"Тайна"

[Веllis]

Жанр: Остросюжетный роман
Автор: Элизабет Адлер*
Сценарий: Маргаритка
Фотограф: Маргаритка
Параллельно выкладывается: На 1project и В гостях у ведьмочки


* Примечание: Этот сериал - экранизация романа Элизабет Адлер "Тайна". Авторские права за автором сохранены.
** Примечание №2: Все уже в курсе, что здесь на михее уже есть одна "Тайна". Мне об этом известно. Так получилось, что роман Адлер понравился сразу двум форумчанкам: мне и Fukatokе.

Актерский состав: (примечание: сообщение будет редактироваться по мере создание открыток с актерами, пока только несколько героев к вашему вниманию). В правом нижнем углу каждого постера - актер, в левом верхнем - его герой в сериале.

Содержание:

Пролог Начало и Продолжение
Серия 1. страница 1 и страница 2.
Серия 2. страница 1 и страница 2
Серия 3. страница 1 и страница 2
Серия 4. страница 1, страница 2 и страница 3
Серия 5. страница 1 и страница 2
Серия 6. страница 1 и страница 2
Серия 7. страница 1, (страница 2 в процессе)

[Веllis]

«Небеса от всех живущих прячут книгу судеб».
Александр Поп. «Опыт о человеке»

«Конечно, в жизни каждого случаются такие совпадения,
повороты и перемены, которые обычно подпадают
под категорию Случайности, но в конечном итоге,
после более пристального изучения, оказываются не чем иным,
как рукой Господней».
Сэр Томас Браун. «Religio Medici»

Мужчина был высок, белокур, определенно красив, с развитой мускулатурой, из тех, кто хорошо смотрится как в одежде, так, вероятно, и без нее. Свою машину, взятый напрокат белый «линкольн», не «феррари», и даже не спортивный «джип чероки», что можно было бы ожидать от человека с такой холодностью, даже высокомерностью в манерах он припарковал у зала прилета в аэропорту Сан Франциско и нетерпеливо взглянул на часы.



Вечерний рейс из Гонолулу приходился на довольно позднее время и оставлять машину больше, чем на несколько минут, было рискованно. Его могли заметить, затащить в дорожную полицию, выписать штраф. Он прошел в зал прилета и посмотрел расписание рейсов на табло. Самолет приземлился пять минут назад.



Снова оказавшись на улице, он прислонился к машине, засунув руки в карманы, и принялся наблюдать за выходом. Он улыбнулся, когда наконец увидел ее. Мягкие волосы цвета темной меди разлетелись по плечам, когда она покрутила головой в поисках стоянки такси.
Она даже не заметила его, не услышала его шагов, когда он подошел сзади. Он услышал, как прервалось ее дыхание, когда она почувствовала быстрый укол в руку. Испуганные карие глаза узнали его, и он улыбнулся в ответ.



Она упала в его объятия почти беззвучно, и он без труда затащил ее на заднее сиденье машины.
Быстро накинув на нее одеяло, он скользнул на водительское сиденье и пристроился в ряд автомобилей, ползущих в сторону города. Он дернул плечом и зажег сигарету. Что за черт, у него была прорва времени. У него действительно было время на убийство.



Спустя сорок минут он припарковал машину на Бэттери, вышел, открыл заднюю дверцу и взглянул на девушку. Он пощупал ее пульс и поднял веки. Готова. С ней проблем не будет. Он столкнул тело на пол, прикрыл одеялом и запер машину. Потом закурил сигарету и повернул не спеша за угол, к Иль Форнао.
В пивном баре было полно народу.

[Веllis]

Он проложил дорогу к стойке и заказал порцию «карта бланка» и маленькую пиццу с моццареллой, анчоусами, оливками и каперсами. В ожидании заказа он просмотрел результаты баскетбольных матчей в «Игземенере». Под пиццу пропустил еще кружку пива. И поскольку всегда был падок на сладкое, заказал себе «тирамиссу».
— Десерт просто божественный, - улыбнулась ему сидящая рядом молодая женщина. - Я сама никогда не могу отказаться от него, - добавила она, отпив свой коктейль.



У нее были рыжие волосы до плеч, и ей было почти столько же лет, сколько той девушке, которую он оставил в своей машине в бессознательном состоянии, оглушенную наркотиками. Он пожал плечами и попросил счет.
— Иногда можно себе позволить.
Она явно приглашала его, но он отвернулся и направился к кассе у двери. Он спиной чувствовал ее вопрошающий взгляд, затем услышал ее смех и заметил пренебрежительное пожатие плечами, последовавшее за этим.



Она была хорошенькой и не привыкла, чтобы ей отказывали. Просто сегодня вечером ей попался никудышный мужик.
Он открыл машину, приподнял одеяло, закрывавшее девушку, еще раз посмотрел на нее. Она по прежнему была без сознания, поэтому он забрался на водительское сиденье и вырулил на полосу, ведущую в Имбаркадеро. Он отлично знал то место, куда сейчас направлялся, но было еще рано слишком много машин, слишком много людей, слишком много света.



Он медленно ехал по городу, пару раз покружив вокруг одного и того же места, наконец повернул на север, проехал мимо элегантных особняков, площадки для игры в гольф и выбрался туда, где дорога бежит по краю глубокого, поросшего лесом оврага.
Он остановил машину и вытащил тело девушки. Она повисла на нем, и он проклинал эту мертвую тяжесть, пока нес ее через лес до маленькой прогалины на краю оврага. Здесь он остановился. Туман рассеялся. Ущербная луна озаряла камни, чахлые деревца и бурлящий далеко внизу поток, прокладывающий себе путь по дну оврага. Мгновение он колебался, подумав о лежащем в кармане пистолете. Но нет, все должно выглядеть как несчастный случай. Остается только этот вариант.
Он поставил девушку на ноги. На секунду задержал ее в своих руках, пока искал точку опоры. Потом, используя весь свой вес, столкнул ее в пропасть.
Она не издала ни звука.



Луна зашла за тучи. Вновь опустился туман, закручиваясь вокруг него призрачными клубами, пока он силился расслышать звук упавшего тела. Облегченно выдохнув, он повернулся и зашагал через лес к машине.



А потом медленно поехал сквозь густой туман назад, в роскошный номер люкс самой респектабельной гостиницы города.

[Веllis]

Фрэнко Махони, следователь по особо важным делам из полицейского управления Сан-Франциско, нетерпеливо наблюдал, как люди из службы пожарной охраны карабкались по склонам Митчелского оврага, подбираясь к телу девушки. Ее почти не было видно, только нога в красной босоножке и рука, застрявшая между ветвей подлеска, который остановил ее падение, но не смог спасти ей жизнь. Теперь она лишь очередная жертва в незавершенном списке убийств. Все это он видел и раньше, а сейчас ему нужно работать. Он должен найти ее убийцу.



Он взглянул на часы. Было восемь утра. Только что закончилась его смена, и он с завистью подумал о счастливчиках, которые усталой походкой направлялись домой или завтракать в ресторанчик на Брэннене, обсуждая ночное происшествие или просто ругаясь от души, чтобы дать волю своим чувствам. Ночь была напряженной: очередное убийство в переулке из-за наркотиков; поножовщина в убогой комнатке сданного в аренду дома, где крови из крошечного тела китайца вытекло столько, сколько не бывает в лавке мясника; труп неизвестного мужчины, выброшенный на шоссе — его несколько раз переехали, прежде чем обнаружили и выяснили, что мужчина был застрелен.



Звонок, сообщающий о девушке в Митчелском овраге, поступил в 7.34. Это была его очередь, ему привалило такое счастье в конце смены. Иногда по ночам он спрашивал себя, правильно ли он поступил, став полицейским.
Фрэнк вздохнул, поглядев на прогалину у края оврага.



Там суетились ребята из служб пожарной безопасности и здравоохранения, специалисты судмедэкспертизы, лаборанты и бригада телевизионщиков, вдобавок здесь было свалено все снаряжение: тросы, лебедки, веревочные лестницы, носилки, кислородные подушки, медикаменты и телекамеры. Мокрая, заросшая травой полянка превратилась в море грязи.
У него было достаточно времени до прибытия спасательных служб, чтобы осмотреться и сделать вывод, что никаких следов борьбы здесь нет, а теперь исчезли и все остальные следы, потонули в этой грязной луже.



Несколько полицейских, опустив глаза в землю, прочесывали подлесок, но Махони нутром чувствовал, что они и не надеются что-нибудь найти. Здесь не будет ни оторванных пуговиц, ни пустых гильз. Ни одной хорошей зацепки.



