Католицизм: история инквизиции

[NADYN]

В этой теме предлагаю обсудить историю инквизиции. Тема интересна во многих отношениях. Во-первых, история инквизиции связана с тайной историей церкви. Во-вторых, на проблему можно смотреть гораздо шире - история инквизиции неразрывно переплетается с историей всего общества.
Можно отметить и то, что история инквизиции как бы растянулась. Факт, который до сих пор не получил адекватной оценки: почему XVII век - это не только век научной революции, век Декарта и зарождающегося атеизма, но и век жесточайших ведовских процессов, прокатившихся по Европе. Более того, их отголосок дошел и до Нового Света.
Мы также можем назвать жертв инквизиции... А среди них - Жанна Д'Арк,Ян Гус, Бруно, Галилей.
В этой теме я постараюсь выложить литературу по истории инквизиции, дать интересные ссылки и др. материал. Но больше всего меня интересует ваш Ваш взгляд на проблему.

[Galand]

есть заечательная книга "Молот ведьм" называется. Она должна быть настольной у любого начинающего инквизитора.

[NADYN]

Ну, для всех начинающих
Молот ведьм

[Galand]

Мне ктото сказал что Торвемада (известный инквизитор) был евреем у кого есть хоть что то по данному предположению сообщайте.

[NADYN]

Увы, о биографии Торквемады известно немного. Хотя, то , что он происходил из еврейской семьи ,вполне возможно.
Дело в том, что, как ни странно, исследователи отмечают тот факт, что самыми ярыми инквизиторами становились люди, перешедшие из иудаизма в католичество.

Вот, то что я нашла по его биографии.



ТОРКВЕМАДА, ТОМАС (Torquemada, Toms de) (1420–1498), церковный деятель, первый Великий инквизитор Испании, родился ок. 1420 в Торквемада (близ Вальядолида). Он приходился племянником кардиналу Хуану де Торквемада и, возможно, происходил из еврейской семьи. В раннем возрасте поступил в доминиканский монастырь в Вальядолиде и ок. 1451 стал приором доминиканского монастыря Санта Крус близ Сеговии. Молва прославляла его милосердие и крайний аскетизм, и Изабелла Кастильская выбрала его своим исповедником. Его внимание очень рано привлекла проблема conversos – евреев, принявших христианство или происходивших от крещеных родителей.
Испанская знать кичилась чистотой происхождения и ортодоксальностью веры. Изабелла, правившая вместе с Фердинандом Арагонским с 1474, дала себя убедить в том, что испанские евреи представляют угрозу для церкви и государства. Чтобы решить эту проблему, власти воспользовались инквизицией, восстановив и усовершенствовав ее механизм. Испанская инквизиция была учреждена папской буллой от 1 ноября 1478; активные допросы начались в 1480, а в феврале 1481 состоялось первое аутодафе.

В августе 1483 папа Сикст IV назначил Торквемаду главным инквизитором Кастилии и Леона, а в октябре распространил его власть на Арагон, Каталонию и Валенсию. Для координации деятельности Священной инквизиции с работой королевской полиции был создан высший совет, который возглавил сам Торквемада. В 1486 папа Иннокентий VIII, а затем, в 1494, папа Александр VI еще более расширили полномочия Торквемады. Этой деятельности Торквемада посвятил остаток своей жизни.

За учреждением инквизиции последовал целый ряд исходивших непосредственно от Великого инквизитора особых инструкций (1484, 1485 и 1498), которыми регулировалось применение пыток (с целью обеспечить их большую эффективность и единообразие), устанавливался порядок делопроизводства и обжалования приговоров, которые почти не оставляли надежды на спасение для обвиняемых. Торквемада как глава инквизиции снискал репутацию чрезвычайно жестокого преследователя «врагов веры»: по оценкам большинства историков, в период между 1481 и 1504 инквизиция сожгла на кострах около двух тысяч человек.

С захватом Гранады в январе 1492 завершился процесс объединения Испании под властью Фердинанда и Изабеллы. За этим последовал эдикт от марта 1492, по которому всем евреям предписывалось покинуть Испанию; на проведении этого курса решительно настаивал Торквемада, и дело ускорило «разоблачение» мнимого факта ритуального убийства несколькими евреями христианского ребенка – «святого младенца из Ла Гуардиа». Некий Бенито Гарсиа, крещеный еврей, в 1490 подвергся разбойному нападению, и в его котомке были обнаружены украденные Св. Дары; рассказ о распятии младенца был получен от него под пыткой. Суд решил, что евреи осуществляли магические ритуалы, в которых использовалось сердце младенца и Св. Дары.

Испанская корона и церковь крупно нажились за счет конфискаций и присвоения имущества еретиков и евреев, вынужденных бежать из страны. Сам Торквемада, потерпев неудачу в попытке организовать преследование ряда епископов и проиграв борьбу за достижение большей независимости от Рима, скончался в Авиле 16 сентября 1498

[Galand]

