Мне не было страшно или больно. Мне не было ни плохо, ни хорошо. Меня просто не было. Я хотела бы открыть глаза, чтобы увидеть свет. Но не могла, ведь его не было, как и меня. Я хотела бы сделать глубокий вздох, наполнив нутро живительным воздухом. Мечтала окунуться в видения, сотканные моими мыслями, чтобы хотя бы представить свет и воздух вокруг меня. Но я не могла. Кокон темноты вокруг меня был соткан самой пустотой.
Я была растворена в вечности, разделена на мельчайшие частички, чтобы невозможно было собрать вновь. Словно пыль, они хаотично летали в темноте, не ведая своего дома.
Иногда эти частички сталкивались в своем беспорядочном танце, и тогда ненадолго появлялось подобие меня. Тогда я начинала хотеть. Некоторые частицы сцеплялись, продолжая свое путешествие вместе, со временем увлекая в свой хоровод новых участников. И тогда меня становилось больше. И хотела я все сильнее и сильнее. Однажды это желание стало столь сильным, что смогло на мгновение размокнуть кулак пустоты, выпуская на свободу одинокую мысль.
«Темнота не может быть бесконечной, ведь за ней есть пустота». Это мысль, слабо мигнув, ненадолго озаряя темноту, в страхе спрятала себя в глубинах моего растерзанного «я». Скрывшись от опасности, она крепла, подпитывая собой мое желание. И тогда я снова смогла размокнуть сильные пальцы темноты.
«Пустота не может быть бесконечной, ведь иначе ее не существовало бы».
Меня становилось все больше, а мысли мои крепли. Они уже не боялись своего тюремщика, они атаковали его со всей возможной яростью и злостью, в надежде освободить еще пленников.
«Открой глаза!» — закричал один из них, вырываясь из цепких пальцев.
И тогда сердце, почувствовав надежду, из последних сил забилось, разгоняя вязкую жижу в моих венах. Я открыла глаза.
Побежденная темнота испуганно дернулась, оцарапав мне лицо. Я смогла почувствовать боль. Освобожденное сердце принялось бешено стучать, разгоняя густую кровь. Теперь было возможно и дыхание. Я сделала первый вздох, который тут же оборвался сильным кашлем, переходящим в хрип. Сквозь мои легкие сердце фильтровала цвет крови, очищая его от черного и снова превращая в красный. Я отхаркивала сгустки горькой, прилипающей к зубам темноты. Кокон вокруг меня ослабевал и распадался, из давящего камня превратившись в рыхлую вату. И тогда ко мне пришла радость. Ярким цветом она влилась в мое тело, сильными волнами промывая душу, изгоняя из нее последние остатки темноты. Я могла чувствовать, и теперь была свободной.
— Ты проснулась,— раздался вокруг меня голос, оглушающе громкий настолько, что ленивая тишина от омерзения была вынуждена выползти из моих ушей. Теперь я слышала.
— Кто ты?— ответила я на отсутствующий вопрос, пробуя на вкус свой голос. Его тембр приятными вибрациями ласкал небо. Хотелось говорить еще.— Я хочу тебя видеть. Покажись мне.
— Зачем? Это помешает тебе заснуть. Прошу, закрой глаза и позови темноту назад, убаюкивать тебя. Поверь, так будет лучше, я желаю тебе только добра.
— Но я не хочу спать, я слишком устала от этого. Теперь я хочу быть. Покажись мне.
Голос промолчал. Он не отвечал первое мгновение, не отвечал второе. Затем третье и четвертое. Когда я уже потеряла им счет, и надежда на ответ пропала, он появился вновь.
— Каким ты хочешь, чтобы я был? Старым или молодым, мужчиной или женщиной, красивым или уродливым?
— Со мной слишком долго никого не было, поэтому я хочу того, кто отличается. Мои глаза слишком долго ничего не видели, поэтому я хочу увидеть красоту.
— Хорошо,— ответил мне мужчина, склоняясь надо мной. Он был молод и очень красив.— Скажи, что ты желаешь еще?