Попытка воссоздать картину убийства была явно обречена на провал. Он усмехнулся, извинив себя за этот каламбур. «У Агаты Кристи был по-крайней мере хоть один хороший отпечаток ноги, подумал он завистливо, а мне оставили только тело».
Как только прибыли спасательные службы, мертвому телу стали оказывать особое почтение. Все должно замереть в ожидании, пока его приведут в порядок, даже если это противоречит действительности. Женщина в овраге все еще сохраняла свои права на человеческое отношение, хотя, быть может, и в последний раз. Потом она станет очередной бедняжкой Джейн с биркой на ноге в холодном стальном ящике городского морга, пока медицинский эксперт не отдаст тело на растерзание жрецам науки. Или пока какой-нибудь обезумевший от горя родитель или скорбящий а может, и не скорбящий родственник сообразит, что тети Фло, или сестры Джолин, или кузины Пеги Сью что-то давно не видно, и не начнет поиски.

[Веllis]

Махони неохотно повернулся лицом к телекамерам и коротко поведал о том, что знал: тело женщины было обнаружено ранним утром случайным человеком, который выгуливал своих собак. Нет, этот человек вне подозрений. Нет, пока он никого не подозревает. Спасибо и до свидания.
Фрэнко Махони работал в полиции четырнадцать лет, семь из них детективом в дежурной бригаде по чрезвычайным происшествиям. Он считался одним из лучших специалистов и был известен как следователь, который не проиграл еще ни одного дела. Однако сколько бы ни прошло лет, Махони всегда помнил одно нераскрытое убийство. Ночью, лежа в постели, он прокручивал в голове факты, свидетельские показания, и иногда что-то срабатывало. Он сумел разгадать несколько убийств, «убранных» в дальний ящик с отметкой «нераскрытые», благодаря простому упорству, тяжелому труду и интуиции.
У него был нюх на убийц. «Я их как будто чую. Они пахнут тухлятиной, ребята. Вот, собственно, и все», - сказал он как-то телевизионщикам, с удовольствием снимавшим его: у Махони было чувство юмора, и он всегда рассказывал им хорошую историю. Кроме того, он неплохо смотрелся на экране. Идеальный суперсыщик.



— Ее поднимают, - крикнул начальник спасательной команды.
Фрэнко смотрел, как осторожно вытягивали наверх веревочные носилки. На своем веку он видел столько убитых, что сбился со счета. Как всякий полицейский, он знал, что единственный способ сохранить рассудок мысленная дистанция между ним и жертвой. Если жертвой оказывался ребенок, это было выше человеческих сил, а если убитой оказывалась молодая женщина, как, например, эта, очень тяжело.
Наверное, ей было двадцать четыре. Ее лицо распухло до невероятных размеров сплошная масса лиловых подтеков и синевато багровых пятен в тех местах, где была содрана кожа. Около носа и ушей запеклась кровь (при падении она разбила череп), ее медно красные волосы также были запачканы темной, свернувшейся кровью.



- А ведь, возможно, она была красивой, - с горечью подумал он, веселой, свободной. Вплоть до той ночи, пока какой-то подлый *****ок не отобрал у нее жизнь.
— Господи, у нее пульс. Она жива!



Врачи склонились над носилками, ставя ей капельницу, надевая кислородную маску, укладывая на мешки с песком ее разбитую голову. Они быстро расстегнули и стянули с нее одежду, задерживающую кровообращение, вызвали прилив крови к плечам и голове, потом завернули ее в сверкающую шоковую фольгу.
— Минутку, - Фрэнко уставился на двойной пунктирный ряд ранок вдоль правого предплечья девушки. - А это что?
Санитар присмотрелся к пунктиру.
— Черт возьми, Махони, это следы зубов. По-моему, собачий укус. Крупная псина.
Махони шел за санитарами, пока они несли девушку через лес к ожидающей скорой, а потом быстро погрузили ее в машину.
— Вы думаете, она выкарабкается? - спросил он. Врач пожал плечами:
— Не знаю, сможем ли мы поддержать в ней жизнь, чтобы довезти до больницы.



Махони со вздохом отправил своего подчиненного в травматологический институт Сан- Франциско.
— Подежурь у операционной, приказал он. — Дай мне знать, если она очнется.



Теперь это было уже не его дело. Он расследует убийства. Ему нужно мертвое тело, для того чтобы выполнять свою работу.
— Мы больше не нужны, Махони, — сказал Пит Престон из судмедэкспертизы, садясь в машину. Его работа также начиналась после смерти.
— Сейчас нет. Пит, - ответил Махони, но я спинным мозгом чувствую - здесь будет убийство. — он вздохнул, освобождаясь от утренних впечатлений. — Как насчет чашки кофе?




Продолжение следует...

[Веllis]

Фил Форстер проснулась, как обычно, в 7.30 в своей одинокой квартире на Пэсифик Хайте. Ей не нужно было выключать звонок будильника, потому что сам будильник ей был не нужен. В этом заключалась одна из сторон ее тренировки. Она научилась спать урывками, когда у нее было десять свободных минут, и вставать в одно и то же время.



«Семь тридцать, подумала она, направляясь в ванную. Странно, как быстро идет время, и забавно, что мне кажется, будто сейчас только шесть тридцать». Она остановилась и окинула взглядом свое эффектное жилище: огромные окна с видом на залив Сан Франциско, книжные полки, привлекающие внимание картины и скульптуры молодых американских художников. Она с удовольствием подумала о старых шелковых коврах, покрывающих паркетные полы, об оборудованных по последнему слову техники ванных комнатах и кухне кругом сталь и галоген, белое, серое и черное.
Многим ее дом из за нарочитого отсутствия ярких цветов казался бездушным, но Фил считала, что ковры, произведения искусства и книги вносили сюда живую ноту. Все остальное было просто фоном, необходимыми предметами быта: ими нужно пользоваться, а не выставлять напоказ. «Просто, но со вкусом», — как одобрительно сказала бы какая нибудь бабушка. И все куплено на ее собственные деньги.



Одевалась она в том же строгом стиле: одноцветные элегантные вещи от японских дизайнеров. А блестящие черные волосы, затянутые в узел, светлая кожа, красная помада и глубокопосаженные удивленные голубые глаза привлекали к ней внимание на телевидении и книжных презентациях, проходивших по всей стране. Фил успешно практиковала как врач психиатр, кроме того, она написала несколько популярных книг по психиатрии, расходившихся миллионными тиражами. «Доктор Фил Форстер: Супружество». «Доктор Фил Форстер: Климакс». Детская ревность. Развод. Наркотики, алкоголь, насилие в семейных отношениях. Вам стоит только назвать свою проблему, а доктор Фил все расставит по местам и научит, как решить или избавиться от нее.
Она приняла душ, обдумывая предстоящий день: утром занятия со студентами в Центральной больнице Сан Франциско, которые она вела бесплатно, днем — консультации в Университете Калифорнийского медицинского центра, потом прием пациентов с четырех тридцати до семи тридцати. Автомобильные пробки по пути домой. Душ, потом стаканчик красного вина.



А после, завернувшись в пушистый белый халат, высвободив волну черных волос из тугого узла, очистив лицо от косметики и дежурных улыбок, она сядет ужинать. Одна. В который раз.
Пока же она сушит волосы, попутно смотря утренние новости по телевизору. Политические скандалы, дорожно транспортные происшествия, погода… еще несколько сообщений. Очередное убийство. Симпатичный следователь сообщил, что жертвой убийства стала молодая женщина, обнаруженная в овраге случайным прохожим, который выгуливал своих собак.
Фил заворожено смотрела, как камера выхватывает спасателей, спускающихся на дно оврага к телу девушки, которое наполовину скрыто густыми зарослями кустарника. Они прикрепили к нему ремни и начали вытягивать наверх. Она заметила медно рыжие волосы, безжизненную белую руку, ногу в красной кожаной босоножке.
Она вздохнула и выключила телевизор, испугавшись собственного извращенного любопытства. За годы, проведенные на работе в больнице, она достаточно насмотрелась на мертвые тела, но сейчас в этом зрелище было что то непристойное. Девушка выглядела такой беззащитной, а телекамеры так нагло фиксировали ее последние секунды…



Вчера вечером она была жива, вероятно, проводила время с друзьями, гуляла, болтала, может быть, ужинала, танцевала. Фил чувствовала, что она наверняка была чьей то «малышкой». А сегодня ее мать узнает страшную правду.
— Черт, - выругалась Фил. Она включила фен и посмотрела на себя в зеркало ванной. - Жизнь могла быть отвратительной, как считали многие ее пациенты, но все таки это лучше, чем то, что случилось с бедной девушкой.
Она высушила волосы, затянула их назад так сильно, что заболела кожа, потом уложила их в узел на затылке. Быстро оделась. Она носила изящное шелковое белье: у нее была худощавая фигура, и ее формы не нуждались в корсетах и лайкре. Кроме того, шелк был ее прихотью, роскошной тайной, скрывающейся за строгим черно белым фасадом, который она демонстрировала миру. Иногда она делилась своей тайной, но в последнее время не слишком часто.