Сотни тысяч сгоревших на костре, миллионы томившихся в тюрьмах, искалеченных, отверженных, лишенных имущества и доброго имени - таков общий итог деятельности инквизиции (в переводе "расследование "). Среди ее жертв - участники народных еретических движений, руководители восстаний, герои патриотической борьбы, философы и естествоиспытатели , гуманисты и просветители, противники папства и феодальных порядков. Католическая церковь не терпела инакомыслия. На протяжении столетий в феодальном мире костры инквизиции пылали там, где пробивались ростки нового, передового, торжествовал разум, возникала надежда на социальную справедливость. Имена многих людей, ученых, например Джордано Бруно стали символом верности патриотическому долгу и научным убеждениям.
Начало деятельности инквизиции как особого церковного суда католической церкви для борьбы с ересью и свободомыслием было положено папой Иннокентием III (понтификат 1198-1216); она действовала почти во всех католических странах с 13 по 19 в.
Иннокентий III в борьбе за всемерное укрепление авторитета церкви и папской власти придавал особое значение искоренению ереси. В 1204 г. он поручил монахам ордена цистерианцев в качестве посланцев папы с исключительными полномочиями истребить альбигойскую ересь на юге Франции. Позже с этой же целью он организовал крестовый поход на северофранцузских рыцарей ("альбигойские войны", 1209-1229). У альбигойцев были отняты их владения и розданы пришедшим с севера крестоносцам; много получил при этом король, владетель Северной Франции, который поддерживал церковь при истреблении ереси. Вопрос искоренения ереси обсуждал Вселенский (IV Латеранский) собор в 1215 г., решения которого заложили теоретическую основу деятельности инквизиции. Собор возложил на церковь ответственность за преследование инакомыслящих. В 13 в. инквизиционные трибуналы были учреждены на юге Франции, в Италии, Германии, Испании, Португалии, позже в других странах Европы. Испанцы и португальцы ввели их в своих американских владениях. Верховным главой инквизиции являлся папа римский. Члены инквизиционных трибуналов не подчинялись светской власти и целиком зависели от папы.
Папа Григорий IX (1227-1241) передал дело инквизиции орденам нищенствующих монахов доминиканцам и францисканцам. Собака с пылающим факелом в зубах - эмблема доминиканцев - повергла население в ужас, за ними утвердилось имя "псы господни" (Domini canes) и стража Христова. Основатель ордена Доминик де Гусман за фанатическую преданность папскому престолу и заслуги ордена в расправе с еретиками в 1234 г. был возведен в ранг святых.
Хотелось бы мне так же отметить такую личность начала XIV века как Бернардо Гуи. Его имени боялась вся Европа. Гуи также написал труд "Руководство инквизитора". Личность этого человека очень хорошо описывается в романе Умберто Эко "Имя розы".
Инквизиционный суд также не подлежал контролю, следствие велось тайно, произвольно, с применением жестоких, изощренных пыток. Широко использовались доносы и лжесвидетельства. Донос вменялся в обязанности верующим и щедро вознаграждался за имущества осужденных. Имена свидетелей, а ими могли быть взрослые и малые дети, друзья и враги, верующие и еретики, убийцы и клятвопреступники, также оставались в тайне. Содержание научных и литературных произведений становились источником обвинений их авторов. От суда инквизиции не спасали социальное положение, пол, возраст и даже смерть. Осуждение распространялось на родственников и потомков в трех поколениях.
От обвиняемого требовали раскаяния, которое не исключало наказания. В качестве наказаний применялись интердикт, отлучение от церкви, паломничество в святые места, публичное покаяние, бичевание, ношение порочащих знаков, тюрьма. Тюремное заключение чаще всего было пожизненным. Заключенные содержались в полной изоляции, их заковывали в кандалы, кормили только хлебом и водой.
"Упорствующих в ереси" инквизиционный трибунал отлучал от церкви и "отпускал на волю", т.е. передавал в руки светской власти для "наказания по заслугам", что обычно означало сожжение на костре.
Казни предшествовал мучительный ритуал аутодафе. Включал многолюдные шествия граждан, организованные и возглавляемые членами инквизиционного трибунала, подготовку узника к экзекуции, пение траурных церковных гимнов и траурную мессу, проповедь инквизитора, оглашение приговора, облачение осужденного в шутовские одежды (санбенито). Завершалось аутодафе публичным сожжением еретика на костре.
Кровавый след в истории оставила испанская инквизиция. В 1480 г. король Фердинанд Кастильский учредил Новую инквизицию во главе с доминиканцем Томасом Торквемадой. Она стала орудием абсолютизма в борьбе против всех инакомыслящих. Кроме еретиков, врагов церкви и короля она преследовала также марранов и морисков (принявших христианство евреев и мусульман). Всего в Мадриде с 1481 по 1808 г. взошли на костер 31 912 человек и почти 300 000 понесли тяжелые наказания. За первые 18 лет по ее приговору были заживо сожжены 10 220 человек. Последний акт сожжения на костре имел место в Испании в 1826 году.
В течении веков менялась конкретная власть направленности деятельности инквизиционных трибуналов, но оставалась неизменной ее реакционная сущность. В 13-15 вв. она в основном преследовала участников народных еретических движений - выразителей антифеодальных настроений эксплуатируемых низов; в 16-17 вв. - сторонников Реформации и гуманизма, свободомыслия, представлявших раннебуржуазную идеологию; в 18 в. - носителей идей Просвещения и Великой французской революции 1789-1799.
Против изуверств инквизиции были направлены массовые народные движения в 13 в. Ограничении ее деятельности способствовало укреплению королевской власти в ряде стран Европы. Она стала объектом уничтожающей критики мыслителей эпохи Возрождения и Просвещения. Инквизиция была отменена в протестантских странах в 16 в., во Франции в 1789 г., в Португалии в 1820 г., в Испании в 1834 г., в американских владениях Испании и Португалии в ходе борьбы за независимость (1810-1826). Дольше всего существовал верховный инквизиционный трибунал в Риме (папская инквизиция), учрежденный папой Павлом III в 1542 году как оружие контрреформации. После ликвидации в 1870 г. светского государства пап она действовала только методами наказания и церковной цензуры.
Протестантская и православная церковь в борьбе против инакомыслящих также прибегала к методам инквизиции, но они не нашли там широкого распространения.

[Riana]