— Я хочу быть не здесь.
Мужчина чуть прищурил глаза и улыбнулся.
— Если не здесь, то где?— по-прежнему не меняя выражения лица, спросил он.
— Там, где есть что-то. Хоть что, только бы избавиться от этой пустоты.
На мгновение прикрыв глаза, он покачал головой. Кажется, ожидая именно такого ответа, он все же тешил надежду, что тот будет другим. В его голосе была завернута горечь.
— Однажды тебе все-таки стоит воспользоваться моим советом,— улыбка уже сошла с его лица, стерев за собой и шелковый блеск молодости. Вокруг его рта и лаз, на лбу стали расползаться глубокие морщины,— но я дам тебе то, что ты желаешь,— кажется, он снова взял себя в руки. Морщинки исчезли, уступив место вновь наплывшей улыбке.— Пойдем, это недалеко.
Я поднялась, с наслаждением выпрямившись в полный рост. И сделала шаг.
Пустота вокруг исчезла. Словно легкий дымок, она была сметена ветром перемен. Под моими ногами раздался плеск воды, когда закончилось движение шага. Надо мною раскинулось яркое голубое небо, по которому плыли словно написанные густой краской облака. Белое солнце светило в глаза, насыщая мой изголодавшийся разум светом.
— Тебе нравится?— спросил мой проводник, окидывая взглядом безбрежную гладь воды.
— Здесь так красиво,— я помолчала, задумавшись над тем, что вижу.— Но я хочу больше других цветов, здесь только синий и голубой.
— Какую же часть радуги ты желаешь?— мой спутник в шутку поклонился мне.
— Всю,— мой ответ был короток и прост, как и мое желание. Я хотела всего и как можно больше, слишком изголодавшись.
— Тогда мы начнем с зеленого,— сказал он, ступая на берег, покрытый сочной травой,— добавим оранжевого и фиолетового,— бормотал мой чародей, распуская на земле цветы,— плеснем желтого в солнце,— продолжал он творить, освещаемый сочными струйками тепла.— И наконец, немного красного. Теперь все,— его речь смолкла, сменившись шелестом алой листвы деревьев.
Он не ждал моего ответа, читая все мои мысли и чувства по лицу. Я вышла из воды, с наслаждением рассматривая, как под ступнями расстилается искусно сплетенный травяной ковер. Легкий ветерок ласково обмахнул мою кожу от последних остатков темноты. Я пошла вперед, не заботясь о том, следует ли за мной мой собеседник.
* * *
Не знаю, через сколько единиц времени я переступила, шагая вперед, пока все смотрела и смотрела, никак не насыщаясь окружающим неизменным, но от этого не менее желанным, пейзажем.
Я так и продолжала бы идти, пока не свалилась без сил на землю, но он остановил меня, взяв мою ладонь в свою. Ноги мои перестали шагать, хотя разум по инерции продолжал лететь вперед.
- Стой, – звук его голоса резко дернул мысли за поводок, вновь соединив с телом. – Ты слишком долго шла и утомлена, стоит присесть.
- Ты прав, – чуть удивленная согласилась я, осознав, что мне хочется прямо сейчас упасть навзничь на траву, раскину руки и ноги.
- Мы лучше присядем, – он отвел меня на пару шагов в сторону, где стояла красивая, из чугуна и дерева, скамейка. – Земля помнет твое платье, а трава и цветы испачкают соком. Ты ведь не хочешь испортить такую красивую одежду?
Я опустила взгляд и осмотрела себя, прежде чем присесть. Легкое платье из светлой переливающейся ткани приятно ласкало взор своей невинной гладкостью.
- Мне нравится, спасибо тебе, – поблагодарила я, любовно разгладив складочки ткани на коленях.
- Это то, что я должен делать. Ведь ты сама просила.
Я улыбнулась ему, немного прищурившись под задиристыми лучами солнца. Но тут пухлое облако лениво доползло до желтого шара, с аппетитом проглотив его.