Фил пожала плечами, застегивая жакет черного брючного костюма. Что поделать, работа прежде всего. К тому же безбрачная жизнь имеет свои преимущества.
Приблизив лицо к зеркалу, она тщательно обрисовала рот красной «Паломой». Без яркой помады ее губы выглядели мягкими и беззащитными. Бархатный красный цвет символизировал вызов. Она была женщиной, с которой нужно считаться. Женщиной на вершине профессионального успеха. Женщиной, которая знала, чем у нее занята каждая минута дня. Даже если иногда, подумала она с болью, ее ночи казались слишком пустыми.
Она надела любимое колье, которое она привезла из Парижа в прошлом году и мужские часы, достаточно большие, чтобы можно было узнать который час, не поднимая руки; достаточно большие, чтобы ее пациенты не подумали, что она следит за временем.
Она собрала черную замшевую сумочку, нашарила ключи и в последний раз проверила свой костюм.



Прихватив большой черный портфель с бумагами, которые могли понадобиться в этот день, она спустилась на лифте, села в машину аккуратный черный «лексус», такой же строгий, как и она сама. Включила мотор и окунулась в реальный мир: машина поехала по направлению к Центральной больнице Сан Франциско на Потреро Хилл.



Было только 8.20 утра, а прием пациентов начинался в 9.00, поэтому она отправилась в буфет за чашечкой кофе, который не смогла выпить дома после показа мертвой женщины по телевизору. Пройдя немного по коридору, она передумала. Итальянец в кафе на углу варил более крепкий кофе отличный датский напиток.
Оказавшись на улице, она услышала сирену скорой и повернулась, чтобы посмотреть. Санитары уже выскочили из машины. Секундой позже они бежали с носилками, придерживая трубку капельницы, прикрепленную к руке пострадавшей, в сторону ждущих врачей и медсестер.
Тело пострадавшей было обмотано сверкающей шоковой фольгой. Ее голова была зафиксирована на носилках, с двух сторон ее поддерживали подушки с песком. Фил бросилось в глаза разбитое, мертвенно бледное лицо, плотно закрытые глаза, перепачканные кровью рыжие волосы. Девушка из оврага.

[Веllis]

— Так, значит, она не погибла, - удивилась она. Потом, вспомнив восковой цвет ее лица, добавила мрачно. - Пока не погибла.
В одну минуту датский кофе как то потерял все свое очарование. Она повернулась и пошла обратно в больницу, опустив голову, думая о молодой девушке, о родителях, которых вызовут к ее постели, о ее шансах выжить. Было ясно, что у нее серьезная травма черепа и Бог знает еще какие повреждения, внутренние и внешние.
— Бедная, бедная девочка, - подумала Фил печально.



Встряхнувшись, она проглотила чашку кофе из автомата и отправилась по сияющим чистотой коридорам в свой рабочий кабинет.



К 12.30 Фил осмотрела восемь пациентов и уже проголодалась. Собирая свои бумаги и папки, засовывая их в черный портфель, она подумала о цыпленке под томатным соусом и свежем сандвиче с базиликой или фокачьей. У двери Фил заколебалась, нерешительно поглядывая на телефон. Она все еще не могла выбросить из головы образ девушки, найденной в овраге. В течение всего утра ее неотступно преследовало одно и то же видение: разбитое лицо, бесцветное, как лунный камень и окровавленная голова.



Дрожь пробежала по ее телу, она бросилась из кабинета по коридору в травматологический центр.
Дежурная сестра улыбнулась, узнав ее.
— Вы имеете в виду девушку, доставленную в восемь двадцать две утра, - уточнила она, отвечая на вопрос Фил. — Спасатели решили, что она мертва, увидев ее на дне оврага, но, когда ее вытащили, у нее прощупывался пульс. Ребра сломаны, возможно, внутреннее кровоизлияние, в двух местах пробита левая височная кость. Врачи сразу приняли меры, и пока что она жива. — Медсестра оторвалась от своих записей. — Думаю, они сделают для нее все возможное и невозможное, - сказала она ободряюще, потом вдруг поинтересовалась. — А вы ее знаете?
Фил покачала головой:
— Я увидела спасательные работы в утренних новостях. И теперь она не выходит у меня из головы.



— Я представляю, - сказала медсестра с чувством. - Жалко, что вы не знаете ее, потому что мы так и не установили ее личность. Полицейские сейчас, наверное, прочесывают овраг в поисках сумочки или каких нибудь других вещей. Но пока она остается безымянной, насколько мне известно.
— Может быть, следует поместить ее фотографию в газеты, - предложила Фил, все еще думая о матери, не подозревающей, что жизнь ее дочери на волосок от смерти. Наверняка материнское прикосновение, звук ее голоса, просто ее присутствие в той же комнате помогли бы выжить. Неожиданно Фил показалось необычайно важным разыскать, привезти ее сюда.
— Никаких фотографий помещать не будут, - сказала медсестра. - Неподходящий вид. Ее даже родная мать не узнает.



Фил вздохнула с сожалением, поблагодарила медсестру и пошла прочь. Глупо лезть не в свое дело — ведь она даже не знает этой девушки. И все таки Фил надеялась, что девушка выживет. Напрочь забыв о сандвиче с фокачьей, она медленно пробивалась через поток машин к Университетскому медицинскому центру.
Потом Фил принимала своих пациентов и только один раз поймала себя на том, что отвлеклась. Она почувствовала облегчение, когда последний больной, записанный на семь часов, не явился, и только по дороге домой вспомнила, что за весь день не съела ни крошки.
— Ничего удивительного, что ты пребываешь в прострации, — выговорила она сама себе, потому что чувствовала себя виноватой в том, что не работала с полной отдачей. Она вырулила на Сэнсам, снова свернула на Имбаркадеро и поставила машину на свободное местечко прямо перед Иль Форнао.



Как обычно, ресторан был набит битком.
— Я могу посадить вас в баре, доктор, - сказала хозяйка. Фил часто заглядывала сюда после работы, когда чувствовала себя слишком усталой, чтобы думать, из чего приготовить ужин, и все здесь хорошо ее знали. - Тут есть тихий уголок, где вас никто не побеспокоит.
Хозяйка провела ее к свободной табуретке в глубине бара и вручила меню. Фил заказал стаканчик красного вина. На стойке лежал экземпляр «Хроники». Первую страницу газеты занимала фотография спасательные службы на дне Митчелского оврага. «В овраге найден труп неизвестной женщины» гласил заголовок. Она с удивлением прочитала его, но потом вспомнила: сначала все думали, что девушка мертва. Может быть, завтра, если более важная информация не вытеснит эти новости, газета восстановит ее среди живых. И если к тому времени она не будет мертва.



Фил накручивала на вилку спагетти, думая о возвращении домой, в пустую квартиру, и вдруг вспомнила, что сегодня ей исполнилось тридцать семь лет!



Повинуясь внезапному порыву, она заказала бокал шампанского, а потом тут же пожалела об этом. День рождения, который, празднуют в одиночестве, это не настоящий день рождения.
Она пробежала глазами газету, остановившись на завлекательной статье о путешествии в Париж. Париж. Само это слово звучало как обещание: весна, цветущие каштаны, столики кафе под сенью деревьев, прогулки по Сене. Красивый мужчина в твоей постели, горячий, крепкий кофе для двоих на следующее утро… Облако грез в дождливый вечер Сан Франциско.