Событие, произошедшее в1239 г. Монт-Эме близ Шалона положило начало гонению подозрительных и вольно думающих личностей, которых инквизиция называла ведьмами и колдунами. Именно в этом году было публично сожжено 182 катара. Одному инквизитору удалось при помощи пыток добиться признания одной катарки. Она сказала что в одну ночь совершила полет из Шампани в Милан, где состоялась торжественная трапеза катаров. После этого признания все святые отцы заговорили ночных полетах и шабашах ведьм. Первой жертвой, которую инквизиция открыто признала ведьмой была 56-летняя аристократка из Тулузы - Анжела Лабарт. Она сама призналась инквизитору Гуго Леониду в еженощных совокуплениях с дьяволом. Она прилюдно прошла очищение огнем на костре. Но не только простые люди подвергались сожжению. 15 ноября 1347 года перед епископом Альбертом из Манда (в Лангедоке) предстал священник Стефан Пепен по обвинению в том, что четыре года тому назад он намеревался через восковое изображение епископа умертвить его. Под пыткой Стефан сознался в своем преступном намерении: он действительно приобрел два фунта воска, изготовил фигуру епископа, произнося при этом известные магические слова. Фигуру он не окрестил, на ней он написал имена шести духов, его сотрудников и подстрекателей. На вопрос о том, вогнаны ли были эти шесть духов в самое изображение, был получен неопределенный ответ: искусству вогнания его обучал один великий учитель, убедивший его в том, что человек может этому легко научиться нельзя вогнать в изображение лишь Люцифера, так как последний уже "богом прикреплен к северному ветру". Подобный процесс имел место и в 1339 г. в Каркасоне, где обвинялся монах Рекорди, изготовлявший женскую восковую фигуру с целью снискать любовь со стороны оригинала. Численно превосходя мужчин, ввиду неучастия ни в войнах, ни в междоусобицах, ни в опасных предприятиях, ни в изнуряющих занятиях, ни в тяжком, подрывающем силы труде, женщины оказывались в избыточном количестве и наполняли собою монастыри и всевозможные "богоугодные" и благотворительные учреждения. Оставаясь вне брачных уз и зачастую ведя затворническую жизнь, женщина становилась жертвой своей половой неудовлетворенности и впадала в опасную созерцательность и мечтательность. Эта почва была чрезвычайно благодатна для безумных бредней церкви о дьяволе и демонах. Со всей страстностью физической неудовлетворенности женщина бросалась в объятия той фикции, которую церковь сделала реальностью и в которую так крепко поверила глубоко невежественная истеричная женщина, выбитая из строя разлагавшимся феодальным обществом. И женщина - вместо того, чтобы выходить замуж, всходила на костер и приносила безумные жертвы собственному невежеству и взлелеянной церковью фантасмагории. Больные женщины оказались в роли самых сильных представителей дьявола, и церковь не щадила сил, чтобы вырвать с корнем этих наиболее опасных и упорных еретиков в этой кровавой расправе церковь продолжала творить свое старое гнусное преступление. Она никогда и нигде не отрицала сношений женщины, идущей на костер, с дьяволом она никогда не называла ее больной и слова обезумевших жертв выдавала, как признание реальной связи преступницы с врагом человеческого рода. Сжигая женщину как опаснейшую преступницу, церковь лишь укрепляла в обществе идею ведовства и дьявольщины и сеяла вокруг себя безумие, которое тут же становилось жертвой всепожирающих аппетитов церкви. Будучи источником опаснейшего суеверия, питая все слои населения губительным ядом фантасмагорий, церковь не могла, конечно, искоренить того дела, которое ею же взращивалось. Сицилийский инквизитор Людвиг Парамо, восхищенный той энергией в борьбе с ведьмами, которую развила инквизиция, благодаря булле о ведьмах Иннокентия VIII, писал: Нельзя не указать, какую великую услугу инквизиция оказала человечеству тем, что она уничтожила огромное количество ведьм. В течение 150 лет были в Испании, Италии, Германии сожжены, по меньшей мере, 30 000 ведьм. Подумайте лишь! Если бы эти ведьмы не были истреблены, какое неимоверное зло они причинили бы всему миру. Так как Парамо писал эти слова в 1598 году, то в число 30 000 не могли войти ни 900 ведьм, сожженных в Лотарингии в течение 15 лет Николаем Реми во второй половине XVII века, ни 700 погибших в Фульде от руки свирепствовавшего в XVII веке Балтазара Фосса, ни 600 сожженных в Бамберге в течение 1624-30 гг., ни бесчисленное множество других, погибших в огне во исполнение буллы папы Иннокентия VIII. По официальным данным, в 20 деревьях кругом Трира в 1587-93 гг. было сожжено 306 человека, в двух деревнях осталось всего две женщины. В местечке Герольцгофене в 1616 г. было сожжено 99 ведьм, в следующем году-88. В местечке Эллингене за 8 месяцев в 1590 г. было сожжено 71. В Эльвагене иезуиты возвели в 1612 г. на костер 167 человек, а в Вестерштетене за 2 года - 600 человек. В Кведлинбурге в 1589 г. в один день погибло 133 человека. В Нейссе магистрат построил для ведьм специальную печь огромных размеров, в Бамберге был особый дом для ведьм, где их держали до суда их кормили страшно солеными селедками, не давали воды и купали в кипятке, куда бросали перец. В Брауншвейге было воздвигнуто столько костров на площади казни, что современники сравнивали эту площадь с сосновым лесом. В Нассау в 1628 г. вышло постановление, чтобы в каждой деревне были особенные выборные люди, которые должны были сообщать обо всех подозреваемых в колдовстве особым комиссарам, путешествовавшим для этого по стране. Вскоре тюрьмы наполнились сознавшимися под пыткой во всех ужасах сатанинских оргий. В народе господствовало такое возбуждение, что многие сами себя выдавали за ведьм. В Манке в 1583 г. иезуитам хитростью удалось изгнать из 16-летней девушки Анны Шлуттенбауер 12 655 чертенят после этого была подвергнута пытке ее 70-летняя бабушка, которая созналась, что уже 50 лет она находится в связи с дьяволом, ездит на шабаш, насылает непогоду и т. д. Ее осудили, поволокли к месту казни, привязав к хвосту лошади, и сожгли заживо. В Женеве за короткий промежуток времени в 1542 г. было сожжено 500 ведьм. В 1546 г. тюремный смотритель донес городскому совету, что все тюрьмы переполнены ведьмами, и палач заявил, что сил одного человека недостаточно, чтобы справиться с палаческими обязанностями. В Цукмантелле на постоянной службе у инквизиторов находилось не менее 8 палачей. Здесь в 1639 г. было предано огню 242 человека, через несколько лет было сожжено 102, в числе которых было двое детей, признанных детьми дьявола. В Берне за годы 1591- 1600 сжигалось в среднем ежегодно по 30 ведьм, а в Коломбье ежемесячно (в среднем) в период от 1602 г. до 1609 г. погибало 8 человек. В Эльзасе, Швабии и Брейсгау в XVII в. беспрерывно жгли людей: в 1620 г. сожжено 800 человек, и всем кажется, что чем больше будут сжигать людей, тем больше будет ведьм. Словно из пепла,- говорит Штебер в своем описании Эльзаса,- появляются ведьмы. Так продолжалось многие годы. Лишь в 1793 г. начали отменять суды против ведьм. Первым местом стала Позань.

[NADYN]

Одна из последних вспышек истерии охоты за ведьмами произошла в 1692 — 1693 годах в городе Салем, штат Массачусетс. Одновременно она стала крупнейшей в Новом Свете. В ходе процесса обвинение было предъявлено 141 человеку, 19 из них повесили, одного задавили до смерти. Нападениям ВЕДЬМ подверглись в основном молодые девочки, их "детские игры" обернулись не только смертью невинных жертв, но и серьезными потрясениями в жизни колониальной пуританской церкви.

Причинам Салемского процесса ведьм посвящены десятки исследований, некоторые из них связывают его с экономическими и политическими проблемами деревни Салем (ныне Денвере, штат Массачусетс);

другие — с подавлением сексуальной, возрастной или расовой враждебности, с неравными избирательными правами, с ущемлением женщин, с застарелой английской региональной враждой, с эрготизмом — отравлением хлебной мукой, приведшим к галлюцинациям. Некоторые исследователи считают виновниками процесса ревностных церковных прихожан. Независимо от причин, все участники событий безоговорочно верили, что колдовство несет серьезную угрозу здоровью и духовному благосостоянию колонии.

Разделение деревни. Пуритане, покинувшие Англию с Роджером Конантом во главе и поселившиеся в Салеме в 1626 году, надеялись найти мир на новой земле. Первое название поселка "Наумкеаг" происходит от индейского "земля трех рек". Незадолго до 24 июля 1629 года город получил новое название Салем, происходящее от еврейского слова "шалом", то есть "мир". До мира однако было очень далеко.

В течение многих лет жители Са-лемской деревни не ладили с администрацией соседнего города Салем, которая имела юридическую, церковную и налоговую власть над селянами. Они должны были посещать городские церковные службы, хотя расстояние до города составляло 10 миль. В 1666 году деревенские жители обратились с прошением к городу и Генеральному суду колонии о разрешении построить молельный дом и нанять священника. В конце концов в 1672 году они добились такого разрешения.

Само по себе это дозволение не сделало селян полноценным сообществом, они остались всего лишь приходом города Салем. Пуританский храм XVII века — это не здание со священниками и священнослужителями. Связь пуритан с Господом осуществляли "выборные" — немногочисленные избранники, наделенные священной благодатью, имеющие право взывать к силе Господа и исповедовать прихожан. Верующие, посещавшие молельный дом в деревне, все равно ездили в город в настоящую церковь на исповедь. Растущее недовольство селян своим положением, споры о том, кто в деревне имеет право выбирать священников, рассматривались уже не как юридическая проблема, но как "неугомонное волнение духа" — некий моральный дефект в характере жителей Салемской деревни. В 1689 году четвертым по счету священником в деревне стал Сэмюэл Пэррис. К этому времени деревня окончательно раскололась на сторонников тесных связей с городом и их противников, считавших, что она должна пользоваться самостоятельностью. Пэррис встал на сторону сепаратистов. Вскоре противоборствующие группы превратились в лагеря противников Пэр-риса и его сторонников.

