяясь в вечернем тумане. И ни звоночка, ни воспоминания.
Вечерами я бесцельно просиживал часы на кровати, пытаясь заснуть, днем с трудом держал в руках кисть. Штрихи получались нервные и отрывистые, картины выходили не слишком хорошо, а руки так и сжимались в кулаки при каждом воспоминании о Ней.
Звонки Ганса немного разбавляли тоску моего уныния. Я всегда знал, когда он звонил – гудки были немного другими. Я спрашивал его о Лилии. Странно – я волновался о ней не меньше, чем о собственной дочери. Что ж, возможно, это было правильно – ведь она, кажется, сумела войти в сердце моего сына.
Пока что поиски шли не слишком успешно. Ганс прочесал все съемные квартиры и различные места, в которых можно было бы остановиться, в пределах нашего района, но нигде не было и следа Лилии, и никто о ней ничего не слышал. Хозяин забегаловки, где ее видел я, ничего не мог сказать о девушке, что пыталась устроиться на работу – он не запомнил ни ее адреса, ни ее самой.
Я вздохнул. Даже, если Гансу удастся прочесать весь город – что в этом толку. Вероятность, что Лил останется сидеть здесь, в Плезантвью, крайне мала. А даже если и так, к тому времени, как мой сын доберется до места ее обитания, она уже может успеть уехать оттуда. Это обстоятельство печалило меня, и в итоге разговор с сыном, поначалу бодрящий, заканчивался тем, что я начинал грустить еще сильнее. Никто не счастлив… что я, умудрившийся потерять свою невесту, не сумев правильно донести до нее свои мысли, что Ганс, не нашедший слов для того, чтобы сказать Лилии о своих чувствах. Слова, слова, слова. Считается, что они не важны. Но с другой стороны, сколько бед из-за них. Глупый, глупый мальчишка, он-то чего тормозил! Хотя, впрочем, в чем его обвинять? Видимо, весь в отца-неудачника…
В часы, когда собственный дом в моих глазах внезапно превращался в отвратительную тюрьму, душную и тесную, я выходил на улицу и, не видя дороги, слонялся по городу. Изредка заходил перекусить в какое – нибудь заведение из серии боулинг-бильярд-кафе-дискотека. Кухня в таких местах обычно была отвратительного качества, а обстановка и того хуже. Кругом свечение, мигание, грохот музыки и различного игрового инвентаря. Но для меня всюду была тишина. Гнетущая, тяжелая, одинокая и какая – то густая, шаги в которой не слышны и кажутся замедленными, как во сне, когда убегаешь от кого-то, но не можешь сделать и шагу. Вкуса еды я тоже не чувствовал, так что, по сути, мне было все равно, что есть.
В один из таких дней, отобедав жестким стейком, я выходил из бара, чтобы направиться в свою одинокую холостяцкую берлогу. Я мало что видел перед собой – меня преследовало бесконечное чувство вины и беспомощности и мысли о Касс. Вдруг женский вскрик и взмах мягкой фиолетовой ткани перед носом вывели меня из забытья.
-Мужчина! – вскричала очень возмущенная, юркая, живая, лучистая девушка с милым лицом, и мультяшно всплеснула руками, - мужчина, разве можно так ходить? Вы бы хоть по сторонам глядели!
- Пппростите, простите, - забормотал я в ответ, а чувство собственной никчемности лишь усилилось.
- Ну уж нет, так не пойдет, - вдруг совершенно весело и по-детски непосредственно подбоченилась молодая девчушка, - вы меня толкнули, вот теперь успокаивайте! Ну, чего это у вас такой вид, будто бы это я в вас только что врезалась, а?
- Э.. нет, что вы, - растерялся я от такой жизненной активности. В другой ситуации, будь я менее печален или просто более занят, я бы не стал заводить разговора с этой симпатичной и несдержанной особой. Сейчас у меня просто не было сил ей перечить.
- Что вы, что вы.. это вы что! Вон, как вареный, ходите! Раз чуть не сбили даму с ног, угостите теперь коктейлем, нечего тут мямлить! – заявила вдруг бойкая особа, совершенно бесцеремонно таща меня обратно к барной стойке, от которой я только что отошел.
- Дайте мне Пина Коладу, - крикнула моя случайная жертва бармену.
- А вы что будете? - спросил он у меня
- Сок, - ответил я, доставая кошелек.
Особа неодобрительно покачала головой, но от ехидного замечания удержалась, и, протянув мне руку, представилась, - Эмма. Будем знакомы. Закрепим наше примирение небольшой порцией напитка и рукопожатием.
Я с улыбкой пожал руку Эмме, которой удалось хотя бы на пару минут заставить меня забыть о моей печали. Впрочем, вскоре я, однако, вышел из бара в надежде направиться домой.