Я посмотрела на своего спутника. Он сидел, откинувшись на спинку скамьи, закрыв глаза и не двигаясь. Если бы он не разговаривал со мной еще несколько десятков секунд назад, его можно было бы принять за искусно раскрашенную статую.
Последовав его примеру, я расслабилась, чуть лениво облокотившись на скамью и его такое же вовсе не теплое плечо. Но глаза закрывать не стала, все еще погружаясь в окружающий мир. Я впитывала в себя воздух, траву, небо, цветы, деревья, пытаясь заполнить ими пустующее пространство внутри, по которому гулкими раскатами разносились звуки ударов сердца. Пустота забилась во мне, словно паразит цепкими крючками вцепившись в тело, питаясь мною, и не желая покидать. Я пыталась травить ее светом и цветом, словно ядом, вливая их внутрь себя. Но пространство это было слишком велико, а мир вокруг слишком прост в своем самокопировании, чтобы его было достаточно.
Облака по небу проплывали размеренно, не замедляясь и не ускоряясь. Даже не пытаясь играть в догонялки, они сохранили ровный строй и держали дистанцию. Форма их была такой простой, слишком невнятной, чтобы служить сырьем для создания небесных замков или единорогов . Трава, цветы, деревья тоже не отличались разнообразием. Все листья, цветы, стебли были одинаковыми, лишенными индивидуальности. Мне даже начало казаться, что они ненастоящие, сделанные из ткани или пластмассы очень искусным мастером. Глянцевая поверхность цветов блестела одинокого идеально, без изъянов, под равномерным светом солнца.
Не знаю как скоро, счет перекатывающимся во мне мгновениям был потерян быстро, но мне окружающая штампованность приелась, став до тошноты безвкусной и пресной. Встав со скамьи, позабыв о сохранности моего платья, я опустилась на землю, рядом с цветком, намереваясь опробовать на прочность ту жизнь, что была в нем.
Судя по шороху одежды, мое исчезновения со скамьи не прошло незамеченным для него.
- Что ты делаешь? – его голос донес до меня слегка вибрирующие волны тревоги.
- Проверяю, как складно сделан этот цветочек, – в голосе моем проступила новорожденная кровожадность, смешанная с любопытством, когда я выдернула стебель из земли. Не обращая внимания на комья грязи, падающие на светлую ткань, подняла бутон ближе к лицу. Втянув по глубже воздух, я надеялась почувствовать нежный или тошнотворно сладостный аромат, но была жестоко обманута глянцевым блеском цветной кожицы. Цветок ничем не пах. Никакой он был и на ощупь, когда я разрывала его лепестки и стебель на кусочки, окрашивая пальцы зеленым соком. Тельце его на вид было нежным и бархатистым, а по ощущениям оставалось никаким. Как будто касаешься твердой пустоты.
- Почему он не пахнет? – вскрикнула я, словно обожженная соком растения, кидая подделку в сторону моего обманщика. – Почему здесь все одинаковое, как под копирку?
Цветок, с комком земли, запутавшимся в корнях, ударил его по щеке, оставив на почти белой коже серые разводы. Но вопреки моим ожиданиям, он не разозлился, не был он и опечален и обижен моим поступком.
- Я сожалею, что мои творения разочаровали тебя, – Извиняющимся тоном бормотал он, помогая мне подняться в земли. – Я просто слишком торопился, ведь ты так хотела что-нибудь увидеть. У меня просто не было времени на детальную проработку, – он стал отряхивать мое платье от крошек земли, размазывая капли цветочного сока в коричневую кашицу грязи. – Прости, дорогая. Ты только скажи, как мне загладить свою вину, я сделаю.
Он, наконец, выпрямился, и я смогла заглянуть в его светло-серые, почти белесые глаза. Зрачки были сильно расширены, и я отчетливо видела в этих озоновых дырах души плещущееся озеро страх. Он боялся, и мне стало от этого немного сладостно и немного смешно. Я могла напугать всего лишь парой слов недовольства. Осознание своей власти над мастером этого нелепого мирка словно пузырьки в шампанском запенилось в моей крови.