Начало истерии. Преподобный Пэррис помимо своей воли каким-то образом спровоцировал начало процесса. Прежде чем стать священником, Пэррис был купцом на Барбадосе и привез оттуда в Массачусетс пару рабов, Джона и Титубу Индейцев (последнее слово не было, вероятно, фамилией семейной пары, но лишь прозвищем, указывающим на их национальную принадлежность). Титуба присматривала за девятилетней дочерью Пэрриса, Элизабет и его одиннадцатилетней племянницей Абигайль Уильяме. Зимой, когда погода не позволяла девочкам гулять на улице, Титуба, вероятно, рассказывала им истории о своем родном Барбадосе и о вуду.

Очарованные рассказами о том, что пуритане считали запретным, девочки вскоре увлеклись оккультизмом. Объединившись со своими деревенскими подругами в возрасте от 12 до 20 лет (Сюзанной Шелдон, Элизабет Бут, Элизабет Хаббард, Мери Уоррен, Мери Уолкотт, Сарой Черчхилл, Мерси Льюис и Энн Патнем младшей, дочерью Энн Патнем старшей), девочки пытались предсказывать будущее. Они соорудили примитивный магический шар, погрузив яйцо в стакан воды, и пытались узнать род занятий своих будущих мужей. Одной из них привиделся гроб, означавший смерть. То, что началось как веселая игра, превратилось в опасное колдовство.

В январе 1692 года Бетти Пэррис первой из девочек начала страдать припадками, забиваться в темные места, издавать странные звуки и кривляться. Теперь невозможно выяснить, действительно ли девочки считали себя одержимыми или же они притворялись, чтобы скрыть свои занятия магией с Титубой. Во всяком случае, преподобный Пэррис решил посоветоваться с бывшим священником Салема преподобным Деодатом Лоусоном и преподобным Джоном Хейлом из Беверли. В феврале они обратились к деревенскому доктору Уильяму Григгсу, у которого работала одна из заболевших, Элизабет Хаббард. Григгс не смог объяснить заболевание девочек и поставил диагноз: околдованы.

[ADDED=NADYNRO]1094821002[/ADDED]
Пуритане XVII века верили, что колдовством можно вызвать болезни и смерть. В соответствии с поверьями тех дней они полагали, что ведьмы черпают свою силу от дьявола. Так что единственным лечением могла стать поимка виновной ведьмы или ведьм и их истребление. После многочисленных увещеваний и молитв девочки, не имея возможности или желания признаться в обмане, начали называть имена своих обидчиков.

Незадолго до этого тетя Мери Уолкотт, Мери Сибли, попыталась найти ведьм с помощью магии. Она попросила Титубу приготовить ведьмовской пирог из ржаной муки, смешанной с мочой больных девочек. Затем пирог, приготовленный по традиционному английскому рецепту, скормили собаке. Если бы девочки действительно были заколдованы, то собака либо сама начала бы страдать, либо нашла бы ведьму, превратившись в ее СПУТНИКА. Преподобный Пэррис жестоко осудил Мери Сибли за то, что она "искала помощи Дьявола, чтобы сражаться с ним же", отчитал ее за грехи и подверг публичному унижению в церкви. Но слово было произнесено: "Дьявол поднялся среди нас, и гнев его стремителен и ужасен, — говорил Пэррис. — Одному Богу известно, когда нам удастся заставить его замолчать".

Клич против ведьм. Первыми жертвами призыва Пэрриса стали сама Титуба, Сара Гуд и Сара Осборн. Жен в Салеме обычно называли "гуди", обращение "мисс" или "миссис" сохранялось для женщин более высокого ранга. Гуди Гуд открыто побиралась, так как ее муж был не в состоянии прокормить семью. Гуди Осборн, старая и прикованная к постели, в недалеком прошлом вызвала неодобрение односельчан, разрешив своему слуге жить в ее доме до свадьбы. Не обвинить Титубу было бы просто странно. Настороженных соседей не удивило, что все три оказались ведьмами, не посещавшими церковь.

Были подписаны ордера на их арест, и 1 марта все три женщины предстали перед членами Салемской городской магистратуры Джоном Хаторном и Джонатаном Корвином. На всех допросах присутствовали девочки. Как только в комнату входила очередная арестованная, у них начинались приступы кашля и конвульсии. Девочки утверждали, что духи этих женщин рыщут по дому, кусают и щиплют их или появляются где-нибудь в комнате, чаще всего на потолочных перекладинах, в образе птиц или других животных. Хаторн и Корвин гневно спрашивали у женщин, как они смеют издеваться над девочками, но обе Сары отказывались признаться в каких-либо преступных действиях.

Титуба, однако, уже выдала себя преподобному Пэррису, приготовив ведьмовской пирог. Опасаясь, что на суду станет известно о ее зимних рассказах и колдовстве, она призналась в том, что она ведьма. Она утверждала, что обречь девочек на страдания ее вынудила черная собака, а две огромные кошки, черная и рыжая, заставили ее прислуживать им. Она рассказала о том, как в сопровождении гуди Гуд и гуди Осборн ездила на "ведьмовскую встречу" верхом на шесте. В дороге им сопутствовали домовые женщин: желтая птица Гуд и крылатое создание, принадлежавшее Осборн, с двумя головами, женской и еще одной, наделенной длинным носом и волосами. Титуба кричала, что Гуд и Осборн накануне ночью заставили ее напасть на Энн Патнем младшую с ножом. Энн Патнем подтвердила это показание, заявив, что ведьмы приходили к ней с ножом и хотели отрезать ей голову.

Беда Салема заключалась в том, что Титуба не ограничилась признанием в собственном колдовстве и обвинением еще двух женщин. Она рассказала, что в Массачусетсе действует ОБЩИНА ВЕДЬМ, в состав которой входит около шести ведьм. Ими предводительствует высокий седой мужчина, одетый в черное, и что она якобы видела их всех. На следующий день на допросе Титуба призналась, что этот мужчина много раз приходил к ней, заставляя ее расписаться кровью в своей дьявольской книге, и что она увидела в ней уже девять подписей (ДОГОВОР С ДЬЯВОЛОМ).

Эта история показалась пуританам пугающе правдоподобной из-за слухов, которые ходили несколькими годами раньше и утверждали, что Салемской деревне грозит уничтожение со стороны тайной организации ведьм и что начнется оно с членов семьи священника. Хаторн, Корвин и преподобный Пэррис были вынуждены начать всеобщую охоту на тех, кто готовился совершить такие преступления. Всех трех женщин заключили в бостонскую тюрьму, где на Гуд и Осборн одели железные кандалы, чтобы их духи не могли выйти из камеры и мучить девочек. Слабая здоровьем Осборн там и умерла.

