Все краски смерти

[Anna Angell]

Я не так давно написала новый рассказ, выкладываю его на ваш суд!
Надеюсь на отзывы!

ПРЕДИСЛОВИЕ,
ставшее уже почти традиционным, и сильно похожее на письмо

Стив (прости, что я так фамильярна с самим Королем Ужаса), ты – потрясающий! Возможно, ты в жизни зануда, ковыряешь в зубах длинным желтым ногтем и любишь пускать газы во сне, но все это – в жизни. А в твоих книгах ты –Парень, у Которого Все Под Контролем. И я порой очень завидую этому Парню ВПК, потому что у меня не всегда получается выражать свои мысли так, как они того заслуживают. Думаю, и у тебя не раз возникали такие проблемы, когда голова полна мыслей, а руки, которые просто чешутся воплотить эти мысли в рассказе, внезапно немеют и отказываются повиноваться. Желаю тебе, чтобы таких моментов было как можно меньше, а рассказов – как можно больше! На мой взгляд, наиболее удачным воплощением твоего таланта является именно рассказ. А в предисловии к сборнику твоих рассказов «Все предельно» написано, что и ты уважаешь жанр «короткой прозы», так что в этом наши предпочтения схожи.
Из сборника «Все предельно» мне очень понравились два рассказа: «Все предельно» и «Дорожный ужас прет на север». «Все предельно» - потому что в этом рассказе скрупулезно описана жизнь Динки (Динкстера!!!), девятнадцатилетнего среднестатистического парня с выдающимися паранормальными способностями. Этот рассказ по стилю кажется мне отголоском произведений Сэлинджера, но вот по содержанию он меня не особенно впечатлил.
А вот «Дорожный ужас прет на север» по стилю более всего напоминает дешевый ужастик (вроде неумелой экранизации «Кристины»), который просто просится на экраны низкопробных кинотеатров. Мне очень близок этот стиль, потому что для меня очень важно видеть перед собой «картинку» во время прочтения, а не просто вникать в смысл. И сюжет в этом рассказе тоже меня впечатлил – он вроде бы и отдает стандартностью (что-то подобное уже было написано… где-то я такое слышала…), но в то же время приковывает внимание намертво.
Ну, в общем, я и решила в очередной раз заняться плагиатом. За основу взяла идею «Дорожного ужаса…», добавила отсебятины, вырвала пару фраз из контекста рассказа, чтобы довершить картину, и написала вот это. И в который уже раз прошу прощения за весьма неумелый и не сразу видимый плагиат. Прости меня, Стив! Я не претендую на статус Королевы, но все же иногда так хочется примерить чужую корону…

I’m really-really sorry! Again…


Anna VLAD Angell

Придумывать название – это кошмар! В голову никогда не приходит ничего путного, когда это необходимо!!! Гораздо легче писать, когда название уже придумано, но в этот раз такого не случилось!
И все же кое-что я придумала…

Все краски смерти
Version 1.2
(версия дополненная, исправленная, отредактированная, но в целом не особенно изменившаяся)
Version 1.2.1
(версия, частично отредактированная по замечаниям Инны СКУНС)
Version 1.2.2
(версия, ПОЧТИ полно отредактированная по замечаниям и рекомендациям Инны СКУНС)
Version 1.2.3
(версия, еще немного отредактированная после разговора по телефону с Инной Скунс)
Version 1.3.1
(версия, дополненная и измененная уже по претензиям автора)

И я сомневаюсь, что это предел…


-… Чтобы надеяться, что «Дейтонские Быки» выиграют, нужно быть последним кретином! – Расти в негодовании смял ладонью пустую пивную банку. Ему даже не пришлось особенно напрягать для этого мышцы – сильные пальцы, похожие на клешни великанского краба, сжались всего на мгновение, и банка превратилась в сплющенный кусок железа, из которого на старый ковер пролились несколько пенистых капель жидкости.
Хэйден уже открыла рот, чтобы возмутиться по этому поводу (ковер-то предстояло чистить именно ей), но указательный палец мужа предупредительно взметнулся вверх, и Хэйден захлопнула рот. Еще не хватало, чтобы Расти схватил ее за шею так же, как бесполезную банку, а потом и надавил посильнее, чтобы на коже остались отвратительные следы от его пальцев-клешней. Такие следы не скроет никакая косметика, и даже пестрый платок, который не раз спасал Хэйден, будет бессилен закрыть жуткие синяки на шее хозяйки своим всепонимающим полотняным телом. А это значит, что все знакомые в округе будут как минимум неделю перемывать косточки неудачнице – глупышке - дурочке - идиотке Хэйден Тревор и ее несдержанному муженьку, неудачнику – придурку – недоноску – говнюку Расселу Тревору. Меньше всего Хэйден хотела попасть на языки соседских кумушек, поэтому предпочла промолчать. За семь лет брака она научилась понимать мужа с полуслова, с полузнака, с полужеста и не допускать, чтобы из вечно недовольного чем-то, но все же вполне дружелюбного душки-Расти он превращался в неуправляемое чудовище с пудовыми кулаками, готовыми вбить в непутевую голову женушки правила поведения женщины в приличной семье.
Расти мимолетно усмехнулся, порадовавшись понятливости жены, и продолжил разговор с братом. Впрочем, разговором эту злую перепалку назвать было трудно – когда сцеплялись языками двое мужчин из рода Треворов, остальным оставалось только слушать их гневные крики.
- «Быки» выиграют! – уверенно шмыгнул носом младший брат Расти, Шэйн. Он уже изрядно накачался пивом, поэтому перемежал свою речь звучной отрыжкой, ничуть не смущаясь при этом. Шэйн еще не закончил школу, поэтому ему не полагалось пить спиртное, но старший брат был великодушен и вместо того, чтобы читать нотации, щедро делился с Шэйном пивом.
– Я поставил на них две сотни! – заявил Шэйн. – В «Быках» я уверен на все сто!
- Да такой *****, как ты, всегда ставит на лохов! – сплюнул на многострадальный ковер Расти. На этот раз Хэйден даже не пошевелилась – какая разница, если все равно придется чистить этот гр****** ковер?!
- «Быки» выиграют! – упрямо повторил Шэйн и снова рыгнул. – Дикки был в Лейтервилле в прошлую субботу и сказал, что нападающий «Лэйтеров» вывихнул лодыжку! Дикки зря не скажет! Он тоже поставил сотню на «Быков»!
- Если ты думаешь, что твои дружки не такие тупые, как ты, спешу тебя разочаровать: вы все первостатейные кретины! – Расти потянулся за новой банкой пива, но пива поблизости не оказалось, и Хэйден, не дожидаясь окрика мужа, поспешила на кухню, чтобы достать их холодильника новую упаковку сине-белых банок. В комнату она вернулась с пустыми руками, заранее готовая к скандалу – холодного пива в доме не было, а Расти еще в первый год их совместной жизни разъяснил жене один из законов семейной жизни: «В доме нет холодного пива – у жены есть синяк под глазом!».
- Милый, пиво кончилось, - как можно более спокойно сообщила Хэйден мужу. – Я как раз собиралась поехать в магазин. Хочешь чего-нибудь еще?
- Я хочу, чтобы твоя толстая задница смоталась в супермаркет! И не дай тебе Бог, чтобы по пути домой пиво нагрелось… - Расти многозначительно потряс в воздухе кулаком.
- Хорошо, дорогой, я возьму с собой переносной холодильник со льдом, - покорно согласилась Хэйден. – Пиво будет именно таким, как ты любишь.
- И не забудь потом вытереть каждую банку – я ненавижу, когда на них капли! – выдал последнее напутствие Расти. Увидев, что Хэйден все еще нерешительно топчется на пороге, Расти повысил голос. – Давай, шевелись! Чего ждешь?!
Хэйден не рискнула сказать, что ждет банальных слов прощания, и мышкой выскользнула за дверь.
Старый пикап «Шевроле» принял Хэйден в свое проржавевшее нутро с привычной почтительностью, послушно прогнувшись под ней неудобным жестким сидением, и завелся с первого раза, словно уверяя Хэйден в своем уважительном к ней отношении.
Эту машину Расти купил (подарил!) жене на первую годовщину их свадьбы, показав себя щедрым и заботливым мужем, но уже тогда эта развалюха больше напоминала груду утиля. Однако Хэйден не жаловалась – хоть машина и выглядела ужасно, но она все еще была на ходу, а любой знает, что лучше проехать две мили в развалюхе, чем пройти это расстояние пешком. К тому же машина действительно принадлежала Хэйден, а ее нутро не воняло грязными носками и пивной отрыжкой, как новенький «Крайслер» Расти.
Однажды, на Рождество, Хэйден даже сделала своей «старушке» подарок и купила освежитель с запахом клубники, чтобы повесить его на зеркальце заднего вида. Но она так и не осмелилась этого сделать, потому что как раз на то Рождество Расти врезал ей так, что в клюквенный соус для индейки попали капли крови с ее разбитой губы. Хэйден ела индейку с соусом из собственной крови, давилась и пыталась улыбаться, чтобы не портить ощущение праздника прожорливой мужниной родне, и отвлеченно думала о том, что освежитель для машины так и останется навсегда лежать в бардачке…
С тех пор каждый раз, садясь за руль «Шевроле», Хэйден доставала из бардачка освежитель и клала его на пассажирское сидение. Так они и ездили вместе – Хэйден и ее клубничный освежитель, который по окончании поездки тщательно прятался девушкой обратно в бардачок, подальше от чужих глаз.
Не забыв данное мужу обещание, Хэйден поставила на заднее сидение переносной холодильный контейнер, наполовину заполненный льдом. Мотор «Шевроле» послушно заурчал, когда Хэйден повернула ключ в замке зажигания, и старые шины прошуршали по гравийной дорожке. До супермаркета было довольно долго ехать, почти сорок минут, поэтому Хэйден, чтобы скрасить дальний путь, включила радио. Старенькая магнитола принимала без помех только одну радиостанцию, но Хэйден была рада и этому. Она удобно устроила ладони на руле, мельком глянула на свое отражение в зеркале заднего вида и взяла самую высокую ноту, на которую была способна, подражая звучащему из динамика голосу певицы. Дорога до супермаркета показалась Хэйден одной из тех вечеринок, на которых нет места громкой музыке и скучным бестолковым разговорам, зато всегда есть место собственным мыслям в тихом уголке наедине с бокалом вермута.
В супермаркете людей было немного, и Хэйден с удовольствием погрузилась в кондиционированную прохладу. По мере продвижения Хэйден по торговому залу тележка быстро наполнялась привычным набором продуктов: любимые хлопья Расти (медовые звездочки), любимое молоко Расти (жирное и тягучее, как смола), любимый журнал Расти с программой ТВ на неделю («ТВ-гид» с призывно скалящей белые зубы Хелен Хант на обложке), любимое пиво Расти, любимые чипсы Расти, любимые сигареты Расти… И пачка «Тампакса» для Хэйден («Никаких паскудных сопляков в моем доме, слышишь, ****?!»), и самое дешевое гигиеническое мыло для Хэйден («Да кто ты такая, ****, чтобы тратить мои деньги на свое дерьмо?!»), и пачка бритвенных станков для Хэйден («Черт, дрянь, ты опять не побрила свои ****ые ноги?!»)…
Стоя в длинной очереди (в связи со сравнительно небольшим количеством посетителей работали только две кассы), Хэйден в который уже раз, почти по привычке, вспоминала, как они с Расти впервые, еще в статусе молодоженов, пришли в этот супермаркет. Он был тогда таким красивым – глаз не оторвать! Его сильные руки были словно созданы для грубой, почти животной ласки, но никак не для побоев… Расти зажал Хэйден между контейнерами с мороженым и принялся торопливо ощупывать ее горячее тело, шарить по нему большими жаркими ладонями, и даже близость ледяных контейнеров не могла остудить этот жар… А Хэйден все шептала нечто бессвязное («Рассел, хватит, не здесь… Нас увидят… Пожалуйста, потерпи… Перестань, любимый…»), но разве могла она сопротивляться, когда эти настойчивые руки одними своими прикосновениями доводили ее до исступления…
- Сорок долларов и пятьдесят три цента, - устало выдохнула кассирша. – Это все ваши покупки?
Хэйден кивнула, с сожалением прощаясь с призраком прошлого, и покатила тележку к выходу. Загрузив покупки в кузов пикапа (пиво – в переносной холодильник, о таком забывать нельзя, если тебе дороги зубы!), она села в кабину и неторопливо завела мотор. Желания поскорее попасть домой у нее не было, поэтому Хэйден дала двигателю пару минут поработать в холостую, и лишь потом на малой скорости выехала со стоянки супермаркета.
Наверное, она бы так и не придумала достойного повода, чтобы оказаться дома хотя бы на полчаса позже, если бы не картонный плакат у дороги, который Хэйден заметила совершенно случайно. Плакат был написана от руки черным фломастером и прибит к толстой суковатой палке, которая была криво воткнута в рыхлую почву газона. Хэйден с трудом различила слова, написанные на плакате, хотя проехала почти вплотную к тротуару. «ГОРАЖНАЯ РАСПРАДАЖА» - гласил плакат.