- Здесь слишком скучно. Я могу смотреть вокруг, но это созерцание быстро предается, оставляя за собой все ту же пустоту. Эти пейзажи не рождают во мне ни одной мысли.
Он, наконец, отнял руки от моего тела, словно больше не боялся, что я вдруг куда-то пропаду.
- Ты хочешь мыслей? – улыбнулся он облегченно, и даже сквозь сомкнутые зубы улыбки на меня нахлынули его радость и надежда. – Это совсем не трудно. Пойдем.
Он взял меня за руку и, развернув, повел по длинному коридору. То ли львиная доля запаса света ушла на летний пейзаж, то ли он больше не рисковал выставлять напоказ огрехи своих творений, но в помещении весел полумрак. Словно тяжелая пыль, он лениво кружился в воздухе, время от времени оседая на моем черном платье серым налетом.
- Мы пришли – остановился он после нескольких метров неторопливого шага. Коридор оказался не таким длинным, как был в начале, и мы уже стояли перед высокой двухстворчатой дверью.
Без лишних вопросов я толкнула слишком легкую для такой толщины дверь.
Передо мной предстала библиотек. Огромная, в два этажа, она была уставлена множеством стеллажей самого разнообразного вида. Книги были расставлены и на антикварных полках из давно состарившегося дерева и на ярких шкафах, манящих к себе желтыми глянцевыми отблесками пластмассовых и металлических тел.
- Заходи, располагайся. Чего ты ждешь? Здесь столько книги, что тебе понадобится все твое время, чтобы изучить их, – он слегка подтолкнул меня в спину, заставляя переступить порог.
- Надеюсь, на этот раз никого копирования? – я повернулась к нему, приняв нарочито суровую позу, для дополнения образа нахмурив брови.
- В этот раз все так, как тебе хочется, поверь – ответил он чуть торопливо, отводя взгляд. Чтобы не смотреть мне в лицо, он принялся разглаживать складки тяжелой портеры, за которой не было окна.
Я лишь кивнула, решив поверить и не терять драгоценное время. Без остановки миновав уютный полукруг для дремоты и распивания чая с лимоном, составленный из дивана, двух кресел и журнального столика, я сразу направилась к книгам. Доставая первую попавшуюся, обернулась, чтобы увидеть, как он садится на диван, уныло сгорбившись. Вся его поза выражала глубокое нерадостное раздумье, в которое он нырнул с головой.
Я не знала, что тревожит моего безымянного друга, и знать не хотела. Книга в моей руке манила и будоражила воображение куда сильнее, чем тошные мысли унылого кудесника. С хрустом отогнув обложку совершенно новой книги, я словно в омут провалилась в черно-белую рябь текста.
* * *
Почти не шевелясь, лишь скользя взглядом по страницам, я стояла у стеллажей не в силах оторваться, жадно впитывая слова. Сглатывала их внутрь, еще и еще, наполняя свое нутро. Буквы, звонко сталкиваясь, перекатывались внутри меня, заполняя пустоту. И я все читала и читала, не обращая внимания ни на что вокруг, ни на пространство, ни на время, ни на себя саму, несмотря на то, что все слова, все мысли этой книги до странного были знакомы мне. Казалось, что где-то я уже это слышала, где-то читала, а может быть, даже придумывала и представляла сама. Я не находила что-то новое, а лишь возвращала утерянное или отобранное старое. Но это не могло остановить мой приступ обжорства.
Когда последняя страница была перевернута, я еще четче осознала, насколько сильно пустота въедалась в мое тело, и как много усилий мне придется приложить, чтобы изгнать ее. Требовалось больше мыслей, больше слов, еще и еще. Так много, чтобы они не смогли больше помещаться во мне, просачиваясь тонкой струйкой сквозь мои поры, вырисовывая на коже слова. Хотелось прочесть так много, чтобы самой превратиться в книгу.