Политика колдовства. Проведение законной процедуры дознания и суда осложнялось тем, что некоторое время назад Массачусетсский залив утратил колониальные привилегии. Пуританская колония в Массачусетсском заливе появилась в 1629 году и в первые годы наслаждалась самоуправлением, но в 1684—1685 годах английские королевские власти отозвали хартию, существенно ограничив самостоятельность колонии. Своевольный сэр Эдмунд Андрос, первый королевский наместник, лишился своего поста в 1688 году после того, как в ходе Славной революции Вильгельм и Мария Оранские отобрали английский трон у Якова II. С этих времен массачусетсские власти уже не имели права самостоятельно судить преступников, которым грозила смертная казнь, и первые полгода охоты на ведьм подозреваемые просто томились в тюрьме, обычно в кандалах

[ADDED=NADYNRO]1094821030[/ADDED]
Но для пуритан утрата колониальных привилегий означала не только усложнение законодательства, но и Божье наказание: колония создавалась под покровительством Бога и пользовалась его защитой, соблюдая посты, вознося к небу молитвы и ведя достойный образ жизни. Мелкие прегрешения колонистов и отсутствие единства среди них рассматривались как все более и более серьезные нарушения соглашения с Богом. Вспышка колдовства стала последней каплей. Каждое воскресенье с кафедры преподобного Пэрриса звучали многословные речи о вреде колдовства и опубликованные проповеди КОТТОНА МАТЕРА и его отца ИНКРИЗА МАТЕРА, убеждая селян в том, что среди них поселилось зло, которое должно быть изгнано со всего побережья.

Названы новые ведьмы. Полагаясь на видения пострадавших девочек, магистрат убеждал их по возможности открыть новые имена ведьм, и младшая Энн Патнем с помощью своей мстительной мамаши обвинила Марту Кори из прихода Салемской деревни, жену местного землевладельца Джайлса Кори. Прежде чем арестовать Марту, к ней домой отправились дядя Энн, Эдвард Патнем, и Эзекиль Чивер, чтобы поговорить с ней. Предварительно они заставляли Энн рассказать, как одета Марта, надеясь доказать невиновность такой ревностной христианки. Энн отказалась сделать это, объяснив, что призрак Марты временно спрятался от нее.

Увидев гостей, Марта спокойно сказала, что знает о цели их прихода, и даже насмехалась над ними, спрашивая: "Ну что, рассказала она вам, как я одета?" Они испугались, так как решили, что Марта сверхъестественным образом узнала об их недавнем разговоре. Когда Марта пришла в дом Томаса Патнема, чтобы повидаться с Энн, у девочки начались ужасные припадки, она утверждала, что призрак Марты поджаривает человека на огне. Мерси Льюис сказала, что призрак Марты вместе с другими ведьмами пытался заставить ее подписать дьявольскую книгу. Позже Марта упорно настаивала перед магистратом на своей/ невиновности, но муки и страдания девочек в суде убедили судей в том” что она ведьма. Даже муж Марты, Джайлс, дал против нее показания и уговаривал ее покаяться.

Следующей жертвой обвинения стала Ребекка Нурс, одна из самых выдающихся жительниц Салема и примерная прихожанка. Если бы первыми обвиненными стали не Сара Гуд и Сара Осборн, а Марта Кори и Ребекка Нурс, словам девочек, возможно, не придали бы такого значения. Но теперь магистрат верил во все, что они говорили. Даже члены семей обвиняемых не сомневались в преступлениях женщин, отказываясь предположить, что магистрат или девочки могут обвинить невиновных.

Свидетельские показания против Ребекки дала Энн Патнем старшая, которая присоединилась к "потерпевшим", как называли околдованных девочек, заявив, что духи Кори и Нурс подвергли ее адским мучениям, чтобы заставить подписать книгу дьявола. Обвинение поддержали Абигайль Уильяме, Мери Уол-котт и Элизабет Хаббард, сказав, что Нурс приходила к ним с той же целью. Несмотря на старость и болезни Энн, ее вынудили предстать перед магистратом и девочками. Младшая Энн Патнем сказала, что призрак Нурс избивает ее, а старшая Энн закричала, что Ребекка привела с собой "черного человека". Ребекка защищалась как могла, но ее тоже отправили в тюрьму.

Вместе с Ребеккой в тюрьму попала четырехлетняя Доркас Гуд, которую девочки обвинили в том, что она обучалась ведьмовскому искусству у своей матери. Так же как и на других, на Доркас надели кандалы.

Дальше колдовская истерия поразила содержателей таверны Джона и Элизабет Проктор, которые открыто возмущались происходящим. Мери Уоррен, пострадавшая одной из первых, была служанкой у Прокторов. Ее первые припадки Проктору удалось "излечить", пригрозив избить ее, если она не остепенится. Узнав о том, что Проктор возмущен процессом, девочки поспешили уничтожить его.

Но еще до ареста Прокторов появилась следующая удобная мишень для обвинений. Во время проповеди преподобного Пэрриса, посвященной обвинениям в адрес Ребекки Нурс и других заподозренных ведьм, сестра Ребекки, Сара Клойс, с демонстративным отвращением покинула церковь. Девочки обвинили Клойс и Элизабет Проктор одновременно. К этому времени заседания суда переместились в дом собраний города Салем, в его состав вошли помощник губернатора Томас Данфорт и капитан Сэмюэл Сьюэлл. Муж Титубы, Джон, примкнул к потерпевшим и вместе с Мери Уолкотт, Абигайль Уильяме, младшей Энн Патнем и Мерси Льюис давал показания о том, как призраки пытают их, вынуждая подписать книгу дьявола и пить человеческую кровь. Во время допросов Абигайль и младшая Энн видели духа Джона Проктора, который сидел на потолочной балке и причинял им страдания.

Абигайль обвинила Элизабет Проктор в том, что она вынудила свою служанку Мери Уоррен подписать книгу дьявола, хитро объяснив таким образом отказ Мери давать показания против своей хозяйки. Тем самым девочки обвинили в колдовстве саму Мери, дав понять, что те, которые начнут сомневаться или отказываться от своих слов, сами станут обвиняемыми. Во время допроса Мери пришлось подтвердить обвинения девочек, чтобы снова оказаться на их стороне.

Вместе с Мери Уоррен были арестованы Джайлс Кори, Бриджит Би-шоп и Абигайль Хоббс. Бишоп содержала дом, в котором в любое время суток можно-было развлечься спиртными напитками или азартными играми. Она всегда одевалась в красное и за долгие годы приобрела в Салеме скандальную репутацию. Обвинить ее в колдовстве было совершенно естественно. Умственно отсталая Абигайль Хоббс легко созналась в колдовстве и поведала Хаторну о своей сделке с неким "типом". который благодаря этому получил возможность появляться перед девочками в ее обличье. Вместо того чтобы усмотреть в этой истории бред сумасшедшей, магистрат не усомнился ни в одном слове и счел это подтверждением видений девочек.