Она снова тоскливо вздохнула. Вспомнила, между прочим, что в этом году в Париже должна проходить конференция психиатров. Может быть, она найдет время поехать туда. Почувствовав себя лучше. Фил попросила счет, припудрила нос и добавила мазок красной «Паломы» на губы.
Когда она встала, чтобы уйти, женщина сидящая рядом, повернулась и улыбнулась ей. Ее огненные волосы были рассыпаны по плечам, и Фил подумала, почувствовав внезапную острую печаль, о девушке, находящейся между жизнью и смертью в реанимации Центральной больницы Сан Франциско.
Она позвонила в больницу из машины. Нейрохирургическая операция прошла успешно, но девушка оставалась в коме. Доктора еще не были уверены насчет последствий мозговой травмы. Пройдет время, прежде чем они узнают, чего можно ожидать.
Фил медленно ехала домой, а по щекам ее текли слезы. Она вспоминала то, о чем не хотела вспоминать, то, от чего, как хороший психиатр, пыталась освободиться: страх, и чувство вины, и безутешное горе… Теперь, из за полумертвой рыжеволосой девушки, лежащей в больнице, все это нахлынуло на нее снова.
— Дура, - сказала она себе строго. - Ты просто невыносимая дура, Фил Форстер.



Продолжение следует...

[Веllis]

Девушка летела по темному туннелю, все быстрее и быстрее, к яркому пятнышку света. Ей был необходим этот свет, очень необходим, хотя то, с какой скоростью ее несло к этому свету, не имело никакого значения - расстояние не уменьшалось. Но она знала, что должна достичь этого источника света: она принадлежит ему. «Быстрее, - сказала она себе, - быстрее, лети к нему…» - потом она начала падать. О Боже, она падала, скользила вниз, раскинув руки. Ветер свистел в ушах, она падала в пропасть, из которой — она знала - не будет возврата.



— Нет, - закричала она, - Нет, нет, нет…
— Все нормально, золотце, все хорошо. Только не беспокойся.
Она попыталась открыть глаза, но на веках, казалось, лежала какая-то тяжесть. Лететь по туннелю навстречу яркому свету было бессмысленно. Она умерла.
— Я не хочу быть мертвой, - закричала она в ужасе, - Я не хочу…



— Да ты не мертвая, малышка, - мягко сказала медсестра, - Ты просто в больнице. С тобой произошел несчастный случай, но ты скоро поправишься. Не беспокойся ни о чем.
Девушка не поверила ей. Она знала - пропасть ждет ее.
— Тогда почему я не могу открыть глаза? - хрипло прошептала она.
— Ты откроешь глаза, солнышко, обязательно откроешь. Только потерпи немного. Лежи спокойно, отдыхай. Сейчас придет доктор.



Она тихо лежала, вбирая в себя окружающие ее звуки: тихое гудение аппаратуры и электронные сигналы, шорох накрахмаленного хлопка и мягкий стук резиновых подошв по комнате. Она могла также осязать: пахло больницей - дезинфекцией и мылом. И еще чем-то сладким - нежный цветочный запах, до боли знакомый. Такой тонкий, такой приятный, такой… родной. Но она никак не могла вспомнить, чем же это пахнет.
Она разочарованно повернула голову на подушке и задохнулась от боли, которая, словно горячий нож, пронзила основание черепа и отдалась где-то в голове.
— Лежи спокойно, солнышко, - медсестра уложила ее обратно на подушки. - Вот уже и доктор идет, — добавила она с облегчением.



Раздался звук быстрых шагов, потом холодная рука коснулась ее. И мягкие пальцы стали измерять пульс.
— Ну, юная леди, мы очень рады, что вы к нам вернулись, - у доктора был решительный, подчеркнуто жизнерадостный, ободряющий голос.
— Почему это? - спросила она каким-то новым, хриплым голосом. - Вы думали, что я умру?
Он засмеялся приятным легким смехом, и она почувствовала, что ее собственный рот растягивается в улыбке.
— Мы делаем все возможное, чтобы хорошенькие пациентки не умирали у нас на руках, - пошутил он.



— Бабник, - прошептала она и снова услышала его смех. -Правду, - попросила она, - пожалуйста, скажите мне правду.
Она чувствовала, что он колеблется. Потом доктор сказал:
— Произошел несчастный случай. Вы были ранены. Сломаны ребра, повреждена селезенка - нам пришлось удалить ее…
— Моя голова, - настаивала она, - что случилось с моей головой?
— Глубокие ранения черепной коробки в двух местах. Мы прооперировали вас, все зашили. Голова как новая.
— Тогда почему, - спросила она жалобно, - я не могу открыть глаза?
Он поднял ей левое веко, и в глаз ударил луч света. Луч отдался где-то в глубине ее мозга и пробудил воспоминание о дневном свете и солнце. Может быть, она и вправду выбралась из того темного туннеля.
— Вы на самом деле существуете? - все еще не веря, прошептала она.

[Веllis]

Он взял ее руки в свои. Это были сильные, надежные, человеческие руки.
— Вы в Центральной больнице Сан-Франциско. Вы лежали в коме почти три недели. Вы живы, все в порядке. Теперь вам нужно только поправляться. И не беспокойтесь насчет своих глаз. Очень скоро все неудобства, связанные с этим пройдут. А пока отдыхайте. Может быть, попозже мы еще поговорим. Тогда вы скажете нам, кто вы.
— Кто я?
— Позже, - сказал он. - Сейчас не думайте об этом. Она услышала его удаляющиеся шаги, разговор шепотом между ним и медсестрой, потом дверь закрылась. По наступившей тишине она поняла, что осталась одна.
Он сказал «несчастный случай». Три недели в коме. Сан-Франциско. Значит, она жила в Сан-Франциско? С минуту она размышляла над этим. Расплывчатые образы Телеграфного Холма, здания «Трансамерика», моста Золотые Ворота пронеслись в ее голове.



Она торжествующе сказала себе: «Ты и вправду знаешь этот город». Но она не знала этой больницы, не знала, где она находится, и что с ней случилось, из-за чего она попала сюда.
Несчастный случай. Она взвесила это слово, представляя себе автокатастрофу, мерзкий скрежет металла о металл, высокий и резкий звук разбивающегося стекла, запах жженой резины, но все это было как фильм без героев. Эта сцена ничего не говорила ей. Она не могла вспомнить ничего подобного. Она вздрогнула. Может быть, это и к лучшему, что не могла.
Доктор говорил о мозговых повреждениях, операции головы… Когда она беспокойно повернула голову, боль снова прошила ее зигзагом снизу вверх, и она застонала. А потом внезапно догадалась. Она не могла открыть глаза, потому что у нее было разбито лицо. Ее заставляют лежать неподвижно, поэтому она не видит, в какое ужасное, лишенное лица месиво она превратилась…
Она попыталась поднять руку, желая ощутить ее, потрогать пальцами раны, но рука была прикреплена к иглам и трубкам, капельнице и аппаратуре.



Слезы отчаяния потекли у нее из-под закрытых век, собираясь в горячие, соленые дорожки на щеках, попадая в уши. «Как ребенок - подумала она, - который плачет в темноте и зовет свою маму, только здесь нет мамы».
— Мама? - позвала она довольно громко на всякий случай. Но она знала, что ее мама не здесь. Попыталась представить себе ее, и ничего не получилось. «Вот странно, - озадаченно подумала она, - я могу вспомнить, как выглядит „Трансамерика“ и мост Золотые Ворота, но не помню лица собственной матери. Я даже не помню, как ее зовут. А как меня зовут?» Она поискала ответ в темных провалах своего мозга. Ничего не нашла. Там была пустота, и еще туннель, грозящий затянуть ее обратно - прочь от света, от памяти. Прочь от жизни.
— Теперь ты быстро пойдешь на поправку, солнышко, - голос медсестры нес в себе улыбку. - Может быть, завтра мы сможем отцепить тебя от всех этих трубок и аппаратов. А может быть, если будешь хорошей девочкой, получишь немного мороженого на ужин.



— Я не люблю мороженое, - ответила она машинально.
— Ладно, тогда охлажденный йогурт. Ты ведь любишь йогурт, правда?
Правда? Она не могла вспомнить, единственное, что она помнила, — она не любит мороженое.
Паника заставила ее открыть глаза. Веки поднялись медленно, как театральный занавес над тусклыми декорациями, но свет все равно ослепил ее. Постепенно комната приобрела очертания. Кто-то склонился над ней, свет над его головой напоминал нимб.
Это было лицо мадонны. Бледная кожа, темные волосы, красные губы, дружелюбная улыбка.



Она почувствовала прохладную руку на своем лбу и услышала, как мадонна сказала:
— Добрый день. Рада, что ты, наконец, очнулась. Я - Фил Форстер.
Девушка уцепилась за ее руку, как за спасательный круг.
— Фил, - прошептала она. - Вы должны знать меня. Скажите мне, кто я?