[Watermelonova]

Живые картины сразу представились сознанию.Описание жизни неудачницы и неудачника... Избито, но читать интересно, хоть и очень много крайностей... Спасибо, Anna Angell.

Интересно было бы узнать, по каким таким причинам Рассел так изменился, не задумывалась над приквелом? Мало ли, у ТЕБЯ может получиться замечательно.

[Anna Angell]

Cnopochkasashka,

Интересно было бы узнать, по каким таким причинам Рассел так изменился, не задумывалась над приквелом? Мало ли, у ТЕБЯ может получиться замечательно.

Ну так это ведь еще не конец, есть продолжение. И там написано много о характере каждого из героев. Попозже выложу.

[gordeniya]

если это написано под впечатлением от Кинга-значит будут в твоём рассказе леденящие душу события?(с надеждой).начало вполне обычное и как тут уже сказали избитое,но читать всё равно интересно.

[Anna Angell]

gordeniya, ну да, будут... А пока вот еще кусок.

Как правило, если в районе устраивались гаражные распродажи, то хозяева хлама вытаскивали столы на лужайку перед домом и сваливали на них все накопившееся барахло, чтобы проезжающие мимо люди сразу же смогли оценить выставленные на продажу вещи. Но в этот раз лужайку перед домом украшал только плакат, который не выдерживал никакой критики, да плетеное кресло, в котором устроился пожилой мужчина с проседью в темных волосах, погруженный в чтение газеты. Вряд ли мужчина желал быть купленным, да и плакат мог стоять на лужайке не один день, но Хэйден решила все же остановить машину.
Расти обожал гаражные распродажи. Они почти никогда ничего не покупал, но мог часами копаться в чужой рухляди, причмокивая от удовольствия. В такие моменты его лицо становилось просветленным, словно он в каждом куске утиля находил разгадку вселенской истины… И Хэйден понимала мужа, с удовольствием составляя ему компанию в дни распродаж. За каждой одряхлевшей вещью ей виделась длинная и непременно интересная история, которую она по большей части придумывала сама. К тому же на людях Расти не называл ее сукой и дрянью (ну, разве что очень редко) и уж тем более не грозил своим здоровенным кулаком, а порой даже и улыбался соседям: «Вот, вышли с моей крошкой прогуляться!». Ради таких минут Хэйден готова была рыться в барахле в любую погоду, в любое время дня и ночи…
Вот и сейчас Хэйден, заглушая мотор, подумала о том, что Расти простит ей получасовое опоздание, если она с жаром расскажет ему о распродаже и привезет в подарок какую-нибудь безделушку. Может быть, Расти даже обрадуется и вытолкает накачавшегося пивом Шэйна за дверь, чтобы поцеловать жену в знак благодарности?..
- Вас заинтересовало что-то? – пожилой мужчина в линялой майке отложил газету и двинулся навстречу Хэйден, приветливо улыбаясь.
- Я смотрю, у вас немного посетителей! – Хэйден не без удовольствия втянулась в вежливый, ни к чему не обязывающий треп двух соседей. Правда, дом мужчины в майке располагался в пяти кварталах от дома Хэйден, так что они не могли считаться полноправными соседями, но так ли это важно, если очень хочется опоздать домой на пару минут?..
- О, это была не моя идея! – махнул рукой мужчина. – Племяннице пришло в голову, что у меня на чердаке слишком много барахла, и она устроила эту распродажу. Я говорил ей, что с такой рекламой, - он кивнул на плакат, - много не заработаешь, но эта егоза и слушать ничего не хочет!
Словно услышав его слова, на крыльцо выбежала тоненькая девчушка лет двенадцати на вид в выгоревшем на солнце розовом платьице. Она остановилась на верхней ступеньке, кокетливо оправила платье и издалека помахала Хэйден рукой.
- Здравствуйте! Вы к дяде Эндрю? Хотите лимонаду?
- Нет, золотко, спасибо, - улыбнулась девочке Хэйден. – Я увидела твой плакат…
- Вы хотите что-то купить? – весело догадалась девочка и сбежала по ступенькам на дорожку. – Вот здорово!
- Я подумала - может быть ты поможешь мне выбрать? – предложила Хэйден девочке, и та с готовностью согласилась.
- Помогу, конечно! Только… - девочка с серьезной строгостью свела белесые бровки к переносице. – Дядя, если приедут еще покупатели, ты сразу же позови меня, ладно?
- Хорошо, Джул, я подежурю, - пообещал дядя Эндрю своей маленькой племяннице, которая тотчас сорвалась с места и поспешила к выставке чердачных сокровищ.
- Идем! – на ходу обернулась Джул к Хэйден, которая на секунду замешкалась. – Вещи в гараже!
- Да, - с шутливой гордостью в голосе сказал дядя Эндрю, перехватив удивленный взгляд Хэйден. – Это ведь «горажная распрадажа»! – и первый рассмеялся своей шутке.
Вещей в гараже было не очень много – две корзины со старой одеждой, велосипед с погнутыми ободами колес и шесть коробок с хламом. В коробках лежали в основном сломанные игрушки, а так же несколько видеокассет и книг. Хэйден разочарованно вздохнула (вряд ли кого-то в здравом уме могли заинтересовать эти «ценности»), но горящие воодушевлением глаза бойкой девчонки заставили ее промолчать. Она твердо решила купить хоть что-нибудь, чтобы не разочаровывать маленькую хозяйку «сокровищ».
- Смотрите! – радостно тараторила Джул, подсовывая Хэйден все новые и новые вещи. – Эту футболку дядя Эндрю купил в Диснейленде, когда был там в первый раз! Винни-Пух, здорово, да? Вам должна быть впору! Нет?.. А вот дядина коллекция газетных статей, он собирал их много лет, но в последнее время ему это почему-то надоело…
Хэйден послушно перелистнула несколько страниц большого альбома в массивном кожаном переплете. Статьи, аккуратно вырезанные дядей Эндрю из газет и заботливо вклеенные в альбом, находились в строгом порядке и были рассортированы по датам. В собранных в альбоме заметках редко встречались фотографии, и объяснялось это просто – почти все они были о «странных», «необъяснимых», «загадочных», «жутких» самоубийствах, а подобные темы не нуждаются в особенных иллюстрациях (если, конечно, речь не идет о дешевых желтых газетах). Здесь были вырезки из местных изданий Хатченсона (Канзас, январь 1972 года), Оберна (Алабама, декабрь 1973 года), Гейнсвилла (Флорида, март 1974 года), Финдли (Огайо, июнь 1974 года), Оуэнсборо (Кентукки, август 1974 года)… Заметок было много, и география изданий, представленных этим «альманахом самоубийств», была весьма обширна. «Странное увлечение!» - мельком удивилась про себя Хэйден и, даже не пролистав альбом до половины, отложила его в сторону.
- Вам не интересно? – огорчилась Джул. - Ну, тогда вот - мишка для вашего ребенка! У вас ведь есть ребенок?..
Ребенок был бы, если бы в тот день Расти не напился в стельку и не избил жену в первый раз. Не просто ударил (пощечины и тычки случались и раньше), а избил так, что выкидыш последовал незамедлительно. Хэйден лежала на полу, пытаясь хоть как-то усмирить боль, скрутившую ее тело изнутри, и думала только о том, что так и не успела сообщить мужу о своей беременности…
Расти начал распускать руки почти сразу же после свадьбы. В самый первый раз Хэйден получила хлесткую пощечину за то, что в сердцах назвала Расти «дурачком», когда муж не смог ответить ни на один вопрос телевикторины. Она помнила, как Расти орал: «Не тебе меня судить, дрянь! Думаешь, ты такая умная?!» и помнила, что где-то в глубине его глаз стояла мольба: «Останови меня, вели мне заткнуться, не позволяй мне так к себе относиться!». Не остановила, приняла пощечину как должное, вместо того, чтобы закричать: «Да, умная! Я, черт возьми, хотя бы год проучилась в колледже и, в отличие от тебя, как семечки щелкаю вопросы этой гребаной викторины для дебилов!»… Потом Расти клялся, что больше никогда, даже пальчиком не дотронется до жены с дурными намерениями, и Хэйден верила ему, потому что не могла не верить такому родному и любимому Расти. А затем последовала пощечина за плохо выстиранную рубашку, за холодный чай, за теплое пиво… И вскоре Хэйден потеряла им счет.
Сначала роль жертвы ей даже нравилась. После каждого своего срыва Расти непременно просил прощения, умолял, валялся в ногах у жены, и она каждый раз в такие моменты чувствовала сладкий и тягучий, как кровь из ссадины на собственной щеке, вкус своей власти над ним. Да и подруги поначалу жалели Хэйден. Те, что были побойчее, возмущались: «Брось этого придурка! Он же ногтя твоего не стоит, а ты такое терпишь!», а те, которые никогда не отличались особенной решительностью, советовали: «Не руби с плеча! Он же раскаивается, значит, он тебя любит! В конце концов, в целом у вас все не так уж и плохо! Потерпи немного, все образуется!». И Хэйден предпочитала прислушиваться к последним, потому что в те моменты, когда глаза Расти не горели бешенством, в них порой загорались огоньки влюбленности, знакомые Хэйден по первым дням их супружества. Пусть эти огоньки все чаще гасли, уступая место ослепляющему блеску злобы, но все же они не исчезали насовсем.
После выкидыша Хэйден пришлось пережить еще одну порцию побоев – в этот раз за то, что она скрыла свою беременность («Рассел, милый, но я же просто не успела…» - «Молчи, ****, меня уже тошнит от твоего вранья!..»). Когда частые побои стали данностью, даже те кумушки, которые предлагали Хэйден «потерпеть», стали прятать глаза, замечая синяки на лице подруги. И когда Хэйден поняла, что всем вокруг все равно, ей тоже стало все равно. Она покорилась своей участи и перестала бороться с ней даже наедине с самой собой. Но все же иногда случайные события напоминали Хэйден, что вся ее жизнь могла бы сложиться иначе…