Вечер был потрясающе тих и спокоен. Был тот самый час, когда небо, еще не остывшее, кажется, от солнечных лучей, еще яркое, темно-синее и загадочное, уже зажигает первые звезды. И они освещают эту яркую синеву и дарят покой и умиротворение. Я шел по улице, смотрел на недостижимые звезды, и думал о Кассандре. Ноги принесли меня в маленький парк на окраине города. Погруженный в свои мысли, я почти не замечал окружающих. Мир вокруг был смазан и размыт. Я долго сидел на продрогшей скамейке, дрожа от холода и не поднимая глаз. Мне было стыдно. Я почти потерял Кассандру и понятия не имел, что с этим делать. Холодные звезды светили все ярче и злее, и, казалось, злорадствовали и ухмылялись, потешаясь над моей печалью.
Следующее утро встретило меня сыростью, холодом остывшего за ночь дома и пресным обедом из коробки. День не предвещал ничего хорошего, как и все предыдущие дни с некоторых пор. Я уныло жевал неаппетитное блюдо, когда раздался звонок телефона.
Я бы, наверное, так и проигнорировал это обстоятельство, если бы не одно но. Телефонная трель.. сам характер и громкость звонка, почему – то напоминали мне звонок Касс. Это было невозможно, немыслимо, но я на секунду все же поверил в это. В смятении я снял трубку:
- Алло? – жизнерадостный девичий голос ударил по вискам и окатил сердце ледяной водой. Это была не Касс.
- Эмм… здравствуйте… я..
- Вальтер, вы меня не узнаете? Это Эмма!
- Эмма? Женщина, которую я почти сбил вчера вечером?
- Именно! Как поживает наш рассеянный художник? – как ни в чем не бывало поинтересовалась Эмма. Милая, добрая, такая радостная и позитивная, будто бы для нее и не существует на свете ни горестей, ни печалей, ни разочарований.
- Эээ..
- Вальтер, я.. не сочтите меня нескромной, но вы не могли бы составить мне компанию сегодня вечером? Я решительно не нахожу себе места дома, а вы, как мне кажется, должны были бы искупить вину за то, что сбили меня вчера..
- Почти сбил.
- Почти сбили.
Я хотел было отказаться, как делал это всегда. Но какая – то струнка моей души вдруг воспротивилась этому отказу. Положи я сейчас трубку, и жизнь снова бы потеряла краску, и звонкость этого голоса больше бы не разрезала тишину моего одиночества. А мне вдруг ужасно захотелось этой радости, света и тепла, пускай даже я и не заслужил этого.
- Хорошо, мисс Эмма. Давайте встретимся.
- В восемь?
- Идет!
Мы встретились в районе того самого парка, где вчера холодные звезды смеялись надо мной. Эмма была одета все в то же платье, и казалась даже какой – то родной посреди враждебного мира.
- Привет! – сказала мне милая девушка, - в прошлый раз мы плохо познакомились. Расскажи о себе? – произнесла она и заулыбалась…
В следующие пару часов моя грусть, казалось, немного отступила. О нет, я не забыл Кассандру. Более того, я почти непрерывно думал о ней. Да, мы с Эммой замечательно проводили время. Веселились, смеялись, иногда в шутку дрались, а потом разговаривали. Много гуляли и бродили. Мне было комфортно с ней. Но, каждый раз, когда я смотрел на нее, я невольно вспоминал Кассандру. Я смотрел на лицо Эммы, и вспоминал нежный изгиб шеи Касс. Я смотрел на руки Эммы, и вспоминал аккуратные, длинные пальцы Касс. И даже простое спортивное платье моей внезапной подруги лишь подчеркивало роскошь и изящество всегда элегантных нарядов Кассандры. Я дышал Кассанрой, я любил ее безраздельно и страстно, и эта короткая прогулка с другой, совершенно противоположной женщиной, лишь сильнее убедила меня в этом.
Уже под утро я проводил Эмму до дома, пообещав, что мы обязательно созвонимся, и побрел к себе. Звезды, прежде такие ехидные, теперь казались кроткими и молчаливыми скромницами, угасающими к утру. Я шел под этими звездами по одинокому, притихшему поутру городу и сам себе казался жалким и одиноким, как никогда. Мне было ужасно грустно, каждый шаг давался все сложнее. Уже почти подойдя к дому, я не выдержал. Один шаг в сторону, тихое ругательство сквозь зубы, и вот я уже бреду прочь. Мне нужно увидеть ее. Я должен просто поговорить с Кассандрой. Просто поговорить….