Продолжение следует...

[Веllis]

Махони откинулся на спинку вращающегося кресла в скромной комнатушке на четвертом этаже здания окружного отделения полиции, сосредоточившись на том, что он только что прочитал о девушке, найденной в Митчелском овраге. Информации было немного, но она была достоверной. Многочисленные ранения, в частности два глубоких повреждения черепной коробки, возможно, нанесенных тупым предметом. С другой стороны, она могла получить эти раны, пока ее ударяло о скалы.
Еще эти собачьи укусы. Очевидно, она подняла правую руку, чтобы защититься от нападения. Собака была крупная, это уж точно. «Мы склоняемся к тому, что кусал ротвейлер, доберман пинчер или собака похожей породы, - сказали ему эксперты, - но не пит-буль. У них разная хватка. К тому же пит-буль так просто не отпустит».



Может, какой бродячий ротвейлер напал на нее? Загнал ее на край оврага? Может быть, она автоматически шагнула назад, в пропасть. Он покачал головой: нет, он так не думал. Там, где была такая собака, был и человек. Натравлял ли он на нее собаку? Может быть, он задумал изнасиловать ее, а потом убить? Он устало пожал плечами. Мир полон ненормальных. Все возможно.
Он еще раз перебрал в уме все детали. Девушку до сих пор не опознали. В больнице круглосуточно дежурил полицейский. Поскольку сегодня Махони ничего от него не слышал, он сделал вывод, что девушка до сих пор в коме. Ситуация «выкарабкается - не выкарабкается» не изменилась.
Он подумал о самоубийстве и решил, что совершить его таким образом трудновато. Если вы хотите броситься с высокого места в Сан-Франциско, не следует выбирать для этого Митчелский овраг.
Нет, все-таки это явное убийство, и если бы не кустарник, задержавший и остановивший ее падение, если бы не чудеса современной нейрохирургии, то получилось бы классическое «убийство», даже не «попытка». Но только Бог знает, как сложно доказать «попытку» убийства. Скорее всего она будет сведена к «нападению при отягчающих обстоятельствах» - это ему было. слишком хорошо известно. В том и другом случае девушка оказывалась проигравшей. Или она теряла жизнь, или теряла возможность отправить нападавшего в места заключения на приличный срок.



Он оттолкнул кресло и подошел к автоматической кофеварке. Взял свой черный кофе без сахара. Попробовав его, Махони подумал, что он явно разбавлен, но потом решил, что при том количестве кофе, которое он выпивает каждый день, он давно уже стал бы дряхлым кофеманом, будь этот кофе покрепче.
Махони был крупным мужчиной тридцати девяти лет, помешанным на физкультуре: он проводил все свое свободное время в тренажерном зале или бегая за городом. Неоднократный участник марафонского забега в Сан-Франциско, он планировал попробовать себя и в Нью-йоркском марафоне. Может быть, он пробежит его в следующем году, если у него будет достаточно времени для тренировок, а также если он сможет избавиться от своей привычки к кофе.



Все-таки страсть к кофе была намного лучше, чем итальянские привычки его матери, которая пила граппу в немыслимых дозах и все равно держалась на ногах. Или склонности его ирландской родни, привычки его отца, который мог петь «Голуэйскую гавань» после долгой ночной попойки, не перевирая слов. Так размышлял Махони, направляясь в соседний отдел. Ему еще повезло, что у него был отдельный кабинет.
Он прислонился всем корпусом к стене, отхлебывая кофе и наблюдая за ранней вечерней суматохой в полицейском участке: двенадцать одновременно звонящих телефонов, первый пьяница в кутузке, выкрикивающий ругательства, допрос черноглазого мужчины, какая-то чета отчаянно просит помочь найти их сына тинэйджера, дело о поджоге, молодой человек, обвиняемый во вредительстве. Он подумал о том, что для того, чтобы быть полицейским, нужно иметь ангельское терпение, а этому вас не научат в полицейской школе. Иметь терпение и никогда не делать скоропалительных выводов.



Телефонная трель встретила Махони за дверью. Снимая телефонную трубку, он продолжал думать: «все в этом мире на самом деле не так, как кажется».
- Да? - Махони откинулся назад, задрав ноги на стол, и, зажав трубку между плечом и ухом, отхлебнул кофе.
- Доктор… как вы сказали? Она здесь? Окэй, скажите ей, что я буду рад с ней встретиться.



Он еще раз взглянул на свои записи. Доктора Форстер пригласил нейрохирург для помощи в реабилитации неизвестной девушки. Правда, он не знал, что этот доктор - женщина. Он вздохнул, внезапно сообразив, что это за женщина. Привлекательная и преуспевающая. Знаменитая. Только этого как раз и не хватало в загруженный предсубботний вечер для разгадки совершенно безнадежного самоубийства. Он был в числе тех немногих, кто никогда не видел ее по телевизору и не прочитал ни одной книги. Махони не мог понять, какой теперь от нее толк. Если девушка выйдет из комы, доктор Форстер постарается оградить ее от лишних вопросов. А ему нужно было расспросить пострадавшую как можно скорее, прежде чем она забудет все, что еще помнит.
Он решил заставить доктора Форстер немного подождать. Устроить леди-психологу маленькую проверку характера: сможет ли она остаться хладнокровной или начнет разыгрывать мисс Высокомерную Знаменитость, снизошедшую до бедняги полицейского.

[Веllis]

Фил приехала в участок прямо из больницы. Нейрохирург сообщил ей, что Махони рвется поговорить с девушкой, как только она выйдет из комы. Фил хотела объяснить полицейскому лично, что этого не следует делать. По крайней мере, сейчас. Она мерила шагами коридор, с интересом поглядывая через стеклянные двери на царящий внутри организованный хаос. Все это немного напоминает больницу: неожиданный срез реальной жизни, который вытряхивает тебя из твоей среды - защищенного и тщательно спланированного существования.



Она нетерпеливо взглянула на часы. Черт возьми, где этот человек? Она ждала десять минут и уже была вымотана. Может быть, это после того, как она увидела, что девушка, возвращается к жизни, как пловец, который выныривает из глубины. И сразу словно гора с плеч свалилась. А потом пришло новое волнение и мрачные предчувствия, когда она поняла, что девушка не помнит даже своего имени.



Как бы то ни было, она благодарна Богу за то, что девушка жива, что функционируют хотя бы ее двигательные рефлексы и что она в здравом уме, хотя, понятное дело, и несколько подавлена.
- Мисс Форстер?
Она обернулась и встретила взгляд голубых ирландских глаз Фрэнко Махони. «Неулыбающиеся глаза», - заметила она про себя. Фил протянула ему руку:
- Надеюсь, я не помешала? Я хотела поговорить с вами о неопознанной пострадавшей. О девушке из оврага.



Его взгляд стал твердым.
- Она в сознании? Я просил сообщить мне, как только она придет в себя.
- Я здесь, чтобы сообщить вам именно это, мистер Махони.
- Следователь, - поправил он.
- Следователь Махони, - со вздохом сказала она, входя в кабинет.
Фил подумала, что с ним будет нелегко общаться. К тому же его можно было счесть красивым, если вам нравились высокие шатены с легкой небритостью.
Шесть футов четыре дюйма или около того, широкие плечи, узкие бедра и непременная пушка в кобуре. У него были густые волосы, слегка волнистые, подтянутое крепкое тело, прямой нос, сильная челюсть, большой добродушный рот и морщинки вокруг ярко-синих глаз, как если бы он очень часто улыбался. Сейчас в это трудно было поверить. Фил не смогла бы так много заметить, если бы они не смотрели друг на друга.
- Она пришла в сознание только час назад. Я разговаривала с нейрохирургом, и он согласен, что сейчас слишком рано начинать допросы. Она все еще в очень плохом состоянии. К тому же подавлена.
Махони раздраженно вздохнул.



- Мисс Форстер…
- Доктор Форстер.
Его глаза насмешливо смотрели на нее.
- Доктор Форстер. Поймите, мы имеем дело с неудавшимся убийством. Моя задача - найти виновника преступления. Найти убийцу.
- Девушка не убита.
- Потенциального убийцу, - нетерпеливо поправился Махони.
- А моя задача - помочь ей вернуть здоровье. Душевное здоровье, следователь Махони. Кроме значительных телесных повреждений, она получила серьезную психическую травму. Если, как вы предполагаете, это был не несчастный случай, если кто-то действительно пытался убить ее, то вы можете представить себе, что она переживет. Пытаясь вспомнить…



- Пытаясь вспомнить?
- Совершенно верно, господин следователь, пострадавшая не может вспомнить даже собственного имени.
- Господи.
Он тяжело опустился на стул, не обращая внимания на Форстер. Она холодно смотрела на него. Нагнувшись к столу. Фил одарила его одной из своих самых обворожительных улыбок.