Могла бы, но не сложилась, и нечего об этом думать!
- У меня нет детей, - сказала Хэйден таким голосом, что даже у девочки хватило ума не задавать лишних вопросов.
- Ну, тогда вот, кружка для пива, дядя выиграл ее на охотничьем турнире! Вы любите пиво? Нет?.. А есть еще будильник, но у него осталась только одна стрелка, он теперь только часы показывает! Не нужен?.. Есть еще заколка…
- Может быть, вот это? – Хэйден запустила руку в одну из коробок и вытащила простенькую деревянную рамку для фото стандартного размера. Рамка лежала стеклом вниз, поэтому Хэйден не видела, какое изображение вставлено в крепления, но все же она решила остановить свой выбор на ней. Рамка для фото всегда пригодится в хозяйстве – хотя бы для того, чтобы вставить одну из их с Расти последних фотографий (Хэйден прикрывает ладонью подживший шрам на подбородке, Расти скалит крупные белые зубы в объектив).
- Это дядя сам нарисовал, и рамку тоже он сделал! – с гордостью сообщила Джул, когда Хэйден наконец увидела изображение за стеклом. – Красиво, да?
- Пожалуй, - вежливо согласилась Хэйден. Картинка, нарисованная, видимо, акварелью (краски выцвели от времени), не впечатлила ее: на картинке была изображена молодая девушка с пышными формами, которая весело плескалась в ванне. Внешность девушки была утрированно слащава – художник явно вдохновился журнально-плакатным стилем pin-up, столь популярным в пятидесятые годы двадцатого века. Волосы девушки были слишком пышными и слишком мягкими на вид, кокетливо приподнятая над краем ванны ножка – слишком сочной и слишком аппетитно-пухлой, а высокая грудь, стыдливо прикрытая местами белой целомудренной пеной – слишком сильно обнаженной. Красиво очерченный розовый ротик девушки был приоткрыт от испуганного удивления, смешанного с лукавством – она не ожидала, что кто-то может подглядывать за ее купанием, но и не особенно переживала по этому поводу, потому что знала, что она сказочно хороша.
- Я возьму за нее… - Джул задумалась на полминуты. – Пять долларов! – решила она наконец. – Берете?
- Беру, - кивнула Хэйден и полезла в карман за деньгами, но Джул с досадой фыркнула.
- Да нет же! Нельзя сразу же соглашаться, это же барахло! Надо сбивать цену!
- Ладно, - согласилась Хэйден. – Пятьдесят центов!
- Ну, не такое уж это барахло! – радостно возмутилась Джул. – Четыре бакса, по рукам?
- Доллар, больше не дам! – включилась в игру Хэйден.
- Ну, хотя бы три доллара! – взмолилась Джул. – Это же ручная работа!
- За ручную работу могу накинуть еще полбакса! Итого полтора доллара!
- Два, и это последняя цена! – вздохнула Джул. – Но это только для вас и только сегодня!
- Дорого, конечно, - улыбнулась Хэйден. – Но я все же возьму.
- Отлично! – обрадовалась девочка, получив деньги. – Может быть, еще что-нибудь выберете?
- Нет, извини, - развела руками Хэйден. – Я спешу домой.
- Ну, тогда спасибо за покупку и до свидания! – девочка проводила Хэйден до ворот гаража, махнула ей на прощание рукой и снова вернулась к своим коробкам – перебирать и рассортировывать свои «сокровища».
- Что-то купили? – поинтересовался дядя Эндрю, когда Хэйден проходила мимо его кресла. Его внимательные серые глаза смотрели на Хэйден поверх газеты.
- Купила ваш рисунок, - сообщила Хэйден, останавливаясь. – Девушка в ванне, очень красиво. Моему мужу понравится.
- Можете даже не сомневаться – ему понравится! – весело уверил Хэйден дядя Эндрю, но в его беззаботном голосе Хэйден послышались непонятные нотки, которые заставили пробежать по ее позвоночнику стаю холодных мурашек.
- До свидания, - поежившись, сказала Хэйден.
- И вам всего доброго! – дядя Эндрю вновь уткнулся в газету, а Хэйден прошла по дорожке к своему пикапу, села за руль и покатила к дому.
В дом Хэйден вошла через заднюю дверь – во-первых, она не хотела лишний раз попадаться на глаза Расти, а во-вторых ей все равно нужно было разложить продукты по полкам. Даже из кухни Хэйден услышала крики, доносившиеся из гостиной. Со спором по поду «Дейтонских Быков», видимо, было уже покончено, потому что теперь инициативу взял на себя Шэйн. Его срывающийся на дискант невразумительный басок звучал более отчетливо, чем нечеткий баритон уже изрядно набравшегося Расти.
- …Да эта шлюха Линда просто дешевка! – повизгивал Шэйн. Видимо, после отъезда Хэйден в супермаркет тема их мужского разговора о спорте сменилась на более благодатную тему – братья обсуждали знакомых женщин и давали оценку их нравственности. Получалось, что все знакомые Треворов женского пола – люди без каких бы то ни было моральных устоев, то есть все, как на подбор, дамы легкого поведения.
- Точно, - гудел, как в бочку, Расти. – Ты бы видел, как она на барбекю у Грегора приставала к Ральфу! Просто задницей об него терлась! Шалава!
- Просто шлюха! – подтвердил Шэйн, и оба брата захохотали. Хэйден решила, что перерыв в их разговоре как нельзя кстати для того, чтобы сообщить о своем присутствии и вошла в гостиную с двумя банками пива в руках. Но пиво было лишним - Расти с братом за время ее отсутствия обнаружили в кухонном шкафу бутылку джина и пили его из больших пивных кружек, смачно прихлебывая крепкий напиток.
- Явилась! – мгновенно отреагировал Расти на появление жены. – Ну и где ты шлялась столько времени?
- Я ездила в супермаркет за пивом, - Хэйден поставила банки на журнальный столик. – Вот, твое любимое. А на обратном пути заехала на гаражную распродажу. Там была такая милая девочка…
- Знаю я этих девочек! – Расти громыхнул кулаком по поверхности журнального столика и банки с пивом, жалобно скрежетнув жестяными боками, невысоко подпрыгнули. – Все вы шлюхи! Отвечай, с кем ты была?
- Я была одна, - как можно более ровным голосом ответила Хэйден. – Сначала заехала в супермаркет, купила продукты. На Каштановой улице была гаражная распродажа, и я заехала туда по пути домой. Я купила тебе подарок, сейчас принесу… - Хэйден хотела было выйти в кухню, чтобы сходить к машине и достать из бардачка рисунок, купленный у смешной девчушки Джул, но Расти пригвоздил ее к полу своим мутным недобрым взглядом.
- Никуда ты не пойдешь, пока не скажешь, с кем была! – заявил Расти и, отхлебнув из пивной кружки изрядную порцию джина, не без труда встал с кресла, чтобы приблизиться к Хэйден. Она на всякий случай сделала шаг назад, но Расти отрезал ей пути к отступлению, больно схватив жену за локоть.
- Я была одна, - повторила Хэйден, уже заранее зная, что за этим последует. И точно – через мгновение она получила сильнейший удар в челюсть.
- Не смей мне врать! – заорал Расти. – Никогда не смей мне врать! Лживая шлюха! Дрянь! Потаскуха!
Каждое свое новое ругательство Расти сопровождал новым ударом, а каждый новый удар – новым ругательствам.
- Получи за свое вранье, ****! – орал Расти, и с нижней губы его летела белой пеной слюна. Устав месить безвольно обмякшее тело Хэйден кулаками, Расти бросил ее на пол, как тряпичную куклу, набитую мелкими опилками, и принялся избивать ногами, впечатывая в ее мягкие бока носки собственных ботинок. Он никогда не снимал ботинок в доме, и в последнее мгновение своей короткой жизни Хэйден подумала, что зря она никогда не выказывала своего недовольства по этому поводу.
Слишком больно, такую адскую боль невозможно терпеть, а губы разбиты в кровь и нет сил крикнуть хоть что-нибудь, чтобы попытаться остановить эту машину смерти, которая неумолимо приближается… И эти чертовы ботинки, которые с легкостью крушат ребра… Эти чертовы ботинки…
- Молчишь, скотина? – Расти в последний раз пнул бездыханное уже тело, и его совершенно безумное лицо расцвело в омерзительной улыбке, украшенной хлопьями слюны. – Молчи, молчи, тварь! Я тебя научу уважению! Я тебе покажу, как шляться!..
Заметив, что Расти постепенно успокаивается, а его бешенство сходит на нет, Шэйн не без опаски протянул брату кружку с остатками джина. Шэйн не раз слышал, что Расти порой устраивает Хэйден скандалы и даже поколачивает ее (об этом красноречивее всех сплетников говорили синяки на ее лице), но сам стал свидетелем такого скандала впервые. Вид взбешенного Расти не на шутку испугал Шэйна – Шэйн видел, что Расти совершенно не контролировал себя, когда бросился на жену с кулаками. И это была не просто пьяная злость и досада на непослушание жены, это было что-то звериное, страшное, рвущееся наружу вместе с криком…
Пока Расти вновь наполнял свою кружку джином, Шэйн осторожно, почти крадучись, приблизился к телу Хэйден. Она явно была без сознания, а когда Шэйн подошел совсем близко и решился наконец взглянуть в лицо Хэйден, которое уже с двух шагов казалось почти сплошным кровоподтеком, он смог заметить, что глаза Хэйден странно закатились, показав белки. Шэйн взял в свои ладони руку, которую Хэйден во время скандала безуспешно пыталась подтянуть к лицу, чтобы хоть как-то прикрыть его от побоев, и отпрянул в испуге. Пульса не было, он почувствовал это сразу.