Рассказывает Кассандра Гот:
- Что-то Дримера долго не видно, - сказал как –то отец за утренним чаем, - вы поссорились?
- Да, - коротко ответила я, не отрываясь от разложенных документов. Говорить об этом не хотелось. Было слишком больно. Пока что. А может, и всегда.
- Кассандра, но почему? Мне казалось, он тебя искренне любит?
- Возможно, - снова ответила я.
- По крайней мере, выглядит гораздо приличнее чем этот поддонок Лота.. – я строго посмотрела на отца и он замолчал. Упоминать о случившемся в семье было не принято. Зачем лишний раз бередить и без того не затянувшуюся рану?
- Касс, серьезно, что он натворил? – спрашивал меня отец тем же вечером.
- Он.. он… мне кажется, он пытался отменить свадьбу под предлогом, что у него нет денег, а брать он не хочет. Говорил, что слишком дорогой ресторан..
- Дааа? И за что же ты обиделась?
- Отец! Да это же просто предлог, что бы..
- Дочь! Скажи мне, что ты чувствуешь? Дример кажется тебе ненадежным? Может быть, у тебя есть в нем сомнения? Если да, то как же ты не чувствовала ничего подобного в Доне Лотарио? Что же тогда происходит с моей дочерью?
Я застыла. Мортимер редко позволял себе обходиться со мной подобным образом. Александр хмыкнул в своей комнате, вероятно, тоже услышал наш разговор.
- Я… я не знаю.. просто я..
- Просто у тебя комплекс от страха. А ты не задумывалась, что мы, вообще – то, и правда немалый имеем доход? В каком доме живет Дример, и в каком мы? Он зарабатывает на жизнь своими картинами! Как ты думаешь, может быть, его недельный доход равен тому, что ты тратишь за сутки?
- Отец, но.. нет, это.. – всплеснула руками я, - мне никогда не приходили в голову подобные мысли. Когда я была с Доном, я всегда платила сама и тоже об этом не думала. Я просто напросто не воспринимала денежные вопросы всерьез.
- Кассандра. Мне кажется, что в этот раз все обойдется.. вы помиритесь и все будет хорошо. Но ты должна задуматься. Готова ли ты жить, не имея больше новых украшений, которые так любишь? Готова ли ты смириться с тем, что, возможно, в доме у Дримера негде даже будет поставить так любимое тобой пианино? Или с тем, что ты не сможешь, по своему обыкновению, украшать дом живыми цветами каждое утро? Это мелочи, но ты к ним привыкла. Ты готова? Ты сможешь круглосуточно заботиться о детях? Менять пеленки, вытирать носы, гулять, готовить, и при этом еще работать, и ухаживать за собой? И сможешь ли ты, при этом всем, любить своего мужа? Ведь ты испытываешь к нему больше симпатии, нежели любви..
День плавно перетек в вечер, а он сменился ясной, прохладной ночью. Я почему – то никак не могла заснуть. Беспокойные мысли не отпускали мое сердце, заставляя его биться сильнее. Стук отдавался в ушах и мешал мне спать. Я накинула мягкую шубу и вышла на крыльцо дома. Холодное, размытое ночное освещение окрашивало вековые деревья вокруг, придавая таинственности предметам, что оказались вне круга света.
Я глубоко вдохнула сладкий воздух.
Если он сейчас не думает обо мне, - пришла в голову мысль, - я никогда его не прощу….
Я подняла взгляд к темному небу и представила его лицо, точно также глядящее сейчас на звезды. Мне бы хотелось, чтобы он вспоминал меня.
Я действительно не могла сказать, что люблю его. Пускай даже у меня на руке блестит тонкое кольцо, я вряд ли люблю его так жертвенно и вопреки всему, как любила подлеца Дона. Нет, не так. Я люблю Дримера за то, как он ко мне относится. И за то, что он мне дает. Мне претит мысль о том, что он не может дать мне чего-то, что мне нужно. Отец прав. А вдруг я.. не смогу?
Я еще долго сидела на крыльце прежде, чем сон смежил мне веки. Поднявшись к себе в комнату, я, не переодеваясь в ночное, заснула беспокойным сном на неразобранной кровати.
Рассказывает Вальтер:
Я шел медленно, размеренно, не торопясь. Пытался придумать, что скажу, когда увижу ее, но ничего не приходило в голову. К утру ноги наконец принесли меня к ее порогу. Я смотрел на спящее здание, на темные окна и на массивную, дорогую дверь из драгоценного дерева. Мысли путались и смешивались. Я дернул калитку, и она поддалась. Отпуская, я случайно хлопнул слишком громко этой маленькой железной дверцей. Звук получился особенно резким и каким – то оглушительным в легком розовом мареве утренней неги. Я понятия не имел, на что рассчитывал, прибежав к ней так рано, но развернуться и уйти я уже не мог. В изнеможении я опустился на крыльцо и прислонился к двери. Простое прикосновение к ее дому, кажется, придало мне сил, и одновременно расслабило. Я вытянул ноги и даже ненадолго задремал. В доме что – то скрипнуло, и вдруг я ощутил чье-то присутствие за дверью, с другой стороны.