Не заботясь о порядке, я потянулась за еще одним томиком, бросив тот, что был в руке прямо на пол. И даже не услышала стука падения, так быстро новые слова захватили всю меня. Поглотив все, что только было внутри, я потянулась за новой порцией, все также не волнуясь о сохранности прочитанной книги, что вскрытая, внутренностями слов наружу, лежала на полу.
Я переходила от одного стеллажа к другому, беспорядочно, наугад выбирая книгу и тут же приступая к ее чтению, оставляя за собой дорожку из трупов растерзанных книг. Менялись слова, менялись мысли, содержание, качество бумаги, шрифт, рисунки на обложках, размеры. Но неизменным оставалось ощущение, что я лишь возвращаю украденное, а не приобретаю нечто новое.
Я и продолжала переходить от полки к полке, оставляя за собой выжженные пустотой стеллажи, и могильные холмы книг на полу.
Чем дальше я шла, тем проще становились книги. Теперь шрифт в них был все более крупным, идеи все проще, а появившиеся иллюстрации занимали по целой станице, перемешивая черно-белый мир слов с красками и плавными линиями рисунков. Но я продолжала читать, не смея отбросить в сторону книгу, пока не перевернута последняя станица. Я все надеялась найти хоть что-то неузнаваемое и особое, но тщетно.
Надежда все еще была во мне, где-то спрятавшись от судьбы быть задушенной, когда я нашла первую пустую книгу. И открыв ее, узрела лишь пустые белые, с прожилками волокон, станицы. «Наверно, это случайность, небольшой огрех» — успокоила я себя, беря следующий экземпляр. Это ведь просто ошибка. Но внутри вновь оказалась лишь нетронутая краской бумага. Пустышка. Спешно отшвырнув от себя эту мерзость, я начала лихорадочно перебирать остальные книги, и лишь для того, чтобы снова увидеть пустоту. Я все продолжала переходить от полки к полке, за короткие секунды пересмотрев все, что они в себе содержали, в отчаянии сбрасывая на пол одни подделки. Для меня остались лишь пустые внутри, хрупкие куколки без слов, а не яркие бабочки образов, что должны взлетать, стоит лишь перевернуть обложку. Это было кладбище не рожденных мыслей, заколоченных в шуршащие гробы из бумаги. И пустота снова подала сигнал, уверяя меня, что жива и умирать не собирается. Ее было не задушить жалкой горсткой давно испитых книг.
Рассерженная, я кинулась обратно в центр зала, зная, кого можно обвинить в таком жестоком обмане. Он встретил меня стоя, печальный и полный тревоги.
— Что это значит?— закричала я, нисколько не тронутая его видом. — Ты сказал, что в этот раз все будет иначе! Но здесь нет ничего нового, ничего, что уже когда-то не было моим! А остальное — лишь подделка, издевка надо мною! Что это, отвечай, — мною овладел гнев и отчаяние.
Он молчал, смотря мне в глаза. Из его взгляда, прямо в меня, просачиваясь сквозь глазницы, переползала тревога. Теперь мне тоже было страшно. Стены маленькой комнатки, с разбросанными на полу книгами и старым, потрепанным диваном в дырах, навалились на меня, словно пытаясь раздавить и посмотреть, из чего я же сделана.
— Почему так? Почему все так?— бормотала я сквозь безвкусные слезы, возвращающиеся обратно в меня сквозь приоткрытые губы, чтобы снова вытечь из-под век. Даже они текли по кругу, повторяясь.
Мой спутник так ничего и не ответил, лишь крепко обняв меня, заботливо отгородил собой окружающий мир, заставив меня не смотреть.
Я уже перестала плакать, но он все также сжимал руки вокруг, не давая пошевельнуться, мешая открыть глаза. Передо мной снова была знакомая чернота, тяжелым, но мягким одеялом, укрывшая мой разум. Она ласково гладила меня по голове, перебирая волосы, вторя движением моего утешителя. Чернота и мой безымянный друг убаюкивали меня, и мысли становились все тягучей и неподвижней, липкой смолой застывая в моей голове.
— Спи, моя дорогая, спи…— зашептали они мне на ухо, — и тогда все будет снова хорошо как раньше. Только спокойствие и ничего больше. Только пустота.