[Inessa]

Вообще, отлично! Может кому-то и кажется избитым "описание жизни неудачника и неудачницы", а мне эти подробности как раз больше всего и нравятся. Интересно безумно! С нетерпением жду продолжения.

[Ladomira]

Мне тоже нравится.
Жду продолжения!

[Anna Angell]

Ladomira, Я рада, что нравится!
Inessa,

Может кому-то и кажется избитым "описание жизни неудачника и неудачницы", а мне эти подробности как раз больше всего и нравятся.

Даже Толстой писал, что все несчастливые семьи несчастливы по-своему, так что эта тема, на мой взгляд, неисчерпаема! А я люблю порой покопаться в людских пороках и причинах их возникновения... Спасибо за отзыв.

Хмель мгновенно выветрился из головы Шэйна. Он приложил ухо к грудной клетке Хэйден, но стука сердца слышно не было. Да Шэйн и не рассчитывал уже его услышать… Всего секунда потребовалась Шэйну, чтобы сопоставить факты: он был свидетелем убийства и не помешал брату, когда тот набросился на Хэйден. А раз не помешал, то помог. Значит, получается, что он, Шэйн Тревор – соучастник убийства!
- Расти, что ты наделал! Она не дышит!– Шэйн почти визжал, близкий к истерике, но сам почти не слышал своего крика. В нем смешались два страха – ужас перед гневом брата, способного на убийство, и страх быть обвиненном в соучастии в убийстве. Эти страхи были абсолютно равноправны и представляли собой гадостный коктейль, ингредиенты которого не представлялось возможным определить – слишком старательно они были смешаны.
Расти, вольготно развалившийся в кресле, попытался сфокусировать зрение, чтобы проверить правдивость слов младшего брата, но безвольно раскинувшееся на ковре тело Хэйден виделось ему размытым кровавым пятном без четких очертаний. Расти протер глаза, но ничего не изменилось. По телу его разливалась странная усталость, переходящая в апатию ко всему происходящему.
- Заткнись, Шэйн! – без эмоций в голосе велел Расти брату. – Сейчас эта сучка прекратит притворяться, встанет и приготовит мне сочную свиную отбивную...
- Она уже никогда не встанет, Расти! – рявкнул Шэйн. – Ты убил ее, придурок! Тебя посадят, понимаешь? Ты убил свою жену!
- Я же говорю тебе, - Расти зевнул и почесал брюхо волосатой пятерней. – Эта ленивая зараза просто притворяется.
- О, Боже! – в бессильном ужасе завыл Шэйн. – Надо срочно звонить в полицию и представить все как несчастный случай! Скажем, что Хейди просто упала и ударилась обо что-нибудь! Нам поверят!
- Да пошел ты! – вяло отозвался Расти и, выбравшись из велюровой мягкости кресла (далось ему это с трудом), направился к сортиру. Убедившись, что брат прочно устроился на стульчаке и в ближайшие несколько минут точно его не покинет, Шэйн метнулся к телефону и набрал номер шерифа. Трубку сняла его секретарша, глупенькая толстушка Милдред Уолш, которая второй год подряд не могла сдать выпускные экзамены в школе даже на «удовлетворительно». Впрочем, независимо от глубины своих знаний, Милдред пользовалась неизменным успехом на вечеринках.
- Приемная шерифа МакГинти, - промурлыкала Милдред. Хоть она и была глупенькой, но прекрасно знала цену своим кокетливым кудряшкам и аппетитной заднице. – Чем могу помочь?
- Але… - мигом сбился Шэйн. Вся решительность слетела с него, как шелуха со старой луковицы, но он подумал, что все же стоит держаться намеченного курса в разговоре. – Это Шэйн Тревор, - на всякий случай представился он. – Я звоню из дома Расти. Нашей Хэйди, похоже, плохо. Она почему-то упала и не встает.
- Позвони доктору Бейли, - предложила Милдред, щелкнув пузырем от жвачки. – Дать номер?
- Ты не понимаешь, - зашептал Шэйн, чувствуя, как по его спине ползет ледяная капля ужаса. Весь его план по спасению собственной шкуры под действием удушающего страха тотчас рассыпался на мелкие кусочки, и правда вырвалась наружу. – Хэйди не дышит.
- Уау! Мертвяк! – восхитилась Милдред. – А не врешь? А то в прошлый раз миссис Росс, эта чокнутая старуха, решила, что ее кот сдох и подняла на ноги все полицейское управление – все орала: «Мой Питти умер! Мой Питти умер!..» А потом оказалось, что ее драный кот уже такой старый, что перестает шевелиться, как только засыпает! Вот дура!..
- Милли, у меня не кот, - стараясь не сорваться на злой истеричный крик, прошипел в трубку Шэйн. – У меня здесь труп Хейден Тревор, и ее убил мой брат, Расти!
Эти слова вырвались из горла Шэйна неожиданно, и он поперхнулся ими, как несвежим куском старой пиццы.
- Да иди ты! – испуганно взвизгнула Милдред. – Убийство?! Сейчас же соединяю тебя с шерифом!
В трубке щелкнуло, а затем прокуренный голос шерифа произнес с непередаваемой многодневной усталостью в каждой нотке:
- В чем дело?
- Приезжайте поскорее! – едва не заорал Шэйн, услышав спасительный голос шерифа. – Расти спятил, он избил Хэйди до смерти! Она не дышит!
- Сколько ты выпил, Шэйн? – вздохнул шериф МакГинти. Ему было уже за пятьдесят, розовая лысина предательски просвечивала сквозь седые волосы на макушке, а белые усы противно желтели от табака, но память пока еще ни разу не подвела этого служителя закона – он знал и помнил все обо всех во вверенном ему небольшом городке.
- Да какая разница! – разозлился Шэйн. – Сколько бы я ни выпил, но Хэйди от моей трезвости живее не станет! Приезжайте же скорее, шериф! Она не дышит и не шевелится!.. И кровь!.. Море крови!
- Я буду через пятнадцать минут, Шэйн, - пообещал шериф. – Но если окажется, что ты решил пошутить, я посажу тебя за хулиганство. Ты понял, Шэйн Тревор?
- Поскорее, пожалуйста! Поскорее! – услышав, что в туалете Расти смыл воду и, видимо, собирается выходить, Шэйн бросил трубку на рычаг и одним прыжком оказался в кресле. Стараясь не смотреть на тело Хэйден, распластанное на ковре, Шэйн жадно глотнул из бутылки, оставленной братом на журнальном столике, и шумно выдохнул, когда спиртное обожгло горячей волной глотку.
Расти возник в дверном проеме, сосредоточенно почесывая брюхо, и удивленно уставился на труп жены, лежащей на полу.
- Что это с ней, а? – Расти с опаской приблизился к телу Хэйден и осторожно тронул его носком ботинка, на котором запеклись капли крови. – Шэйн, что с ней случилось?
- Ты ее ударил, - сообщил Шэйн и судорожно переглотнул, потому что в его горле было так сухо, словно вся пустыня Сахара на время переместилась туда. – Ты ударил Хэйди… несколько раз.
- Много крови, - удивленно сказал Расти, разглядывая окровавленный носок своего ботинка. – Слишком много крови... Она кричала?
- Почти нет, - Шэйн почувствовал, как холодеют ладони – страх завоевывал все новые и новые участки тела. – Она не могла кричать – ты расквасил ей губы первым же ударом.
- Вот черт… - Расти почесал для разнообразия макушку, а не брюхо и шумно вздохнул, задумчиво глядя на пятна крови на ковре. У Шэйна создалось впечатление, что его брат не отдает себе отчета о происходящем, словно это не он избил свою жену до смерти.
Раздался требовательный стук в дверь. Расти подошел к двери, чтобы открыть, но на пороге обернулся к Шэйну, зацепился взглядом за бездыханное тело Хэйден и сморщился, как от сильнейшей зубной боли.
- Как думаешь, кого могло принести?
- Я это… пиццу заказал, - сорвавшимся от ужаса голосом ответил Шэйн. – Есть захотелось.
- Кто там? – Расти, видимо, заподозрил в ответе брата неладное, потому что не стал сразу же открывать дверь, как делал это обычно. Да и труп на полу явно не располагал к гостеприимству…
- Шериф! Лучше открывай, Тревор! – предупредил из-за двери шериф МакГинти. – Со мной пара ребят, и им хватит минуты, чтобы выломать дверь!
- А в чем дело, шериф? – с ленцой в голосе поинтересовался Расти. Он не спешил открывать дверь.
- Хватит придуриваться, Рассел! Поступил звонок из твоего дома! Речь шла об убийстве, и я должен проверить эту информацию!
- Никто не мог вам звонить, шериф! – через дверь уверил служителя закона Расти. – Кроме меня, дома никого нет, а я только что проснулся! – для достоверности Расти смачно зевнул.
- Звонил Шэйн Тревор, - сообщил шериф. – И лучше тебе все же открыть дверь.
- Шэйн? – Расти обернулся, ища поддержки у брата, но тот стыдливо отвел глаза и сделал два шага назад, к кухне.
- Ах ты, подонок! – выругался Расти и бросился на брата. Они сцепились в беззвучной схватке (Шэйн только покряхтывал, пытаясь высвободиться из беспощадных рук брата), и Расти уже протянул руки к горлу Шэйна, чтобы придушить мерзкого предателя, но тут входная дверь слетела с петель, и на пороге возник шериф МакГинти в сопровождении двух полицейских. Один из офицеров кинулся разнимать дерущихся (второй склонился над телом Хэйден, пытаясь вернуть ее к жизни), но шериф опередил своего подопечного и буквально раскидал братьев по углам, применив недюжинную силу и ловкость. Шэйн прислонился к стене, судорожно вдыхая и выдыхая воздух, а Расти, осыпая брата проклятьями, приготовился к новому броску, но шериф остановил его, ощутимо ткнув Расти кулаком в грудь.
- Стоять!
- Он убил ее! – истерично заверещал Шэйн, наконец почувствовав себя в безопасности. – Я не смог его остановить! Он убил Хэйди, забил до смерти!..
- Разберемся, - пообещал шериф и подтолкнул Расти в спину. – Идем, Рассел! Тебе стоит посидеть в камере до выяснения обстоятельств этого дела! Ты арестован!
- Я не убивал ее! – рявкнул Расти. – Я только хотел ее проучить! Я не убивал!
- В машину, Рассел! – велел шериф МакГинти. – Поговорим в участке.
- Ты ****ый крысеныш, Шэйн! – в бессильной ярости завопил Расти и запустил в младшего братца пустой банкой из-под пива, попавшей под руку. Банка не долетела до цели, упала в двух шагах от Шэйна, и пенистые капли пролились на многострадальный ковер. Братец на всякий случай отскочил подальше от разъяренного Расти и, присев, закрыл голову руками, но шериф уже схватил разбушевавшегося парня за локоть своими здоровенными ручищами и дернул к двери.
- Хватит, Тревор! Хочешь, чтобы я надел на тебя наручники?
Расти не хотел, поэтому ему оставалось только плюнуть в сторону испуганно вжавшегося в стену Шэйна и выйти из дома в сопровождении шерифа. Усадив Расти в машину и оставив его под присмотром одного из офицеров, шериф МакГинти вернулся в дом, где продолжал скулить сжавшийся в углу Шэйн. Пока офицер, чьи попытки откачать Хэйден не увенчались успехом, звонил кому-то по телефону, шериф подошел к Шэйну и осторожно тронул его за плечо.
- Все в порядке, Шэйн. Все кончилось. Сейчас Берни вызовет медиков, они заберут Хэйден, а мы с тобой поедем в участок, чтобы ты смог все мне рассказать. Хорошо?
- Хорошо, - шмыгнув носом, кинул Шэйн и послушно встал, когда шериф взял его за локоть, помогая подняться. – Честное слово, я хотел спасти ее... А Расти… Он просто сбесился!..
- Ты все сделал правильно, Шэйн, - шериф с пониманием похлопал парня по плечу. – Пошли. У нас в участке есть кофе и пончики, я с удовольствием тебя угощу, а потом мы с тобой поговорим. Тебе не помешает кофе, да?
- Пожалуй, - кивнул Шэйн и поплелся вслед за шерифом к выходу. Полицейская машина с Расти стояла на подъездной дорожке, но шериф обошел ее и направился к старенькому «Шевроле».
- Думаю, Хэйден уже не будет против, если мы возьмем ее машину, - грустно усмехнулся шериф, обнаружив в замке зажигания пикапа забытые Хэйден ключи. – Тебе, Шэйн, не стоит ехать вместе с братом, правда?
Вместо ответа Шэйн молча залез на пассажирское сидение пикапа и затих там, склонив голову на плечо. Шериф завел мотор, и пикап медленно, словно нехотя, выехал со двора Треворов.
- Воняет чем-то, - на полпути к полицейскому участку заявил шериф. – Шэйн, это не от тебя?
Шэйн принюхался, но за запахом собственного перегара не учуял ничего странного. Однако, чтобы угодить шерифу, он для порядка повозился на сидении и даже открыл на всякий случай бардачок. Машину тряхнуло на ухабе, и на колени Шэйну выпала красного цвета елочка – стандартный дешевенький освежитель для салона с запахом клубники. Веревочка, за которую освежитель предлагалось подвешивать на зеркальце заднего вида, зацепилась за что-то в бардачке, и, когда Шэйн дернул посильнее, вслед за елочкой ему в руки скользнула рамка для фото.
- Дай-ка посмотреть… - протянул руку к рамке шериф. – Ух ты! – довольно крякнул он, возвращая рамку с фривольным рисунком Шэйну. – Не возражаешь, если я потом отдам эту милашку твоему брату? Ему в камере не помешает компания красотки…
- Мне все равно, - пожал плечами Шэйн и сунул рисунок с девушкой обратно в бардачок. Опустив стекло со своей стороны, клубничный освежитель он выбросил на дорогу, и задние колеса «Шевроле» чавкнули, словно плотоядное чудовище, раскатав елочку по асфальтовой плоскости улицы…
В участке Шэйна первым делом напоили крепким кофе, как и обещал шериф. Перепоручив Шэйна своей секретарше, шериф МакГинти поехал обратно на место преступления, а Шэйн удобно устроился на небольшом диванчике в приемной.
- Бедняжка! – вздыхала Милдред, подсовывая Шэйну глазированные пончики. Она с трудом сдерживалась, чтобы не коснуться рукой спутанных темно-русых волос парня – так ей было жалко Шэйна, ставшего свидетелем убийства. – Тебе такое пришлось пережить…
Милдред больше всего на свете хотелось как можно более подробно расспросить Шэйна о происшествии в доме Рассела Тревора, но она изо всех сил крепилась, стараясь не выдать своей заинтересованности. Она мило улыбалась парню, а сама в это время думала о том, как будет вечером рассказывать матери о происшествии, свидетелем которого стал Шэйн. А раз ее мать узнает о смерти Хэйден Тревор от рук собственного мужа, то назавтра об этом будет знать уже весь город...
И ведь именно мать Милдред, Присцилла Уолш, когда-то предсказала, что это брак никогда не будет счастливым, а уж она-то в этом понимала! Она даже как-то попыталась поговорить «по-соседски» с этой выскочкой Хэйден, которая не видела дальше своего носа, но та, вместо того, чтобы прислушаться к словам Присциллы, выставила ее за дверь. И теперь наверняка сожалела, что не прислушалась к словам известной сплетницы и завистницы Присциллы, которая, в сущности, была не такой уж глупой женщиной…