- Касс? – тихо, как – то истерично вскрикнул я. Сердце подпрыгнуло и замерло, и, кажется, на несколько минут я перестал дышать. За дверью слышалась тишина и чьи-то тяжелые вздохи.
- Кассандра, милая, пожалуйста, ответь мне! Солнышко, любимая, я был таким идиотом.. Касс..
- Дыхание становилось все чаще и порывистей, и, как мне казалось, постепенно перешло во всхлипывания.
- Кассандра, девочка моя, что же.. что же ты, - мои руки тряслись. Это явное свидетельство ее расстройства, ее боли и привязанности – эти слезы, были просто невыносимы для меня.
Кассандра тихо, но как – то очень болезненно, отчаянно плакала, а я метался с другой стороны и умолял ее открыть дверь. Я говорил что –то торопливое, волнительное и бессвязное, бормотал, что был не прав, что со всем справлюсь, что не хотел ничего плохого. Говорил, что люблю ее и что не могу без нее жить. А она все плакала и плакала, каждым вздохом вырывая частичку души из моего измученного тела. Розоватый рассвет заливал мягким светом посвежевший окружающий мир и наши усталые лица, а она плакала. Снова и снова.
- Кассандра..
- Вальтер.. – послышался вдруг ее слабый, жалобный голос.
- Милая! Да, солнышко, что такое? Открой, пожалуйста, открой дверь..
- А что, если я.. не смогу?
- Что ты говоришь такое? Как, зачем, почему не сможешь, что станется? Ты..ты.. не переживай, я сам, я все сделаю, слышишь? Все будет хорошо, Касс, Кассандра! Я не хотел отменять свадьбу. Я просто устал и хотел рассказать тебе обо всем.
- Я знаю. Все знаю, - ответила она, но в голосе не было радости. Понимание, смирение, прощение и все что угодно. Но радости не было.
- Кассандра.. открой дверь. Дай мне хотя бы взглянуть на тебя.
Она замолчала. Я еще некоторое время скребся и упрашивал ее, но ответа не было. Я кричал во дворе, призывая кого –нибудь мне помочь, я метался из стороны в сторону, но только тишина отвечала мне. В итоге я не выдержал, в последний раз стукнув кулаком, развернулся и пошел к калитке.
Ноги отрывались от земли так, будто сила притяжения вдруг уменьшилась в пару раз. Да – да, именно уменьшилась – идти от этого было не легче. Они будто бы плыли сквозь какую – то невесомую, но густую среду, медленно-медленно, несмотря на усилия, прилагаемые мышцами, несмотря на твердую решимость. Все нервы были напряжены, а душа кричала от немого отчаяния, от чувства несправедливости.
За спиной тихо скрипнула и ударилась раскрытая дверь. Я обернулся.
Кассандра стояла на пороге своего дома. Розовая от слез и сна, вытирающая щеку, заплаканная, с блестящими глазами и яркими губами, с темными кудрями, разметавшимися по лицу. Я забыл, как дышать, глядя на нее. Яркую, решительную, сильную и шикарную. Она смотрела на меня. С горечью и грустью, с какой – то печалью и, одновременно, с одобрением. Губы, вначале скорбно опущенные вниз, постепенно складывались в полуулыбку.
- Привет!- сказала она и устало улыбнулась, и темные глаза засверкали миллионами маленьких искорок.
- Любимая! – воскликнул я и бросился к невесте, и серый мир снова обрел цвета, и запахи, и музыку. И чувства вернулись ко мне. И жизнь стала в радость…
Мортимер, проснувшийся и вышедший в коридор, улыбаясь в усы, покачал головой. Но ничего не сказал, а просто продолжил свой путь на кухню. Кассандра не заметила отца. Она тихонько всхлипывала, обнимая меня, а я гладил ее по голове.
Мир был восстановлен, и я непрерывно благодарил жизнь и судьбу за счастье, которое снова ко мне вернулось.
Форум
Блоги
Что нового?
Еще начинала читать историю города у тебя на сайте, потом с радостью пошла по второму кругу тут на михее
оффлайн
. Ну ничего, еще раз придумаю. У нас там дальше по расписанию кажется девушки Кальенте. Но я не знаю, возможно, будет еще одна глава про Готов.
Ваши права
Ответить с цитированием