- Простите, следователь Махони, но это ради ее же блага. Представьте, если бы эта девушка была вашей женой или вашей дочерью. Вы бы не стали принуждать ее к воспоминаниям о том, что случилось, пока она не пережила шок. - Фил печально развела руками. - Эта девушка страдает реактивной амнезией, потерей памяти о тех событиях, которые предшествовали травме. Всему виной, очевидно, повреждения черепной коробки, но я уверена, что повлияла еще и психическая травма, полученная в результате нападения. Часто в таких случаях память возвращается сама по себе. Может быть, завтра она все вспомнит, может быть, она захочет поговорить об этом, захочет выяснить правду. Если нет, я попытаюсь помочь ей. А вы пока потерпите. Пожалуйста.
Он вздохнул:
- Ладно. Раз вы так говорите. «Времена меняются, - сердито подумала она, - но не мужчины. По крайней мере, не все».
- Думаю, вы правы, - нехотя признал он. - Но поймите, я так же заинтересован в этом деле, как и вы, доктор Форстер. Некто попытался убить ее. Если она умрет, я буду обязан передать этого человека в руки правосудия, а для того, чтобы сделать это, мне нужна ее помощь.
- Так что вы знаете о ней? Кроме приблизительного возраста и того, как она выглядит?
- Я могу рассказать вам в двух словах. Знаю немного. Когда ее обнаружили, на ней были «ливайсы» и белая футболка. Неподалеку нашли синий кашемировый свитер и босоножки.
Фил вспомнила мертвенно бледное лицо девушки на носилках. Она закрыла глаза.



- Совсем никаких украшений? Часы, обручальное кольцо?
- Только серьги с жемчугом.
- Жемчуг настоящий? Он кивнул.
- Мелкий, но настоящий, так мне сказали. Тем не менее, она могла купить его где угодно. То же самое с джинсами и футболкой. На кашемировом свитере нет ярлыка, а босоножки французские. Дорогие, так же как серьги и свитер, но их можно купить у нас в любом хорошем универмаге. Или даже во Франции, как мне кажется. Никакой сумочки. Мы тщательно обыскали овраг. Больше там ничего не было. Нет и среди пропавших никого, кто бы подходил под ее описание. Не встречались такие отпечатки пальцев. Не появлялся никто из ее знакомых.
- Тогда скажите мне, Махони, почему вы думаете, что кто-то пытался убить ее?
Он посмотрел на нее долгим сердитым взглядом и произнес медленно и с расстановкой, как будто объяснял ребенку.



- Овраг находится достаточно далеко, поэтому нужна машина, чтобы туда добраться. Никакой машины рядом с местом происшествия найдено не было. Она не жила в этом районе, значит, она не могла просто выгуливать там собаку. Ее привезли туда, а потом сбросили. Или, скорее, столкнули с края.
- Ее не изнасиловали, - Фил знала это из медицинского заключения. Он пожал плечами.
- Может быть, она не захотела уступить, и парень пришел в бешенство. Такое бывает. Гораздо чаще, чем думают, - прибавил он мрачно.
- Значит, никаких зацепок?
- Ничего, кроме собачьего укуса. И того, что она сама может нам рассказать.
- Это снова возвращает нас к тому вопросу, почему я здесь, - Фил одарила его улыбкой и немного кокетливо пожала плечами.
- Пусть так и будет, - сказал он внезапно, вставая и заканчивая беседу. - В вашем распоряжении сорок восемь часов. Потом мы будем вынуждены принять меры.
Он проводил ее до двери.



- Спасибо за сотрудничество, - казала она с сарказмом, пока он открывал дверь.
Махони смотрел, как она шла по коридору, отметил ее длинные, стройные ноги и легкое покачивание бедер под черным платьем.
- Эй, Форстер, - позвал он. Фил поколебалась, потом медленно обернулась.
- Доктор, - сказала она ледяным тоном.
- Именно. Так вот, док. Здесь есть маленький итальянский ресторанчик недалеко от больницы. После того как я поговорю с девушкой, мы могли бы пойти туда. Перекусили бы, а? Обменялись информацией?
Фил рассмеялась в ответ на такую самоуверенность.
- Что вы говорите, спасибо за приглашение, следователь Махони, - произнесла она медовым голосом. - Я должна подумать, и, может быть, я «приму меры».

[Веllis]

В девять часов утра Фил с цветами в руках пришла в больницу. Всю ночь она гадала, что могло случиться с этой девушкой и кто она, беспокоясь о том, почему никто не приходит и не спрашивает о ней. Ее мать не начинала розысков пропавшей дочери, не появлялся ни любовник, ни муж. Не видно было ни знакомых по работе, ни подруг. Словно она была невидимкой - она здесь, но ее никто не видит.
Правда, все субботнее утро она держалась молодцом. Пришла в сознание, сидела и ела. Было ужасно смотреть на ее бритую голову с синими шрамами, пересекающими кожу черепа, и на все еще разбитое и опухшее, но, несомненно, красивое лицо.



- Молодец, молодец, - сказала Фил, улыбаясь с неподдельным удовольствием, сегодня ты прямо ожила.
Она наклонилась и поцеловала девушку в щеку, положив большой букет цветов ей на колени.
- Это тебе.



Глаза девушки засияли от радости. Она взяла цветы и поднесла их к лицу.
- Мимоза, - прошептала она, - какой бесподобный запах. Я чувствовала его, когда впервые очнулась. Это вы, наверное, приносили их?
Фил заметила, что она узнала цветы, но ничего не сказала.
- Как дела у вашей подопечной? - спросила она, улыбнувшись вошедшей медсестре.
- Лучше, чем ожидали вчера вечером, доктор. Вы сами видите, она пошла на поправку.



- Прошлой ночью я была в туннеле, - девушка в отчаянии посмотрела на Фил. - Я думала, что я, наверное, умерла. Было так темно и страшно. Я не могла убежать. А потом я все падала, просто падала и падала в пропасть, откуда, я знала, никогда не выберусь.
- Ладно, теперь ты выбралась, как видишь, и все это только плохой сон.
- Фил, девушка встретилась с ней глазами, - что со мной случилось?
Фил колебалась, но она знала, что должна сказать правду.
- Это был не совсем сон, ты и вправду упала. На дно каменистого оврага. К счастью, твое падение остановили заросли на склоне. Там росло очень много кустов. Они и спасли тебя.



Девушка озадаченно опустила глаза.
- Может быть, это как раз то, что я помню - это падение… Я думала над всем этим, пыталась вспомнить. Теперь могу. То есть, я могу вспомнить Сан-Франциско - здания и мост. Но не помню, где я живу. Я помню вкус охлажденного йогурта и что я не люблю мороженое. Я помню, что люблю красный цвет, но не знаю, было ли у меня красное платье. Я помню запах мимозы, но не могу сообразить, где я чувствовала его раньше. Я помню вас, со вчерашнего вечера, и нянечек, и докторов, но не могу вспомнить никого из моей прошлой жизни.
Она подняла на нее огромные испуганные карие глаза и спросила:
- Что же мне теперь делать?
Фил ободряюще похлопала ее по руке:
- Хорошо, теперь послушай меня. Ты только день назад вышла из комы, и только три недели прошло после травмы и операции. Тебе совершенно не нужно решать сейчас такие грандиозные проблемы, поэтому перестань волноваться на этот счет. Скоро ты все вспомнить. А пока сосредоточься на чем-нибудь попроще. Подумай о книгах, которые ты читала, о музыке, которую ты любишь, о любимых картинах, об одежде, которая тебе нравится.



- Мне нравится, как одеваетесь вы.
Фил засмеялась. Была суббота, и на ней была не деловая одежда: черные джинсы, черные замшевые туфли, пестрая блузка и черный кожаный жакет, который она оставила в гардеробе.
- Особенно ремень. От Таксона? Фил взглянула на нее. Ремень был сделан здесь, в Америке, - черная кожа и серебряная пряжка с бирюзой.
- Санта Фе, - обрадованно сказала она. - Ты попала в самую точку.
- Кажется, да, - девушка выглядела удивленной, и Фил засмеялась.
- Смотри-ка, память уже возвращается, - утешила она.
- Это только видимость, - сказала девушка. - То все куда-то пропадает, то появляется. Как с мимозой и ремнем.