[Anna Angell]

Присцилле было тридцать два, когда в небольшой городишко Дейтон, где она прожила всю свою жизнь, приехала двадцатилетняя студентка колледжа Хэйден Леонард. Во внешности приезжей не было ничего необычного – самая обыкновенная девушка, каких тысячи (не красавица, но вполне привлекательная). Скромная стрижка послушной дочки и кроткие глаза – стандартный набор тех девушек, которым на роду написано нравится мамам потенциальных женихов и вызывать стойкое неприятие у самих женихов. Хэйден приехала на лето навестить свою тетку Элис, которая держала в Дейтоне неплохую парикмахерскую (Присцилла и сама стриглась там). Тетка Элис была одинока, поэтому Хэйден поселилась в ее большом доме в конце улицы и заняла просторную спальню на втором этаже.
Это мать Хэйден настояла на том, что ее дочке просто необходимо «сменить обстановку», и отправила Хэйден в Дейтон, к сестре своего покойного мужа, майора Леонарда. У миссис Саманты Леонард как раз намечался очередной ни к чему не обязывающий роман, и она вовсе не собиралась причинять себе неудобства присутствием дочери. Она понимала, что приезд Хэйден домой на лето только добавил бы ей проблем – дочери потребовалось бы внимание, общение, деньги на развлечения, а ничем вышеперечисленным Саманта делиться с девушкой не собиралась. Когда жив был майор Леонард, у Саманты не было никаких забот с дочерью – майор умел строить по стойке смирно не только своих подчиненных, но и собственного ребенка. Хэйден никогда не отличалась особенным непослушанием, а уж в присутствии всегда строгого и подтянутого отца она откровенно робела. Подобные чувства вызывала у нее и мать, яркая и независимая женщина, которая, казалось, обзавелась семьей по недоразумению.
Отъезд дочери в колледж мигом решил многие проблемы – теперь Саманта могла не скрывать своих многочисленных романов, которые случались и при жизни мужа (впрочем, она всегда была хорошей актрисой и берегла свою независимость от подозрений майора). А теперь Хэйден должна была вернуться домой... Пусть только на два месяца, но Саманта просто терпеть не могла любые неудобства и не намерена была их переносить! Поздравительная открытка от Элис Леонард оказалась для Саманты как нельзя кстати, и из колледжа Хэйден отправилась прямиком к тетке.
Тетка Элис, сама еще нестарая женщина, понимала, что у молодой племянницы есть потребность в развлечениях, поэтому не ограничивала ее свободу – Хэйден могла бы возвращаться домой в любое время, тетка и слова ей не сказала бы (ну, разве что поворчала бы для порядка…). Но Хэйден оказалась тихоней – все дни она проводила в тихом кафе на окраине города, обложившись учебниками и тетрадями, и все время что-то читала или рисовала. Единственной знакомой, которая появилась у Хэйден в этом городе, стала официантка из этого кафе, такая же тихоня, Салли. Пару раз они сходили вместе в кино, а однажды даже устроили небольшой девичник с вином и чипсами, но близкими подругами так и не стали.
Хэйден рано возвращалась домой и сразу же шла в свою комнату, где тихо молилась и, почитав на ночь книгу, ложилась спать. Она была крайне вежливой и милой девочкой, и тетка Элис не могла не нарадоваться на такую послушную племянницу, но все же тетку беспокоила излишняя скромность девушки. Эх, знала бы тетка Элис, что будет потом – заперла бы Хэйден в ее комнате на ближайшие лет десять…
Однажды, когда Хэйден сидела все в том же кафе (без учебников, но зато с клубничным коктейлем), в заведение пожаловали братья Треворы, пользующиеся дурной славой в округе. Старший, Ральф, только недавно вернулся домой после службы на флоте и теперь работал в гараже у отца – чинил старые машины. Средний, Рассел, пять лет назад с грехом пополам закончил школу и прочно осел в родном городке. Он тоже помогал отцу в мастерской (все братья Треворы так или иначе имели отношение к семейному бизнесу) и иногда занимался перевозкой грузов в пределах штата. Младший, Сэм, учился в старшем классе и собирался в будущем присоединиться к братьям, чтобы «Гараж Эла Тревора» стал самой лучшей автомастерской в городе.
Братья обычно предпочитали проводить время в закусочной у старого моста, поэтому их появление в кафе «Мороженое у Эдди» вызвало удивление у посетителей. Те, кто уже успел в своей жизни познакомится с кулаками Треворов, поспешили как можно скорее расплатиться по счету и уйти, остальные же притихли на своих местах, стараясь остаться незамеченными. И только Хэйден во все глаза таращилась на расположившихся у стойки парней. Дело в том, что она, как и большинство девушек, была очень сентиментальна и наивна, несмотря на юношеский максимализм, который оставил свою печать на ее мировосприятии после переходного возраста. В свои двадцать лет она все еще находилась под впечатлением романтических фильмов и верила, что такие вот брутальные парни, как братья Треворы, и есть самые настоящие современные «принцы». Тем более, что братья были удивительно похожи на героев фильма «Бриолин», который Хэйден просто обожала…
Она таращила на братьев свои большие наивно-голубые глаза, наблюдая, как Ральф смачно откусывает большой кусок от сандвича (на стойку капнул кетчуп, но он не обратил на это никакого внимания и размазал красное пятно потертым рукавом своей черной кожаной куртки), как Сэм громко смеется над грубой репликой Расти, а Расти… Господи, Расти был так похож на молодого Джона Траволту из «Лихорадки субботним вечером», и одновременно на Патрика Суэйзи из «Грязных танцев», и на Кристиана Слейтера из «Смертельного увлечения»… Хэйден просто таяла, любуясь животной красотой братьев, и это не укрылось от мимолетного взгляда Сэма, который вертел головой, не в силах усидеть на месте. Заметив за столиком в углу незнакомую девушку, Сэм оживился и дернул за рукав Ральфа.
- Смотри, какая киса…
- Да она спать ложится с Библией в обнимку! – мельком взглянув на Хэйден, тотчас оценил Ральф ее наивные восторженные глаза и простенькую юбку длиной ниже колена. – Зачем она тебе?
- Она к парикмахерше приехала, к тетке, - облизнул Сэм и так вечно мокрые тонкие губы. – Надо ее познакомить со здешним гостеприимством…
- И охота вам возиться! – вздохнул Расти. – Ничего особенного телка, Ральф прав. Наверняка святоша и праведница. И зануда страшная…
- Зато мордашка какая! – настаивал Сэм. – Да и фигурка ничего…
- Где ты под этим скафандром умудрился фигурку разглядеть?! – рассмеялся Расти. – Хватит, Сэм, достал! Охота тебе эту дуреху обхаживать – иди, угости ее каким-нибудь дерьмом и заведи милую беседу. И дай пожрать спокойно!
- Ну и хрен с вами! – Сэм решительно поднялся со своего места и направился к столику Хэйден. Его злило, что старшие братья не принимают его всерьез, поэтому Сэм решил утереть им нос и «захомутать» скромницу с наивными глазами. Хэйден не выглядела на свои двадцать, так что юный Сэм всерьез считал, что может иметь у нее успех.
- Привет, крошка! – приблизившись к столику Хэйден, Сэм бесцеремонно плюхнулся рядом с ней на стул у стены. – Как тебя зовут? Я – Сэм Тревор!
Хэйден невольно улыбнулась. Этот парнишка, который старательно строил из себя прожженного сердцееда, был ей симпатичен – он казался вполне дружелюбным и забавным. И Хэйден скромно ответила:
- Меня зовут Хэйден Леонард. Очень приятно, Сэм.
- Не хочешь прокатиться вечерком? – сразу же взял быка за рога Сэм. Он невероятно мужественно (со стороны это выглядело дико смешно) пошевелил бровями и придвинулся поближе к Хэйден. – У моего отца есть классная тачка, я могу взять ее, если хочешь. Там здоровенное заднее сидение…
Хэйден отпрянула. Она не ожидала, что этот милый с виду парень (ну и что с того, что он не причесан и одет как вышедший в тираж рокер?..) будет вот так, в общественном месте, громко говорить ей пошлости. А люди, сидящие за соседними столиками, не сделают и движения, чтобы одернуть этого нахала, а будут лишь с любопытством таращиться на приезжую и ждать, чем же она ответит на хамство. Хэйден не испугалась, скорее, она была раздосадована – окружающая действительность не оправдала ее ожиданий, и это выбило ее из колеи. Она растерянно хлопала глазами, не зная, что сказать юному хаму, а тот придвигался все ближе и уже протянул руку, чтобы по-хозяйски обнять Хэйден за плечи…
- Сэм, если не умеешь вести себя с девушками, отправляйся жить в зоопарк, в отдельную клетку! – с ленцой в голосе сказал Расти, наблюдавший эту живописную картину. Когда ситуация накалилась до предела, он оторвал-таки зад от барного стула и подошел к столику Хэйден.
- Рас, не лезь не в свое дело! – фыркнул Сэм. – Ты же пожрать хотел спокойно, вот и иди!
- Братик, я тебе за такие слова задницу на Британский флаг порву, - ласково пообещал Расти. – А тебе, милашка, - обратился он к Хэйден, губы которой против ее воли расплывались в блаженной улыбке. – Лучше дать ему разок по морде и пойти домой. Если ты не против, я тебя провожу, - Расти галантно подал Хэйден руку, помогал ей выбраться из-за стола. Сэм зло зыркнул на брата, но ему было ясно, что спорить с Расти бесполезно.