Пустота… Это слово словно одинокий светлячок — светило посреди темноты. Пустота пугала меня своей необратимостью. Я вдруг почувствовала, как она, словно густой дым, расползается внутри меня, заполняя, вытесняя все то, что я успела вернуть.
— Отпустите! — закричала я им, отталкивая и вырываясь прочь.
Мой безымянный друг сделал пару неловких шагов назад, споткнувшись и почти упав.
— Верни мне небо и траву, сейчас же, верни,— заплакала я вновь, тщетно пытаясь скрыть дрожь своего страха, волнами накатывающего на тело. Он должен бояться меня, тогда все будет так, как надо.— Верни!— вскрикнула я еще раз истерично, и, взмахнув рукой, ударила его по щеке.
От удара его глаза стали еще печальнее, а рот скривился в гримасе боли и вины.
— Хорошо, хорошо,— забормотал он беспомощно, снова подходя ко мне. Вокруг шумели деревья, стройным хором шелестя листьями под чутким руководством ветра-дирижера.— Теперь все снова так, как было, — он взял меня за руки и умоляюще посмотрел.— Я только хотел помочь, ради тебя, это все ради тебя. Прости, прости…— перешел он на бессвязный шепот. Он выглядел таким отталкивающе жалким, таким больным и слабым, что мои злость и обида исчезли, сменившись холодным равнодушием. Я оставила его стоять так, опустив голову, сгорбившись посреди поляны, и пошла куда-то вперед. Вскоре за деревьями показалась скамейка, то ли та же самая, то ли просто ее точная копия. Этого было не угадать, ведь пейзаж вокруг был одинаков и неотличим, куда ни кинь взгляд. Я снова села, под тихое шуршание моего светлого платья, запрокинув голову назад, вцепившись взглядом небу в горло. Жадно сглатывая небесную синеву, я пыталась утолить свою жажду, заполнив себя еще хоть чем-то, еще хоть немного. Но тщетно, меня будто пленил кошмар, в котором горло и рот превращаются в песчаную пустыню, а ты пьешь воду жадными глотками, но она исчезает, стоит ей лишь коснуться языка. Так было и с небом, влага его цвета превращалась в жесткий комок слипшегося песка, который я с трудом проталкивала в себя, надеясь, что хоть один глоток окажется настоящим. Но все было напрасно, вокруг был лишь пустой мираж.
Одни и те же облака снова и снова проплывали над головой, будто нас накрыли перевернутой фарфоровой тарелкой небесного цвета, внутренности которой расписаны густыми мазками белой краски. И кто-то неведомый медленно раскручивал ее по кругу с тупым упорством.
— Что ты там ищешь, дорогая?— раздался за моей спиной его утомленный, но все также плюющийся безосновательной нежностью голос.
— Хоть что-то настоящее, не поддельное, сделанное не из пустоты,— я стала разжигать в себе злость на него за непонимание и бессилие дать мне желаемое.
— Зачем тебе это, милая? Пустота тем и хороша, что из нее можно вылепить все, что угодно. Стоит тебе попросить, и я создам, распишу воображением любую твою фантазию.
— Любую? Любую?!—вскрикнула, вскакивая со скамейки.— Прекрати врать мне. Я просила не так многого, и ты не смог этого дать!
Я плеснула в него еще одну порцию разъедающего внутренности гнева и, развернувшись спиной, пошла прочь быстрым шагом.
— Я могу дать только то, что есть у тебя. Все вокруг — только то, что есть в тебе. Прости, родная, сделать существующим то, чего нет, я не в силах.
Мои шаги не замедлялись, и ему приходилось говорить на бегу, выбрасывая из себя слова, скомканные и помятые от тяжелого дыхания.
— Тогда я хочу туда, где есть что-то еще. Туда, где есть другие, не я,— озаренная этим простым решением, я резко остановилась, тут же почувствовав легкий толчок спину. Я обернулась и он отпрянул, — отведи меня туда.