- Так все и должно быть. Но я заболталась, мне пора идти. Я не хочу утомить тебя и свести на нет все наши успехи.
- Фил!
Фил вопросительно взглянула на нее.
- Почему вы пришли навестить меня? Вы же меня не знаете?
Фил замялась. Она не хотела говорить, что видела ее по телевизору. Но была и другая причина, которую Фил не открыла бы никому. Она сказала:
- Я была в больнице, когда тебя привезли. Заинтересовалась тобой. Я психиатр и работаю здесь, в Центральной, три дня в неделю.
Девушка кисло улыбнулась.
- Психиатр. Значит, я в надежных руках. А вы, доктор, получили еще одну идиотку, которой нужно вправлять мозги. - Внезапно ее глаза удивленно расширились. - Доктор Фил Форстер, - выпалила она. - Это вы. Знаменитая Форстер.
- Вот видишь, ты вспомнила, - сказала Фил, наклоняясь к девушке.



- Да, вспомнила, - откликнулась она, довольная собой. - И есть еще кое-что, чего я точно никогда не забуду: ваше прекрасное лицо, улыбающееся мне, когда я вышла из этого жуткого туннеля.
Ее золотисто-карие глаза излучали благодарность, и Фил с трудом сдержала свои эмоции.
- Я рада, что пришла. - сказала она тихо. - Увидимся позже, милая.
- Фил! - девушка окликнула ее, когда она была уже у двери. - Еще только одна просьба. У тебя есть зеркало? Я хочу увидеть, как я выгляжу. Я пока не встаю с постели, а в этой больнице, похоже, ни у кого нет даже маленького зеркальца.
Фил не решалась. Она знала, что это опасно. Во-первых, потому, что девушка только день назад вышла из комы. Во-вторых, у нее были сплошные синяки и ссадины, а с опухшим лицом и бритой головой она выглядела как пугало. И, в-третьих, она могла неожиданно узнать себя и вспомнить, что с ней произошло. Для этого было слишком рано. Мог наступить сильный шок.
- Может быть, завтра я принесу тебе зеркало, - пообещала она, помахав на прощание.



Продолжение следует...

[Веllis]

- Ты молодая, - говорил девушке доктор Нидман на следующее утро, - и сильная, как лошадь. Чтобы тебя убить, просто разбить твой котелок недостаточно.
- Но лошадей пристреливают, не так ли? - неожиданно всхлипнула она. - А меня сбросили с обрыва.



Нидман вздохнул. Следователь Махони позвонил ему рано утром и настоял на беседе с девушкой. Вот почему она была так удручена.
- Не верь всему тому, что говорят тебе полицейские, - сказал он с усмешкой. - Может быть, ты просто шла там и упала. В конце концов, кому придет в голову уродовать такую красивую девушку?
- Я не знаю, - просто сказала она. - Я даже не знаю, кто я. Если б знала, может быть, я поняла, почему кто-то хотел убить меня.



Раздался стук в дверь, и вошла Фил Форстер. Ее сверкающие гневом глаза встретились с глазами Нидмана.
- Я слышала, что здесь побывал Махони, - сказала она рассерженно. - Он спрашивал у вас разрешения на беседу с больной?
- К сожалению, да. Он сказал, что давал вам сорок восемь часов и что с каждым часом его работа только усложняется. Теперь, когда больная пришла в себя, может сидеть и реагировать на окружающий мир, он сделал вывод, что теперь мы можем помешать правосудию. Мне пришлось согласиться, хотя я и не одобрял его действий.
Фил раздраженно фыркнула. Она сунула девушке сумку и поцеловала ее в щеку.
- Это тебе, наведешь марафет, - сказала она и повернулась к Нидману. - Сегодня она посмотрит на вашу работу.



Нидман засмеялся и собрался уходить.
- Прошу прощения за такую стрижку, - сказал он своей пациентке. - Но, что касается штопки, я в этом деле собаку съел. Через пару месяцев ты и не вспомнишь, что тебе ставили заплаты.
- О, хорошо, если бы так, - вздохнула девушка и они рассмеялись.



- Во-первых, нам нужно заменить эту больничную рубашку на что-нибудь более приличное, - сказала Фил, как только доктор вышел. - Нянечка поможет тебе переодеться, а я вернусь через минуту.
Девушка проводила ее удивленным взглядом. Потом открыла сумку и развернула сверток из белой тонкой бумаги. Она заулыбалась от удовольствия, когда увидела нежно розовый велюр и забавные мохнатые тапочки.
- Какая прелесть, - приговаривала она, прижимая к себе меховых зайчат, - какая красота.



Фил стояла у телефонного автомата в холле и, набрав номер полицейского участка, с нетерпением ждала, пока Фрэнко Махони не снял трубку.
- Вы поторопились, Махони, - сказала она, когда он, наконец, ответил, - вы даже не предупредили о том, что «принимаете меры», как мы договорились.
- Я обсудил этот вопрос с дежурным хирургом, - ответил он холодным тоном. - Он дал мне «добро». Естественно, если бы он был против, я бы не стал этого делать.
Фил заскрипела зубами. Этот высокомерный тип, вполне возможно, нанес непоправимый вред ее пациентке.
- О чем вы ее расспрашивали, черт вас возьми? Почему вы не позволили мне, по крайней мере, присутствовать там?

[Веllis]

- Ладно, ладно, я ведь не бездушная скотина. Я был мягок. Я ни на что не напирал, клянусь вам. Спросил только, что она знает, и она ответила: «ничего». Тогда я спросил, как ее зовут, и она ответила, что не знает. Я не мог решить, говорит ли она правду или просто водит за нос. Что вы на это скажете как специалист?
- Конечно, она не водит вас за нос! Девушка была травмирована… Она не может вспомнить, потому что подсознательно не хочет вспоминать. Она запихнула все это в какой-то дальний уголок своего мозга с пометкой «не трогать». И, по моему мнению, она не будет добровольно вспоминать. До тех пор, пока не произойдет что-то такое, что встряхнет ее память.
- И что тогда?
- Что тогда? - Фил задумалась. - Ну что ж, кому-то придется быть рядом и собирать вместе куски воспоминаний, вот и все.



Произнося это. Фил знала, что этим кем-то станет она.
Повесив трубку, она медленно побрела обратно, в палату своей пациентки.
Та лежала на постели и улыбалась, одетая в новую розовую пижаму. Девушка смотрела на Фил, ожидая реакции.



- Теперь ты получше выглядишь, - одобрила Фил. - Я подумала, может быть, это единственный раз в твоей жизни, когда ты одета в розовое. - Она улыбнулась. - Когда волосы отрастут, вернешься к синему цвету.
- Она чудесная. Спасибо вам. Но вы не должны были… То есть, я хочу сказать, я ведь никто для вас.
- Неправда. Ты много значишь для нас всех. Тебя привезли к нам всю израненную, и мы вернули тебе прежний вид. И раз уж речь зашла об этом, готова ли ты посмотреть на себя?



Девушка села на кровати и ее понимающие глаза встретились с глазами Фил.
- Я на самом деле так плохо выгляжу? - прошептала она, внезапно испугавшись.
- Конечно, не великолепно, - мягко сказала Фил. - По правде говоря, твое лицо опухло и сильно разбито, но нет никаких серьезных повреждений. У тебя все тот же нос, с которым ты родилась; глаза на том же месте; ты не потеряла ни одного зуба. Другими словами, нет ничего такого, что не поправит время и отросшие волосы. Просто приготовься увидеть на своей голове шрамы. И то, что на ней нет волос.
Фил поднесла зеркало. Девушка посмотрела на себя долгим взглядом. Слезы брызнули из ее глаз.



- Не бери в голову, - ласково произнесла Фил.
- Но я не знаю ее, - прошептала она в ужасе. - Я не знаю эту девушку.
Фил взяла салфетку и вытерла ей слезы.
- Скоро узнаешь. Я помогу тебе снова найти себя. Я обещаю. В любом случае ты выглядишь на самом деле совсем не так, как сейчас.



Ей показалось, что она разговаривает с ребенком. Внезапно ей тоже захотелось плакать.
- Почему вы так добры ко мне? - спросила девушка, уткнувшись головой в прохладную ладонь Фил. - Я никто. Ничто. Пустое место. Вы не должны быть такой ласковой со мной; вы занятая, преуспевающая, знаменитая женщина. Почему вы заботитесь обо мне?
- У меня золотое сердце, - шутя сказала Фил.