А Расти придержал дверь, пропуская Хэйден, и, осторожно взяв ее за локоть, повел вверх по улице. Да, Расти Тревор, который презирал все, что не имело четырех колес и до блеска отполированного бампера, оставил ключи от своего «Плимута» Ральфу, а сам пошел провожать до дома Хэйден Леонард, племянницу парикмахерши! Любой, кто был близко знаком с Расти, покрутил бы пальцем у виска, услышав такое… А уж если бы кому-нибудь довелось увидеть, как грубиян Расти на прощание нежно целует Хэйден в щеку, репутация грозных братьев Тревор была бы заметно подорвана.
Нет, Расти вовсе не обрел внезапно романтическое настроение. Просто, наблюдая за действиями Сэма в кафе, он решил, что его младший братишка прав – стоит вплотную заняться этой крошкой с восторженными глазами монашки, впервые покинувшей стены монастыря. Сразу видно, что парни нечасто баловали ее своим вниманием, и это большой плюс – значит, в ней еще осталось доверие к людям, и глупо будет этим не воспользоваться…
Дело в том, что у Расти никогда не было ничего действительно своего (если не считать раздолбанного «Плимута», который его отцу продал на запчасти фермер из пригорода). Семейство Треворов было весьма многочисленным – Марта, жена Эла Тревора, занималась в основном тем, что регулярно производила на свет наследников, вырезала купоны со скидками из журналов и играла в бинго по пятницам и воскресеньям. Перестав кормить очередного отпрыска грудью, Марта теряла к нему всякий интерес и вновь погружалась в череду более интересных занятий, а заботы о воспитании сыновей ложились на плечи Эла. Марта всерьез считала, что только отцовское воспитание способно привить мальчикам правильные понятия о том, как нужен поступать настоящий мужчина. А Элу Тревору было известно только одно средство образумить непутевых сыновей – буквально вбить в их непутевые головы основы поведения и не давать мальчишкам «распускаться», как выражался сам Эл.
Он считал, что каждую вещь для себя его дети должны заработать, поэтому с малых лет мальчишки трудились в гараже, полируя машины. Денег в семье хватало, но их было не так много, и многие вещи со временем переходили от старших братьев к младшим – одежда, игрушки, учебники… Ральфу и двум старшим братьям-близнецам везло – к ним вещи попадали почти новыми, а Расти доставались поломанные игрушки, разрисованные похабными картинками учебники и протертые на коленях джинсы. Что уж говорить о Сэме и подрастающем Шэйне… Чтобы заработать на более-менее приличные шмотки, Расти работал в гараже отца после школы до самого позднего вечера, а чтобы расплатиться с отцом за «Плимут», который пришлось перебрать до винтика, Расти трудился почти три месяца.
А Хэйден была свежей, как свежесорванный утренний цветок и новехонькой, как только что сошедший с конвейера «Понтиак»! И ее глаза горели доверием и надеждой, когда она смотрела на Расти, а так к нему еще никто не относился. Хэйден могла принадлежать ему, принадлежать безраздельно, ловить каждое его слово и с готовностью отвечать на его поцелуи… И Расти не собирался упускать свой шанс.
К концу лета они уже были помолвлены, и Хэйден решила, что не вернется в колледж, а останется рядом с женихом, который со дня на день должен был стать ее мужем. Расти просил ее продолжить учебу и еще раз подумать («Детка, свадьба никуда от нас не денется, а я подожду тебя, подзаработаю деньжат…»), но Хэйден нежно поцеловала Расти и попросила «не говорить глупости». Расти был только рад такому повороту событий – он и не собирался отпускать Хэйден от себя и рассчитывал на ее отказ.
А за два дня до их свадьбы Присцилла Уолш, столкнувшись с Хэйден в универмаге, напросилась к ней в гости на чашку кофе и, поедая воздушные пирожные с кремом, легко завела с девушкой невинную женскую беседу. Тот самый «разговор по-соседски»…
К главному вопросу Присцилла подошла постепенно, выслушав восторженные речи Хэйден о предстоящей свадьбе.
- Хэйди, я слышала, ты учишься в колледже… - начала Присцилла.
- Училась, - поправила ее Хэйден. – Я бросила колледж, чтобы всегда быть рядом с Расти.
- А твои родители еще не успели оплатить следующий семестр? – словно не слыша ее слов, поинтересовалась Присцилла. – Они не потеряют деньги?
- У меня стипендия от колледжа, - улыбнулась Хэйден. - Я просто оказалась от нее, вот и все.
- Отказалась от стипендии? – изумилась Присцилла. – Но ты наверняка много работала, чтобы ее получить…
- Да, мне пришлось постараться, когда я училась в школе, - спокойно ответила Хэйден. – Я выиграла несколько конкурсов, а мою работу по химии даже выдвигали на премию штата… Но все это не важно! Теперь я действительно счастлива, и я не променяю это счастье ни на что другое!
- Значит, в будущем ты видишь себя исключительно в роли верной жены Рассела Тревора? – уточнила Присцилла.
- Нет, конечно! – засмеялась Хэйден. – Я постараюсь найти себе работу по душе, и к тому же… - Хэйден покраснела. – Мы с Расселом очень хотим детей, а забота о них отнимет массу времени…
- А ты уже познакомилась с семьей Рассела? – перевела разговор на другую тему Присцилла. Ей уже порядком надоело слушать о радужном семейном будущем Расти и Хэйден, обильно приправленном наивно-романтичными высказываниями невесты.
- Да, - немного помедлив, ответила Хэйден, и Присцилла отметила про себя, что та невольно поморщилась, когда услышала вопрос о семействе Треворов. – Они очень милые люди, такая большая и дружная семья…
- Послушай, Хэйди… - Присцилла осторожно взяла Хэйден за руку, боясь неловким словом или жестом разрушить атмосферу доверительного разговора. – Я хочу дать тебе один совет перед тем, как ты… выйдешь замуж. Просто послушай меня, как старшую подругу. Я знаю, что я совершенно чужой тебе человек, но я просто не могу промолчать…
- Конечно, говорите, - дружелюбно улыбнулась Хэйден. Ей нравилось общество этой женщины, которая была прекрасной слушательницей и собеседницей.
- Хэйди, я не хочу, чтобы ты сделала ошибку, - собравшись с духом, сказала Присцилла. – Ты уже успела познакомиться с Треворами и наверняка знаешь, что эта семья… не слишком благополучная…
- Да что вы такое говорите?! – Хэйден отдернула руку от ладони Присциллы. – Как вы можете!.. – внезапная догадка озарила ее лицо, и она улыбнулась с облегчением. – Ну, конечно же, я поняла… Расти попросил вас поговорить со мной, потому что считает, будто он недостоин меня! Но это же глупости! Я люблю его, и мне все равно, из какой он семьи! Можете так ему и передать!
- Рассел не просил меня говорить с тобой, - ответила Присцилла. – К тому же не уверена, что он считает, будто недостоин тебя. Вряд ли у него вообще могла бы возникнуть такая мысль… («И мысль вообще!» - добавила она про себя.) Просто мне кается, что такая девушка, как ты, Хэйди, могла бы найти себе более подходящую партию, а Расселу нужна жена, похожая по характеру на его мать – такая же стервозная флегматичная истеричка…
- Не смейте говорить гадости о Расти и его семье! – закричала Хэйден. – Не смейте! Я не хочу этого слушать!.. Да как вы смеете приходить ко мне, чтобы поливать грязью моего жениха?! О вас тоже ходят не самые приятные слухи, знаете ли, и не вам судить моего Расти!
- Хэйди, золотко, все слухи обо мне – чистая правда, - улыбнулась в ответ на крик Присцилла. – Да, я выгнала из дома своего мужа потому, что он однажды ударил нашу дочь на моих глазах! Да, однажды я стащила в магазине банку фасоли, а потом свалила кражу на Бетти Левинтон! Да, я соблазнила местного священника, и его лишили сана - гореть мне за это в аду! Да, я известная сплетница, но никто – никто, Хэйди! – не назовет меня вруньей! И я пришла сюда не для того, чтобы врать, а для того, чтобы сказать тебе правду – не делай этой ошибки! Поезжай, закончи колледж, найди свое место в жизни, Хэйди! Совсем не обязательно, чтобы твое место было у ног Рассела Тревора, который не стоит и твоего мизинца!..
- Прекратите сейчас же и убирайтесь отсюда! – ледяным тоном сказала Хэйден, выслушав пламенную тираду Присциллы. – И даже не думайте испортить нашу свадьбу! Так и знайте – приглашения вы не получите!
- До свидания, Хэйди, - сказала Присцилла на прощание пылающей от злости Хэйден, когда та распахнула перед ней дверь, взглядом приказывая убираться подобру-поздорову. – Я не хотела тебя обидеть, честное слово. Ты мне глубоко симпатична, Хэйди, я говорю это искреннее, и я желаю тебе только добра…
- Мне не нужна искренность магазинной воровки! – сквозь зубы ответила Хэйден и захлопнула дверь...
Милдред знала эту историю со слов своей несдержанной на язык матери и каждый раз, представляя себе эту встречу двух женщин за чашкой кофе, просто краснела от злости. Конечно, мамочка тоже не подарок, но эта миссис Тревор… Милдред тут же мысленно спохватилась, вспомнив, что Хэйден уже никак не сможет ответить за свои слова, и сунула Шэйну очередной пончик. И все же она не могла не признаться самой себе, что ей дико интересно, не сожалела ли теперь Хэйден, оказавшись в царстве Мертвых, о своем тогдашнем упрямстве и резкости по отношению к ее дальновидной матери?..

