Уперевшись длинными рогами в темное ночное небо, трамвай №432 стоял на обочине и со щемящей грустью в груди думал о хорошем.
"Эх, - думал он. - А ведь хорошее - это понятие растяжимое. Вот как рельсы. Тянутся, тянутся, тянутся куда-то, и нет им ни конца, ни края... Но хоть и вечны рельсы, да мы, трамваи - нет. Настанет однажды и нашему трамвайскому веку конец. А что - там? Что - за рельсами?"
Спали все трамваи вокруг, и один только трамвай №432 заснуть не мог. Он был уже стар, на боку его, когда-то чистом и отполированном, черным маркером злые дети написали много странных фраз, вроде "Sex Pistols" или "Майкл - козел", стекла были заляпаны отпечатками чьих-то рук, о сидениях и подумать было страшно. Трамваю, впрочем, это не особо-то и мешало.
Больше его беспокоили странные сны, приходящие все больше под утро, сны чудесные и удивительные. Иногда ему даже казалось, что все это когда-то было на самом деле, а не просто снилось старому, усталому трамваю.
Ему снилась Зеленая улица. Он понятия не имел, где это, потому что никогда не были проложены по той улице рельсы, да и не ходили там отродясь трамваи. Но ему снилась Зеленая улица, глубокая ночь и ветер, ветер со всех сторон. Он летел, подталкиваемый этим ветром, по темной Зеленой улице, навстречу странному человеку с удивительной судьбой, крупными буквами написанной на его изумленном лице.
Ветер стих, трамвай остановился. Разглядеть незнакомца он не успел, потому что тот, недолго думая, ринулся в распахнутые двери полутемного вагона. С протяжным вздохом трамвай №432 двинулся дальше, подгоняемый ветром, дивным ветром из неведомых земель.
Ему снились улицы незнакомого города, а может быть и многих незнакомых городов. Темные, таинственные, они скользили вокруг, сливаясь в одну сплошную черно-оранжевую полосу.
И виделись трамваю веселые огоньки далеких звезд, выглядывающие из-за крыш домов. Он мог поклясться, что они подмигивали ему и смеялись, а голоса их были похожи на звон серебряных колокольчиков... Тогда он тоже засмеялся, потому что нет на свете ничего заразительнее смеха звезд.
А потом наступил рассвет. Два крошечных рыжих солнышка выползли с обеих сторон восхищенного трамвая, играя на стеклах, отражаясь от кое-где ржавой, но все же все еще блестящей крыши. Теплые лучи окутывали все вокруг, и трамвай понимал, что вот оно, счастье, и неправду говорили другие, еще более старые трамваи, что его в жизни и вовсе нет.
Скоро оба солнца куда-то исчезли, непроглядная темнота окутала все вокруг, но трамвай по прежнему чувствовал себя счастливым, и было ему как никогда хорошо.
"Другой ветер - это Овётганна и как бы Хугайда, - шептал ветер. - И далеко его родина, незыблемая и неведомая..."
"Овётганна и как бы Хугайда", - мысленно повторял трамвай, и вдруг все куда-то исчезало. Он снова стоял в трамвайном депо на окраине города, и вокруг не было ничего, кроме таких же, как он, старых и ржавых трамваев.
Так и стоял он одиноко, пытаясь вспомнить, было ли это когда-нибудь на самом деле, или же просто приснилось.
"Ведь только во сне может быть так хорошо. Хотя, конечно, хорошо - это понятие растяжимое... Как рельсы..."