Восьмидесятилетний Джайлс Кори, муж Марты, которого называли сильным и жестоким, решительно отрицал свою вовлеченность в колдовство. Но обычный спектакль с рассказами девочек о терзающих их призраках и других ужасах заклеймил его как колдуна.

21 апреля на основании бреда Абигайль Хоббс в тюрьму попали еще девять человек: древний старик Неемия Эббот, родители Абигайль Уильям и Деливеренс Хоббс, пасынок Бриджит Бишоп Эдвард и его жена Сара, сестра Ребекки Нурс и Сары Клойс, Мери Исти, рабыня-негритянка Мери Блэк, Сара Уайлдс и Мери Инглиш, жена богатого салемското купца Филиппа Инглиша. До этих пор в число подозреваемых попадали только жители окрестностей Салема. Но уже пятеро из вышеназванных были жителями Топ-сфилда. Всего ведьмы обнаружились в 22 сообществах.

[ADDED=NADYNRO]1094821103[/ADDED]
Допросы у Хаторна и Корвина шли по заведенному сценарию с травлей обвиняемых, припадками девочек и рассказами о нападениях призраков. Впервые во время этих допросов девочки отказались от обвинений в адрес Неемии Эббота. Возможно, что такая смена настроения произошла умышленно, чтобы показать, что девочки не собираются нападать на невиновных и могут отличить ведьм от честных горожан.

Другим повезло меньше. Эдварда и Сару Бишоп признали виновными за компанию с их матерью. Деливеренс Хоббс поначалу отрицала свою связь с ведьмами, но позже уступила напору магистрата и покаялась, что подписала дьявольскую книгу, которую принесла ей Сара Уайлдс. Такие признания давали девочкам временное облегчение. Сам Хоббс упорно настаивал на своей невиновности, но все равно попал в тюрьму. Рабыня Мери Блэк отрицала, что она прокалывала кукол, но сказала, что ей приходилось втыкать иголки в свой воротник. Суд попросил ее сделать это. Едва она воткнула иголку в ворот, девочки закричали от боли, а у Мери Уолкотт пошла кровь. Сара Уайлдс на суде держалась кротко, но и это не спасло его от заточения.

Жители деревни считали, что если две сестры уже осуждены, то и третья. Мери Исти, тоже ведьма. Но ее несокрушимое упорство на суде произвело впечатление даже на Хаторна, и он спросил у девочек, совершенно ли они уверены. Естественно, они были уверены. Доказательством вины гуди Исти послужил ее призрак, увиденный девочками. Хаторн рассердился на то, что он считал увертками Исти, и спросил ее, считает ли она девочек действительно заколдованными. Отчет утверждает, что она ответила так: "Без сил зла здесь не обошлось, но замешано ли в этом колдовство, не знаю". В течение нескольких последующих недель все девочки, кроме Мерси Льюис, усомнились в том, что они видели призрак Исти, и ее освободили. У Мерси сразу же начались ужасные конвульсии, и она заявила, что это призрак Исти душит ее за то, что она одна упорствовала в обвинении Исти в колдовстве. Исти вернулась в тюрьму.

30 апреля ряды арестованных пополнились еще шестью обвиняемыми. Ими стали Сара Мори, Лидия Дастин, Сюзанна Мартин, Доркас Хор, купец Филипп Инглиш и преподобный Джордж Баррафс. Мори в конце концов оправдали, Дастин умерла в тюрьме. Доркас Хор и Сюзанна Мартин обладали слишком независимыми характерами, чтобы не возбудить подозрений в колдовстве. Мартин даже нашла в себе смелость посмеиваться над кривлянием девочек. Филипп Инглиш сумел бежать в Бостон вместе со своей женой, также заподозренной в ведовстве, до того, как дело зашло слишком далеко. Они спасли свои жизни, но потеряли практически все имущество.

Преподобный Баррафс попал в салемскую тюрьму прямо из своего дома в Уэллсе, штат Мэн. Он был священником в Салеме до Пэрриса и не сошелся с некоторыми прихожанами. Особенно напряженные отношения сложились у него со старшей Энн Патнем, и обвинение в колдовстве послужило удобным орудием мести. Правда, первой Баррафса обвинила ее дочь, с визгом заявив, что он предлагал ей подписать книгу дьявола. Призрак представился Энн Баррафсом и похвастался, что в Салеме он убил несколько человек и что "он старший над ведьмами благодаря своей способности общаться с духами". Все согласились с тем, что именно Баррафс руководит общиной ведьм, о которой говорила Титуба.

Приняв во внимание сан и должность Баррафса, магистрат решил провести более тщательное расследование. Его допрашивали Хаторн, Корвин, капитан Сьюэлл и Уильям Стафтон. Последний проявлял особенную ревностность в изгнании ведьм. После допроса с глазу на глаз против Баррафса дали показания многие горожане, обвинив этого малорослого человека в сверхчеловеческой силе и жестокости. Девочки сопроводили допрос традиционными кривляньями. Поймав главаря общины, магистрат вздохнул с облегчением.

К сожалению, на воле пока оставались сподвижники Баррафса. Джон Уиллард, ранее участвовавший в арестах, сам попал в обвиняемые после того, как отказался подписать несколько ордеров на арест. Решающей уликой против него стала его неспособность прочитать МОЛИТВЫ ГОСПОДУ, что считалось результатом работы дьявола. Произнести слово Божье под силу только честному христианину. Вместе с Уил-лардом и собственной внучкой Маргарет арестовали и Джорджа Джекоб-са, ранее выступавшего против процесса. Джекобс также не смог прочитать МОЛИТВУ, а его служанка Сара Черчхилл заявила, что видела его имя в книге дьявола.

Как и Мери Уоррен, Черчхилл потом пожалела о содеянном, увидев своего хозяина перед судом. Но девочки тут же восстали против нее, утверждая, что и сама она подписалась в книге. Она сначала покаялась, потом отказалась от своих показаний. Не в силах забыть свое притворное покаяние, Черчхилл жаловалась, что все верили ее обвинениям, но усомнились в ее правоте, как только она попыталась говорить о чьей-то невиновности. Ее репутация обвинителя осталась незапятнанной, и она снова оказалась в компании с девочками.

Суды, приговоры и казни. Как отмечалось ранее, до получения Массачусетсом новой хартии формальные судебные процессы не проводились, и все обвиненные просто сидели в тюрьме. В мае 1692 года прибыл новый губернатор сэр Уильям Фипс и привез хартию. Не желая в одиночку связываться с этим ведьмовским притоном, Фипс создал для процесса над ведьмами специальный Гласный Окончательный суд. Теперь в нем заседали лейтенант-губернатор Уильям Стафтон в качестве председателя, Бартоломью Гедни, Джонатан Корвин, Джон Хаторн, Натаниэль Солтонстолл, Питер Серджент, Уэйт Стилл Уинтроп, Сэмюэл Сьюэлл и Джон Ричарде. Все они относились к уважаемым членам колонии, многие уже принимали участие в расследовании деятельности ведьм и арестах.