[Inessa]

Вот читаю это и который раз убеждаюсь, что ты настоящий талант. Твое творение просто затягивает...))))

[Anna Angell]

Inessa,

Вот читаю это и который раз убеждаюсь, что ты настоящий талант.

Приятно... Хочу поинтересоваться - если ты судишь о моем творчестве, то читала что-то еще. Очень хочу узнать, что и что понравилось больше всего.

[Inessa]

Читала "Поговорим о благополучии" еще до того, как зарегистрировалась.
Как я уже говорила, меня очень занимает подобная "бытовуха" и ее подробности))))) При этом написано очень складно и профессионально. не буду сильно захваливать, а то еще сглажу (или ты загордишься, что, наверное, сильно бы отразилось на твоем творчестве). Просто продолжай в том же духе.)))

[Anna Angell]

Inessa, очень приятно! Я тоже бытовуху люблю... Тут где-то еще мой роман валяется и куча рассказов, сейчас ссылочки кину - а вдруг еще что-то тебе понравится?
Роман "Вотум недоверия" http://www.mixei.ru/showthread.php?t=24576
Рассказ "Гр****** прогресс" http://www.mixei.ru/showthread.php?t=30740
Рассказы и дилогия "Рейчел и Тайрелл" http://www.mixei.ru/showthread.php?t=17977
Буду рада отзывам!
А пока продолжение...

