«Весьма символично, – скажет вам какой-нибудь Мандельштам, – что тему эту на форуме создал Sirin». Ее истоки, однако, уходят в дискуссию, которая давно уже разворачивается между вашим покорным слугой и Если, – это ее идея, создать такую тему, в которой можно было бы наконец обсудить «наше отношение к Достоевскому».
Итак, мое личное отношение к символам и идеям в литературе. (Нет, нет, не будет пены из моих уст, как некоторые, очевидно, полагают. Я вполне адекватен.) Автор, попавший в зависимость от «идей», становится невольником предубеждений, – а со временем – серой действительности обыденных форм и условностей. (Так же стоит обратить внимание, что под «идеей» я понимаю некую значительную моральную или нравственную составляющую, а не идею написать роман.) Лучше быть свободным! В свою очередь, свобода автора – это отсутствие предубеждений, моральных, этических, нравственных, каких угодно проявлений общественной обыденности, серой реальности собранных воедино банальностей, социальных и культурных идей [заметьте, «социальных и культурных идей» отдельно от «серой реальности»!]. В то же время, свобода эта не предполагает аморальность; аморальность – иная крайность, которую я так же отметаю напрочь, напрочь. [Выдержки из прошлых споров. – Приметка на полях.]
Но я на самом деле не против Литературы Больших Идей. Пусть себе спокойно-преспокойно существует. Главное, что начинающий автор находится перед выбором: как писать? о чем писать? какими средствами? приемами? какие ставить цели? И тут немало путей, ведущих, как в дремучий лес, так и в райский сад. Первый обещает вам правду жизни и символическую чехарду образов; второй – ничем не обремененный путь странника, во всю дорогу раскрывающий все, что душе угодно: пологие склоны Альп, огромное, как море, Женевское озеро и городок в кантоне Во, навсегда застывший во времени, где-то между пятидесятыми и шестидесятыми годами минувшего столетия; или театральные развалины Италии; или глянцевый блеск площади перед Эйфелевой башней, и перевернутую «п» Нотр-Дама, и колокольный звон; или взятие Бастилии, и пороховой дым, и мертвое «пуф-пуф» французских выстрелов; или египетские услады фараонов; или бабочку в Аппалачах.
Что же касается Достоевского и моего к нему отношения... Я холоден ко всему, что он написал. Он – «косноязычник», плоский, хрупкий, жалкий, а книги его – эти лаборатории-крематории, где достойные идеи бросают в топку недостойные, писанные ради цели, не ради творчества, – второсортная макулатура, попусту растраченное время, ибо идея, по крайней мере, должна быть применительной к человеку, а не к гипотетическому гиппопотаму, коим некто станет в 3030-ом году.