К концу мая в тюрьме томилось около ста человек, обвиненных девочками. Самыми заметными обвиняемыми были Элизабет Кери, Марта Кэрриер и Джон Элден, сын Джона и Присциллы Элден из Плимута. Судья Гедни сначала усомнился в том, что такой уважаемый морской капитан, как Элден, оказался вовлеченным в колдовство, но при виде визжащих и кричащих девочек убеждал Элдена покаяться. Тот отказался и отправился в темницу. Позже он бежал в Нью-Йорк. Элизабет Кери пришла в суд по доброй воле, узнав о готовящемся обвинении. Там она выяснила, что ее призрак не причинял девочкам вреда до тех пор, пока они не опознали ее.

Марта Кэрриер возглавила список обвиняемых из Эндовера, Массачусетс, который позже включил в себя 43 человека. Кэрриер демонстративно отказывалась признать, что терзала девочек или видела какого-то "черного человека". Но чем тверже стояла она на своем, тем сильнее корчились девочки. В конце концов Кэрриер связали по рукам и ногам, так как в соответствии с тогдашними суевериями связанная ведьма не могла причинить вреда.

[ADDED=NADYNRO]1094821166[/ADDED]
Первое заседание Гласного Окончательного суда состоялось 2 июня. Он не тратил много времени на расследование виновности ведьм и чтение приговора. Первой на скамью подсудимых попала Бриджит Бишоп, и ее признали виновной. Председатель суда Стафтон подписал ей смертный приговор 8 июня, а еще через два дня ее повесили, а тело по обычаю бросили в яму на салемском ХОЛМЕ ВИСЕЛИЦ, так как ведьмы не заслуживали христианского погребения. Вскоре после начала заседаний судья Солтонстолл вышел из состава суда, недовольный ходом процесса и тем, что в качестве улик использовались видения девочек. Такая позиция привела к обвинению его самого в колдовстве.

Вопрос, могут ли считаться доказательством видения, возникал в ходе процесса неоднократно. Заключался он не в том, существовали ли призраки в действительности, но в том, мог ли Бог позволить дьяволу нападать на девочек в облике таких невинных личностей. Если дьявол не мог принимать образ человека, то ценность показаний девочек равнялась нулю. Если же он мог это сделать, то как вообще отличить виновного и невинного? Суд обратился за советом к духовенству колонии, и 15 июня священники с Икризом и Коттоном Матерами во главе предложили суду не слишком доверять видениям, если они являются единственными уликами. Более надежными считались доказательства типа "появления в поле зрения", когда приход ведьмы заставлял жертву страдать, или прикосновения, когда страдания жертвы заканчивались, если ведьма трогала ее. Тем не менее священники похвалили суд за усердие и высказались за "суровое наказание для тех, чья богопротивная деятельность доказана".

Председатель суда Стафтон ао самой смерти верил в то, что Бог не позволит дьяволу принять облик невинного человека, и процесс ускорился. Следующими судили Сюзанну Мартин, Сару Гуд и Ребекку Нурс. Мартин и Гуд приговорили сразу, а Нурс сначала оправдали. У девочек тут же начались ужасные припадки, и Стафтон встревоженно спросил у заседателей, уверены ли они в своем мнении. Заседатели посовещались и сочли Ребекку виновной. Ее друзья пытались спасти ее, подав прошение о помиловании губернатору Фипсу. Он сначала согласился, но вскоре аннулировал свой приказ.

30 июня суд приговорил Сару Уайлдс и Элизабет Хау. Хау из Топсфилда прекратила припадки Джона Индейца, коснувшись его, и на нее сразу же посыпались обвинения в том, что она насылала порчу на детей и животных. Любопытно, что в ходе процесса одна из пострадавших обвинила в колдовстве преподобного Сэмюэла Уилларда, пастора молельного дома Старого Юга в Бостоне. Он был духовником трех судей, и суд взял его под свою защиту, выразив порицание обвинявшей и объяснив публике, что она имела в виду Джона Уилларда, который уже сидел в тюрьме.

Казнь Нурс, Хау, Мартин, Сары Гуд и Сары Уайлдс состоялась 19 июля. Ревностный охотник на ведьм Нойес призвал Сару Гуд покаяться, на что она ответила: "Я не больше ведьма, чем ты колдун, и если ты лишишь меня жизни, Бог заставить тебя пить собственную кровь". Нойес умер в 1717 году предположительно от внутреннего кровоизлияния, захлебнувшись своей кровью. Всех, кроме Нурс, оставили в яме на холме; ее тело тайно вывезла с холма семья, чтобы предать земле.

Колдовство в других приходах. Теперь сила девочек выросла до такой степени, что они стали непобедимыми. Они превратились в знаменитостей колонии. К ним обращались жители окрестных городов с просьбой окинуть их поселения своим сверхчувственным взглядом и отыскать ведьм, повинных в различных несчастьях: болезнях, плохих урожаях и падеже скота. Больше всех пострадал город Эндовер, который, по словам девочек, просто кишел ведьмами. В этом рассаднике возникла новая проблема — девочки не знали никого по именам, и им приходилось идентифицировать преступников по возникновению припадков перед воротами домов и исцелению прикосновением. Многие в городе предпочли покаяться, так как поняли, что только покаяние спасает от виселицы. Упорствовавшие в своей лжи попадали в петлю.

В число обвиненных девочками людей попали некоторые именитые граждане Эндовера, например, мировой судья Дадли Бредстрит, сын бывшего губернатора колонии. Вместе с ним обвинение пало и на его брата Джона. Чтобы избежать ареста, оба брата со своими женами покинули колонию. Также в Эндовере казнили за ведьмовство двух собак. Некий горожанин, обвиненный девочками, называемый в отчете "достойным джентльменом из Бостона", подал на них в суд за клевету, требуя 1000 фунтов в качестве возмещения морального ущерба. После этого потерпевшие предпочли отправиться осматривать другие города.

Казни продолжаются. В следующую группу осужденных Гласным Окончательным судом вошли Элизабет и Джон Проктор, Джон Уил-лард, Джордж Баррафс, Джордж Джекобс и Марта Кэрриер. Суд отложил казнь Элизабет Проктор из-за ее беременности, и эта отсрочка спасла ей жизнь. Сыновья Кэрриер под пыткой покаялись в связях с нечистой силой^Внуяка Джекобса, Маргарет, дала показания, что ее дед — колдун, но позже отреклась от них. Ей никто не поверил, но саму ее все-таки оправдали.

Уиллард, Джекобс, Кэрриер, Баррафс и Джон Проктор взошли на ХОЛМ ВИСЕЛИЦ 19 августа. Перед смертью Баррафс поразил собравшуюся толпу, полностью прочитав Молитву Господу. Среди людей начался шум, они требовали освободить Баррафса. Это пожелание натолкнулось на крики пораженных девочек. Они утверждали, что Баррафс прочитал Молитву при помощи "черного человека". В те времена считалось, что дьявол не может читать Молитву, и настроение толпы ухудшилось. Беспокойство людей подавил преподобный Коттон Матер. Он объяснил, что, во-первых, Баррафса не посвятили в духовный сан, а во-вторых, дьявол, как известно, способен превратиться даже в белоснежного ангела, если ему это угодно. Когда толпа угомонилась, Коттон Матер приказал продолжать казнь. Как и раньше, тела сбросили в неглубокую яму, едва присыпав землей, так что рука и подбородок Баррафса остались открытыми.

