серия 6, часть 7
*************
Да и Джонни с Сэмом легко отделались, и уже вечером мы с ребятами пошли к Старому маяку и стали под окнами подслушивать: знали, что Пемблтон там о своих поисках рассказывать будет.
Мы услышали, как Барни Энгусу Пемброку, моему двоюродному деду, говорил, что в поместье полиция никого не нашла. А Проклятый дом заколоченный стоял. И что он, Барни, думает, что Тед и Лайонс сбежали куда-нибудь в город, чтобы нагуляться всласть. А мы их прикрываем. А потом он стал ругаться и рассказывать Энгусу, как надерет им задницы, когда они вернутся.
Но ребята не вернулись. Прошло два дня, а их все не было. Тогда Барни Пемблтон, Энгус, мой дед Томас, родители пропавших ребят и еще кто-то из деревни решили двери в Проклятом доме взломать и посмотреть, что там внутри делается.
Мы опять их разговор вечером в пабе подслушали. Энгус рассказывал односельчанам, что в дом они так и не попали: доски, которыми двери были заколочены, словно корни пустили – не смогли их мужики оторвать. Барни удивлялся все время: как так – доски эти столетние уже давно сами должны были в труху превратиться, а они как будто еще крепче со временем стали…
Лиза задумалась. Ее смущало то обстоятельство, что уже два человека рассказывали ей о невозможности попасть в заветный дом. Девушка изначально с трудом представляла себе, чем закончится ее визит во владения предков, и положилась на свою судьбу: приняв решение посетить Рочдейл-манор, она отмахнулась от назидательного тона Голоса Разума, который говорил ей что-то про заборы, засовы и запертые ворота и двери.
“Если мне суждено переступить порог дома моей прапрабабки – я его переступлю“, – она решительной рукой вытолкнула свою Рациональную половину за дверь, разделяющую ее сознание и подсознание, и провернула ключ на два оборота, сама оставаясь в туманном мире фатализма.
Но слушая рассказ Алана Пемброка, Лиза постепенно проникалась ощущением бессмысленности своей поездки: потерянное зря время, потрепанные чувства, истощенные нервы и предполагаемый нулевой результат. Что толку: походить вокруг забора и попытаться заглянуть в затянутые паутиной времени окна…
- … вот так-то! – услышала Лиза голос Алана сквозь пелену своих унылых мыслей. – Не вернулись они ни через месяц, ни через год. Они вообще не вернулись.
Мальчик закончил свое повествование и исподлобья посмотрел на девушку, словно ждал, что она вот-вот разразится презрительным хохотом образованной столичной леди. Так и случилось: Лиза, у которой уже стал вырабатываться иммунитет на подобные истории, насмешливо сказала:
- Ну и что с того? Может, у мальчиков был тщательно заготовленный план. Они вам голову задурили всякими трофеями, как последних ослов заставили ночью под деревом сидеть, воздух сторожить, а сами - фьюить! - и сбежали из вашего прекрасного Мидлока, умирая от хохота. Представляю, как они гордились собой, что им удалось сыграть над вами такую убойную шутку!
- Да Вы что?! - чувство глубокой несправедливости схватило Алана за горло. – Да Вы хоть понимаете, сколько лет нам было четыре года назад? Нам же было по десять лет!
Как бы Тед с Лайонсом в город сбежали? Где б они там жили? Что ели? – от праведного возмущения глаза подростка метали огненные искры, рискуя поджечь и спалить дотла тонкую ниточку доверия, которая связывала его с Лизой Остерайх.
Девушка была готова согласиться с чем угодно, лишь бы избежать наэлектризованной атмосферы полемики и споров, на которые у нее попросту не было сил.
- Ладно, ладно, ты прав. У тебя есть другая версия?
- Есть! – Алан мотнул головой в знак согласия. – Вернее, это не версия. А просто воспоминания. Хотите, расскажу? - спросил он тихим голосом, в котором больше звучала просьба, нежели вопрос. Это была почти мольба о помощи, звучавшая из уст не подростка, но маленького мальчика, который видел в детстве нечто страшное, что на долгие годы потрясло его воображение. Мальчика, который дожил до четырнадцати лет, не имея возможности избавиться от преследовавшего его видения, которое душило его по ночам, приходя каждый раз в новом обличье. Глубокое чувство вины за то, что не смог удержать своих друзей от безрассудства, разъедало его юную душу, погружая в пучину самобичевания.
Иногда Алан ненавидел себя. За то, что не может избавиться от ржавчины прошлых событий. Иногда он ненавидел других. За то, что они не могли выслушать его, взять на себя часть печалей и разъедающих душу мыслей. И только эта девушка, сидящая рядом с ним в машине и смотрящая на него внимательным взглядом, почему-то внушала ему доверие. Подросток интуитивно почувствовал что-то родственное, какую-то личную Лизину заинтересованность, несмотря на скептицизм, иногда проскальзывающий в ее тоне, когда она начинала комментировать его повествование, столь далекое от реальности.
- Хочу, - голос Лизы звучал спокойно, но глаза сверлили Алана так сильно, словно жаждали снять с его слов невидимый слой лжи и фантазий и добраться до правды.
- Все было немного не так, как я Вам сначала рассказал, - мальчик смущенно шмыгнул носом. - Когда Тед и Лайонс, пожав нам руки, отправились к дому, я стал пристально наблюдать за ним. Понимаете, Джонни и Сэм, они – ленивые дураки, на них не было никакой надежды. Ну, того, что все будет по-настоящему. Что ребята честно свой спор выиграют. Какие из них Наблюдатели? Они и тогда сразу сели в города играть и никуда больше не смотрели. А я видел. Я все видел… Тед и Лайонс, когда шли по тропинке, у них фонарь светился. Потом они подошли к дверям, свистнули, как мы и договаривались, и фонарем своим помахали.
Вот так! – Алан нарисовал в воздухе невидимую восьмерку. - Потом свет исчез. А потом опять появился: это ребята в окне “восьмерки” рисовали - сообщали, что они в дом вошли. Я тогда стал еще пристальнее в темноту вглядываться: хотел увидеть, будут ли они по комнатам передвигаться. Или, наоборот, струсят.
Но через минуту огонек погас. Все поместье вместе с домом погрузилось в кромешную тьму, только острые крыши на фоне черного неба проглядывали. Смутно так, жутковато. Как будто чьи-то клыки …
Вдруг я увидел, как во всех окнах замелькало какое-то странное сияние. Такое красное-красное.
Было похоже, что кто-то ходил по всем этажам c необычным фонарем в руках. И даже не один человек, а много людей по лестницам шмыгало, в комнаты заходило и в окна заглядывало: красные блики отовсюду были видны. Я никогда такого света не видел. И так страшно стало, что захотелось убежать без оглядки, до только ноги к земле приросли.