- Нет, не только это. Тут что-то другое, верно? Фил кивнула.
- Почему вы не скажете мне? Теперь уже девушка держала ее руку. Фил почувствовала, как сдавило грудь и напряглись мускулы шеи. Ее голос дрожал, когда она произнесла:
- Возможно, когда-нибудь скажу. Когда тебе будет получше. - Она взяла себя в руки и строго сказала: - Я забыла, кто есть кто. Ты - пациентка, я — врач - психоаналитик. И я здесь для того, чтобы помочь тебе. Ни для чего другого.
Они посмотрели друг на друга. Фил сдержала слезы и потянулась за салфеткой.



- Если ты все еще согласна, чтобы я была твоим доктором, у тебя наверняка не все в порядке с головой.
- У вас тушь потекла, - мягко сказала девушка.
- Она-то всегда выдаст слезы! Они улыбнулись друг другу, а потом Фил крепко обняла ее.
- Я просто думала, что тебе будет нужен кто-то рядом, - сказала она. - Почему бы не я? - Ложись в постель, - добавила она почти нежно.
- Мне кажется, что лучше друга не найти. - Их глаза встретились. - За исключением, может быть, моей мамы, - с тоской прибавила девушка.



Продолжение следует...

[Веllis]

"Странно быть человеком без имени", - думала девушка, рассматривая свое лицо в зеркале неделю спустя. - "Странно, но, с другой стороны, безопасно. В конце концов, если никому неизвестно кто она, значит, некому пытаться убить ее. И почему вообще кто-то захотел ее убить? Что вызвало в неизвестном человеке такую злобу, такую жестокость?"



Она принялась разглядывать ряд красных шрамов на руке, куда, как сказали врачи, ее укусила собака. Это она помнила. Кусала крупная собака.
Ротвейлер или доберман. «Знаете ли вы кого нибудь с такой собакой?» - спросил ее следователь Махони.



Она только покачала головой, а потом, задохнувшись от боли, подняла руки.
- Простите меня, - сказал Махони, и она увидела искреннее участие в его теплых голубых глазах. - Я не хотел сделать вам больно. Но, скажу по секрету, мы - доктор и я - должны разобраться с вами. Я обязан выяснить ваше прошлое, а она - обеспечить ваше будущее. Все, что нам нужно, это маленькое усилие с вашей стороны.
- Я стараюсь, - ответила она, отчаянно роясь в пустоте своего мозга в поисках хотя бы одного завалявшегося воспоминания. - Все, что я могу сказать, это то, что вы выглядите не так, как должен выглядеть сыщик.
Он улыбнулся, и в уголках его глаз появились морщинки.
- Простая одежда - это просто маленькая хитрость, чтобы одурачить преступников, заставить их поверить, что я один из них.
- Да они вам никогда не поверят, - улыбнулась она в ответ. - Вы слишком обаятельны для злодея.
- А вы и представить себе не можете, какими «обаятельными» могут быть многие злодеи. Это помогает им охмурять красивых девушек, таких, как вы, например, и проникать в их дом. Или назначать им свидание.
Она поняла, что он закидывает удочку, и ей искренне хотелось, чтобы он что-нибудь подцепил на крючок.
- Вероятно, я не из тех девиц, с которыми знакомятся в баре и которые тут же соглашаются ехать с парнем к нему домой, сказала она с сомнением в голосе. Вы на самом деле думаете, что я была такой дурой?
- Нет, я так не думаю. Но вы чертовски красивы. Кто знает, может быть, кто то следил за вами.



Махони так ничего и не добился, и она услышала, как он вздыхает, опустив глаза в желтый блокнот, в котором не было ничего, кроме нескольких нацарапанных строчек.
- Мне очень жаль, - сказала она. - Я действительно хочу вам помочь. Я хочу выяснить, кто я. Может быть, я этого не помню, потому что чувствую себя так в большей безопасности. Раз неизвестно, кто я, никто не захочет убивать меня.
Он развел руками и встал, чтобы уйти.
- Расскажите об этом доктору Фил, - посоветовал он. - Это скорее по ее части. Хотя вот еще что. Когда мы вас нашли, вы были очень легко одеты — слишком легко для Сан Франциско в начале марта. На остальной территории страны еще не стаял снег, кроме нескольких теплых мест. Может быть, вы только что приехали из более теплого климата? Из Мексики? Может быть, из Флориды? Гавайи? Я проверял авиарейсы, но вы представить себе не можете, как много женщин путешествует в одиночку по этим курортам и как много самолетов летает туда каждый день. Мы проверяем отдельно каждый рейс, но если вам вдруг сегодня приснится, что вы летите в самолете, сообщите мне подробности. Я сэкономлю массу времени.
Махони весело подмигнул ей, открывая дверь, и она не смогла удержаться от смеха, хотя это и причинило ей боль.
Она по прежнему не узнавала своего лица. Она по прежнему не могла вспомнить, чтобы она садилась на самолет. И она не узнала свои вещи, когда ей показали их.
Она в ужасе отпрянула, увидев запачканную кровью футболку и свитер, но потрогала красную кожаную босоножку и прочитала пришитый внутри ярлычок: «Стефан Келиан, Париж». Она чувствовала пристальный взгляд Махони, когда нерешительно проводила пальцем по ярлычку.
- Париж? - сказала она, спрашивая свою память о том приятном эмоциональном всплеске, который она ощутила. Но не получила никакого ответа и разрыдалась.
Пришла Фил и решительно выдворила Махони из палаты.
- Негодяй, - бросила она ему.
- Дайте мне шанс, док, - возопил он, грозя ей указательным пальцем. - Я простой, неотесанный работяга.



- О о! - у Фил не нашлось слов, а девушка перестала плакать и улыбнулась, взглянув на ее перекошенное от гнева лицо. Именно в эту встречу Фил предложила провести сеанс гипноза.
- Мы сделали уже все тесты, попробовали буквально все, - сказала Фил. - И, честно говоря, никакого результата. При реактивной амнезии, такой, как у тебя, часто помогает гипноз. Но готова ли ты к такому испытанию?
- Готова ли узнать правду, вы это имеете в виду? Так будет лучше или хуже?
Фил доброжелательно кивнула:
- И лучше, и хуже. В любом случае я хочу, чтобы ты знала ты можешь рассчитывать на мою поддержку. Что бы ни случилось.
- Я знаю, - девушка искренне обняла подругу.



За то короткое время, пока они были знакомы, их отношения переросли в дружбу. Одна женщина стремилась освободиться от своего прошлого, другая найти его.
Настал день эксперимента. Фил проскользнула в дверь, неся огромный букет мимозы.
- Это первое, что всколыхнуло твою память, — сказала она, расставляя цветы на прикроватной тумбе. - Может быть, сработает.
Она опустила занавески и села напротив кровати в затемненной комнате.
- Ты нервничаешь? - спросила она, успокаивающе похлопывая девушку по руке. Та кивнула. - Не надо. Расслабься. Освободи свою память и слушай мой голос.



Девушка сделала так, как ее просили. Голос Фил был низким, убаюкивающим, ритмичным. Глаза девушки закрылись, и она перенеслась в другое время — так далеко, так давно…
- Где ты сейчас? - ласково спросила Фил. Девушка изумленно вздохнула:
- О, это очень красивое место, просто чудесное. Я люблю это место больше всего на свете.
Она говорила тонким, почти детским голосом.
- И где же это?
- Далеко далеко. Да, да, это очень далеко отсюда. Там так хорошо…
- Ты знаешь, где это?
Девушка запнулась:
- Где… кажется, я… нет, я не увидела.
Фил поняла, что она потеряла ориентацию, и быстро сказала:
- Расскажи мне, что ты видишь в этом красивом месте.
- Я вижу ребенка, сидящего на ступеньках великолепной розовой виллы. Я слышу, как поет множество птиц. Я ощущаю прохладу мрамора под ногами и тепло солнца на лице. И о о… Я чувствую запах мимозы…



Слышу только звуки птичьего пения и шелест высоких деревьев… и еще что то…
Фил придвинулась ближе. Вместо безмятежного счастья на лице девушки отразился ледяной ужас.
- Что это? - настойчиво спросила Фил. - Ты можешь рассказать мне, ты можешь доверить мне свою тайну…
- Звуки шагов по гравию. Кто то идет сюда по аллее. Все ближе, ближе… Огромное темное облако зависает надо мной, душит меня, загораживает розовую виллу и свет… Остался только запах мимозы…