Шэйн первым заметил появление шерифа и торопливо поднялся ему навстречу.
- Все в порядке, Милдред? – спросил шериф, взглядом указав на Шэйна.
- Да, шериф МакГинти, мы с Шэйном очень мило побеседовали, - кивнула Милдред.
- Тогда не будем откладывать, - вздохнул шериф, и его белые усы с табачной оторочкой шевельнуло дыхание. – Пойдем, Шэйн, расскажешь мне все по порядку, а я запишу…
- А Расти?.. – опасливо оглянулся Шэйн. – Он… где?
- Расти уже в камере, дружок, - успокаивающе похлопал его по плечу шериф. – Он уже вряд ли кого-то сможет побеспокоить. За убийство с особой жесткостью он получит немалый срок, уж можешь мне поверить. Идем, Шэйн, ты должен дать показания, чтобы я смог засадить этого за****ца на долгие годы.
- Ладно, - как-то совсем по-детски сказал Шэйн и шмыгнул носом, выдавая подступившие слезы. И покорно поплелся вслед за шерифом в его кабинет.
Сгорающая от любопытства Милдред во время разговора Шэйна с шерифом несколько раз заходила кабинет и спрашивала, не нужно ли принести что-нибудь, но ответ неизменно был отрицательным. Большая дубовая дверь, отделявшая кабинет шерифа от приемной, не давала Милдред шанса подслушать разговор, и сколько она ни прижималась ухом к деревянной поверхности двери, до ее слуха доходило лишь невнятное бормотание.
Так и не услышав ничего существенного, она дождалась, пока Шэйн наконец закончит давать показания (к этому времени за окнами уже было темно) и вышла из здания офиса шерифа вслед за ним. От офиса шерифа до дома Треворов идти было недалеко, поэтому Шэйн решил пройтись пешком. Когда его догнала Милдред, он ничуть не удивился – Милдред вечно лезла не в свое дело и отличалась просто патологическим любопытством. А раз она сумела сдержать себя и почти все время молчала, пока кормила его пончиками, то теперь-то уж точно попытается выведать все, что только сможет.
- Можно, я пойду с тобой? – поравнявшись с Шэйном, спросила Милдред, просительно глядя на него своими глубокими шоколадными глазами.
- Иди, - усмехнулся Шэйн.- Только постарайся помолчать, ладно? Мне сейчас совсем неохота вести беседы… («Тем более с тобой!» - хотел добавить Шэйн, но промолчал.)
Милдред кивнула и зашагала рядом, но ее молчания хватило ровно на минуту.
- Шэйн, извини, что спрашиваю… - виновато улыбнулась она. – Но мне просто очень хотелось бы знать… Хэйди действительно умерла?
- Действительнее не бывает, - ответил Шэйн. – Шериф тоже сначала не поверил, думал, что я так по-дурацки шучу.
- И это правда, что Расти… побил ее?
- Спроси у него сама, - криво усмехнулся Шэйн. – Думаю, он там, в тюрьме, будет рад посетителям…
- И ты это видел?!
- Что я видел, Милли?
- Не прикидывайся дурачком, Шэйн! – начала злиться Милдред. – Ты видел, как твой брат избил свою жену до смерти? - она просто не решилась сказать «убил».
- Да, черт возьми, я это видел! – вышел из себя Шэйн. – Извини, что не удосужился записать этот эпизод на пленку, персонально для тебя! Уверен, тебе бы понравилась! Ты бы узнала, что бывает с идиотками, которые сами нарываются на неприятности! – Шэйн смачно сплюнул прямо под ноги Милдред и ускорил шаг. Она не стала вновь догонять его, потому что поняла, что ее попытка узнать все самые гадкие подробности убийства (В Дейтоне – убийство! Вот это да!) не увенчается успехом. Но, впрочем, Милдред и так знала немало, а уж с ее фантазией рассказ о кровавой смерти Хэйден Тревор мог приобрести все необходимые подробности… Бросив вслед Шэйну злой мстительный взгляд, Милдред отправилась домой, к жадной до сплетен матери.
Шэйна ждали всей семьей. Отец, мать и четверо старших братьев сидели за большим столом в гостиной и все, как по команде, привстали, когда Шэйн вошел в комнату. Все старшие сыновья Эла, включая Сэма, уже были женаты, но женщинам, за исключением матери, присутствие на семейном совете Треворов было запрещено. Вернее, никому из братьев и в голову не могло прийти, что их жены могут принять участие в обсуждении чего бы то ни было, кроме рецепта тыквенного пирога.
Шэйн буквально кожей почувствовал волну неприязни, которая захлестнула его, когда он только ступил на порог гостиной. Он словно не вернулся домой, а без приглашения заявился к негостеприимным соседям в самый неподходящий момент. И это касалось не только сегодняшнего прихода Шэйна домой. Шэйн был паршивой овцой в стаде - это знали все, но еще никто не сказал этого вслух.
Нет, Шэйн, как и все его братья, в детстве получил достаточную порцию отцовского «воспитания», чтобы тайно возненавидеть своих родителей и их образ жизни. Для него, как и для остальных, никогда и ни в чем не было поблажек. Но…
Во-первых, Шэйн не был похож на своих братьев (и эта его особенность нередко служила поводом для оскорблений Эла в адрес жены), которые все, как один, были просто копией самого Эла в молодости. Гены сложились так, что Шэйну не досталось ни отцовских темных волос (а с ними так потрясающе смотрелась бы черная кожаная куртка!..), ни волевого подбородка, ни длинных жестких ресниц, благодаря которым взгляд становился бы особенно притягательным для девушек… Зато Шэйн получил в наследство от матери тусклые русые прядки, которые просто невозможно уложить в более-менее приличную прическу, капризные тонкие губы и родинку у левого глаза.
Это был бы не самый худший вариант, если бы Шэйн вырос таким же сильным и выносливым, как и остальные сыновья Эла, но Шэйн по сравнению с братьями был просто слабаком. В детстве он много болел и, хоть Шэйн и старался угнаться за братьями в их играх, ему это редко удавалось – он очень быстро уставал. С возрастом это прошло, Шэйн окреп, но дистанция между ним и братьями сохранилась. Все равно Шэйн не дотягивал до уровня Сэма, который при желании мог бы согнуть железный прут своими здоровенными ручищами. И это была вторая причина, чтобы доставать Шэйна, называть его «маменькиным сынком» (все из-за внешности, особым вниманием Марта его не баловала даже в годы болезней и уж тем более никак не выделяла Шэйна среди остальных сыновей) и «слабачком» (а это уже из-за его физических качеств).
Ну а третья причина, по которой Шэйн в своей семье был паршивой овцой, просто выводила Треворов из себя, стоило только упомянуть о ней. Эл в таких случаях начинал дышать с присвистом, как загнанная гончая, Марта скорбно поджимала свои и без того тонкие губы, а братья припоминали все обидные клички, которыми когда-либо одаривали Шэйна. И такая реакция была вполне объяснима – поводом для нее служило упоминание о том, что Шэйн не работал в гараже у отца. Никогда. В отличие от Расти, жадного до денег, он умудрялся как-то обходиться старыми вещами, а когда вопрос о работе все же возник, Шэйн решил его по-своему. Он устроился в галантерейный магазин, к толстенькому итальянцу Бенджи. У братьев Тревор просто в голове не укладывалось, как нормальный молодой парень может торговать нитками, и они очень скоро окрестили Шэйна «педиком», потеряв к нему остатки уважения.
Не отвернулся от Шэйна только Расти. Расти нравилось, что младший брат ловит каждое его слово, а где тот работал, ему было решительно наплевать. Расти с удовольствием брал брата на рыбалку, с радостью угощал его спиртным и «учил жизни», и Шэйн с готовностью поддерживал его во всем. Разумеется, прежде всего потому, что Расти (единственный из всех Треворов!) был для него непререкаемым авторитетом. Пусть Расти иногда позволял себе лишнее, но все же его тычки, подзатыльники и обидные слова не так болезненно ударяли по самолюбию Шэйна, как издевательства остальных братьев. Расти знал меру и никогда не перегибал палку, к тому же он старался общаться с Шэйном на равных, несмотря на возраст, и младший брат это ценил.
Но сегодня Шэйн испугался за свою шкуру и своими руками засадил Расти за решетку. И почему-то вместо досады за свое малодушие, вместо запоздалого раскаяния Шэйн почувствовал, что поступил правильно. Это ощущение не покидало его все время, пока он давал показания шерифу, пока шел домой и вяло переругивался с Милдред. Уверенность в собственной правоте пошатнулась только сейчас, когда Шэйн переступил порог родного дома.
Шэйн медленно скользнул взглядом по лицам тех, кто находился за столом в гостиной. Мать сидела, непривычно выпятив нижнюю губу, и на лице ее застыла неожиданная гримаса удивления («Да, мамочка, твоему сыну есть, чем тебя удивить, черт побери!..). Эл нервно курил, временами гулко кашляя в кулак («Что, папочка, думаешь, раз врач сказал, что твои легкие уже совершенно почернели, то не стоит отказывать себе в удовольствии выкурить лишнюю сигаретку, а?..»). Близнецы, которые всегда казались Шэйну одним и тем же человеком, по недоразумению сотворенным Богом в двойном экземпляре, нетерпеливо постукивали пальцами по столу, выдавая негромкую барабанную дробь («А у вас, братишки, один мозг на двоих, как у подопытных мартышек – это и невооруженным взглядом видно!»). Ральф был, как всегда, серьезен – он всегда терпеть не мог тратить время понапрасну, а это сборище он явно считал напрасной тратой времени («Ты прав, придурок! Прав, наверное, впервые в жизни!»). Сэм косил на Шэйна недобрым взглядом, и казалось, что он с трудом удерживается от едкого словечка в его адрес («Вот и заткнись, недоносок, тебе полезно помолчать!»). И все они смотрели на Шэйна так, словно чего-то ждали. Но Шэйн молчал, и первым заговорил Эл Тревор.
- Звонил шериф, - кашлянув, сказал Эл Тревор, ни к кому не обращаясь. – Этот идиот бормотал что-то про убийство и тюрьму…
- Расти убил Хэйди, отец, - устало ответил Шэйн, опускаясь на свободный стул. – На моих глазах.
- Что?! – вскочила со своего места мать, и было непонятно, что вызвало ее крик – удивление, досада, жалость к младшему сыну, ставшему свидетелем убийства, или злость на нерадивого старшего отпрыска.
- Так ей и надо, - заметил Ральф. – Строила из себя невесть что…
- Стерва еще та, - поддержал брата Сэм. – Я бы своей Линде за такие выкрутасы давно бы уже показал, где раки зимуют...
- Или она тебе… - хохотнул один из близнецов, Эрик. Линда, жена Сэма, была известна своим крутым нравом и громким зычным голосом, который разносил звучные ругательства на внушительные расстояния. Именно ее обсуждали Расти и Шэйн, когда вели беседу о нравственности представительниц женского пола.
- Хватит! – стукнул кулаком по столу Эл. – Сейчас не об этом речь! Расти попал в тюрьму, черт возьми, и нам нужно сделать все, чтобы вытащить его оттуда!
- Зачем? – против воли шевельнулись губы Шэйна. Та уверенность, которая на пороге родного дома внезапно стала такой размытой и призрачной, сейчас полностью вернулась к Шэйну. Он понимал, что благоразумнее сейчас будет соврать или промолчать, но он просто физически не мог скрыть своих эмоций – слишком многое ему пришлось пережить за этот короткий день.
- Зачем?! – рявкнул отец. – Ты спрашиваешь, зачем?! Да затем, что никто не захочет чинить свою машину в гараже у родственников убийцы, вот зачем! Расти невиновен, и точка! Ему не место в тюрьме!
- Но он действительно убил Хэйди, и я это видел, - сказал Шэйн еле слышно, потому что сила отцовских кулаков была ему хорошо знакома. – Она лежала на полу, вся в крови, а я е мог даже пошевелиться, чтобы его остановить. И… я дал показания против Расти.
В комнате внезапно стало так тихо, что отчетливо слышно было прерывистое возмущенное дыхание Эла Тревора.
- ЧТО ты сделал? – отдышавшись наконец, зловеще прошипел Эл. – Что ты сделал, щенок?!
- Я сам позвонил в полицию, а потом рассказал все шерифу, - повторил Шэйн. – И я буду выступать против Расти на суде.
- Черт возьми, мелкий, да он же твой брат! – возмутился Ральф. – И ты хочешь засадить его за решетку?!
- Он убийца, - упрямо сказал Шэйн. – Я не буду молчать.
- Ну, вот что, сынок, - непривычно мягко сказала мать, жестом остановив Эла, который был готов броситься на Шэйна. – Ты сейчас, конечно, напуган, и тебе нужно подумать… Но Ральф прав – Расти твой брат, и нехорошо с твоей стороны… - она не смогла подобрать подходящего слова и запнулась.
- Я уже все решил, - сказал Шэйн. Он сказал эти слова с такой непоколебимой уверенностью, словно много лет вынашивал свое решение, а не принял его в ту же секунду. – Я буду давать показания и я сделаю все, что от меня зависит, чтобы Расти сидел.
- Ах ты, сучонок! – Эл вскочил со своего места и кинулся к сыну. – Я выбью из тебя эту дурь!
Шэйн, ставший необычайно ловким за долгие годы отцовского «воспитания», успел увернуться и ринулся к двери. Эл не смог схватить Шэйна за одежду, и Шэйн, выскользнув за дверь, побежал вниз по улице. Эл гнался за сыном два квартала, но вскоре выдохся, и ему пришлось остановиться.
- Даже не смей возвращаться, сучонок, слышишь меня? – набрав в легкие воздуха, сквозь одышку прошипел-прокричал Эл вслед сыну. – Попробуй только вернуться, и я убью тебя, щенок!..
Шэйн остановился только у офиса шерифа. Немного отдышавшись, он поднялся по ступенькам и вошел в приемную. Свет в окне кабинета шерифа горел, поэтому Шэйн уверенно толкнул дверь и вошел без предупредительного стука. Шериф МакГинти удивленно поднял глаза от бумаг.
- Шэйн? В чем дело?
Про себя шериф сразу же подумал, что Шэйн пришел отказываться от показаний. Он уже приготовился было уговаривать парня не покрывать преступника, невзирая на родственные узы, но Шэйн неуверенной походкой приблизился к столу шерифа и, словно давясь словами, сказал:
- Я слышал… Я слышал… что есть программа… по защите свидетелей… кажется, так называется… я тоже хочу, чтобы меня… защитили…
- Успокойся, Шэйн, - шериф облегченно вздохнул. – Устроим мы тебе программу по защите свидетелей… Сейчас я закончу работу и отвезу тебя к нам со старухой домой. Мэдди, кажется, собиралась сегодня готовить чили, так что у тебя есть шанс попробовать ее фирменное блюдо. А потом ты отдохнешь и успокоишься, и мы вместе подумаем, что тебе делать дальше.
- Спасибо, - почти неслышно сказал Шэйн и не выдержал, разрыдался.

[Inessa]

Анна, я прочитала твой "Гребанный прогресс", и возник такой вопрос: ты где-нибудь печатаешься?

[Anna Angell]

Inessa, Нет, а что, должна? И где?