Еще пятнадцать ведьм предстали перед судом и были признаны виновными в сентябре. Четверо из них покаялись, чтобы предотвратить казнь и спасти свои души. Еще трое избежали смерти либо из-за беременности, либо благодаря покаянию, либо попросту сбежав из тюрьмы. Оставшихся восьмерых — Марту Кори, Мери Исти, Элис Паркер, Энн Пудитер, Маргарет Скот, Уилмотта Редда, Сэмюэла Уордвелла и Мери Паркер повесили 22 сентября.

Основанием для осуждения Элис Паркер, Энн Пудитер и Уилмотта Редда послужили видения девочек. Мери Паркер прошла испытание в суде на исцеление прикосновением, вызвала кровотечение изо рта Мери Уоррен и сделала прокол на ее руке. Окончательно запуганный Сэмюэл Уордвелл сознался в том, что подписал книгу дьявола в обмен на обещание богатства. Позже он отрекся от своего покаяния, но суд учел только первое признание. Во время казни Уордвелл закашлялся, вдохнув дым от трубки палача. Девочки, как всегда в первых рядах, закричали, что это дьявол мешает ему покаяться.

Джайлса Кори задавили до смерти 19 сентября за то, что он отказался признать правомочность суда. Богатый землевладелец Кори знал, что, если суд признает его виновность, его имущество отойдет короне. Он подумал, что, если он не признает права суда, его нельзя будет судить и приговорить, и он таким образом сохранит свое имущество. Рассерженный суд приговорил Кори к "строгой и мучительной казни". Его привезли на салемские поля, распластали на земле и положили сверху большую деревянную доску. На доску стали по одному класть камни. Через некоторое время вес стал столь велик, что у Джайлса вывалился язык изо рта. Шериф Джордж Корвин тростью запихал его обратно. На все вопросы Кори отвечал требованием увеличить груз. На него навалили еще камней, пока его совсем не раздавило. Энн Патнем сочла такое наказание справедливым. По ее утверждению, Джайлс согласился подписать книгу после того, как дьявол пообещал ему, что он никогда не попадет на виселицу.

Истерия стихает. Тогда, в конце сентября, толпа еще не знала, что это последние казни. Священники колонии, ранее высказывавшие сомнения в убедительности призрачных видений как улик, теперь окончательно восстали против использования их в качестве доказательств на суде. Число обвинителей выросло до 50 человек, заставив даже опытных охотников за ведьмами, таких как преподобный Джону Хейл, усомниться в возможности наличия такого количества ведьм и подписавших договор с дьяволом в маленькой колонии. У потерпевших девочек началось головокружение от успехов и они посмели обвинить жену губернатора леди Фипс. Это была последняя капля. 29 октября губернатор Фипс распустил Гласный Окончательный суд.

Но тюрьмы все еще ломились от обвиненных в ведьмовстве, и губернатор Фипс попросил Верховный Суд оказать содействие в завершении процесса. В состав новой судебной коллегии вошли Уильям Стафтон (опять в качестве председателя), Джон Ричарде, Уэйт Стилл Уинтроп, Сэмюэл Сьюэлл и Томас Данфорт. Все, кроме Данфорта, уже заседали в Гласном Окончательном суде, но за исключением Стафтона все они докладывали губернатору о своей неудовлетворенности процессом и необходимости повторного рассмотрения. Губернатор согласился. Теперь судебные заседания проводились не только в Салеме, но и в других местах, пострадавших от ведьм. Что наиболее важно, видения не считались теперь доказательством причастности человека к ведьмовству.

Без этой улики суд выносил практически только оправдательные приговоры. Только троих признали виновными, и Стафтон поспешно подписал смертные приговоры им и еще пятерым, осужденным в сентябре. Но губернатор Фипс, утомленный непримиримостью Стафтона, помиловал всех восьмерых. Следующее заседание суда состоялось 25 апреля, а 9 мая он собрался в последний раз. Все обвиняемые были оправданы. Так закончился этот кошмарный процесс. В мае Титубу выпустили из тюрьмы и продали в рабство, чтобы окупить расходы по ее содержанию.

Что было потом. Отказ от использования видений в качестве улик поставил колонию перед тяжелой дилеммой: было ли их использование ошибкой или обвиняемые действительно совершили грехи, в которых каялись, и процесс сохранил добрые отношения между пуританами и Господом? В первом случае государство совершило убийство, подрывающее его собственные основы. А если видения не доказывают факта ведьмовства, то можно ли его доказать хоть как-нибудь?

В конце концов все произошедшее стало рассматриваться как нарушение соглашения Господа с Новой Англией; не просто судебная ошибка, но тяжкий грех, нуждающийся в искуплении. Участники процесса: Коттон и Инкриз Матеры, духовенство, магистрат, даже обвинители — все страдали от болезней и неудач в годы, последовавшие за трагедией. Сэмюэлу Пэррису пришлось оставить пост священника в Салеме. В 1706 году младшая Энн Патнем просила прощения у деревни. Задолго до этого, 14 января 1697 года, пуританское духовенство призвало ее для публичного покаяния и унижения. С церковной кафедры в это утро ее признания слушал Сэмюэл Сьюэлл.

С 1703 года колониальные власти Массачусетса приступили к реабилитации осужденных и казненных. Удивительно, что пострадавшим в ходе процесса и их семьям выплатили финансовое возмещение. В 1711 году власти Массачусетсского залива впервые в правительственной практике добровольно компенсировали ущерб жертвам судебной ошибки.

Уже в 1693 году Инкриз Матер написал в книге "Случаи пробуждения совести, касающиеся злых духов в человеческом облике", что обнаружить ведьму практически невозможно, поскольку решение вопроса базируется на предположении, что Господь не допустил абсолютно точного воплощения дьявола в человеке, тогда как и Бог, и Дьявол находятся вне сферы человеческого понятия. Общее впечатление выразил в своей книге "Попытка проникновения в природу колдовства" (1697) преподобный Джон Хейл, некогда поддерживавший охоту на ведьм. "Я глубоко сожалею о тех печальных последствиях, которые возымело наше действие, и о невозможности исправить что-либо". Участники событий, продолжает он, не имели намерения совершить зло, но "так велика оказалась сила мучений и плача пострадавших, а также влияние предыдущих прецедентов, и столь темны были дни, что мы шли как в тумане, не видя дороги".

[ADDED=NADYNRO]1094821303[/ADDED]
Память о Джайлсе Кори, умершем такой необычной смертью, сохранилась в балладе:

"Джайлс Кори был сильным волшебником и упрямым негодяем. Ему не хотелось висеть на высокой робинии.

Поэтому, когда ему пришлось предстать перед судом магистрата, он решил ни в чем не сознаваться и хранить молчание.

"Джайлс Кори, — спросили судьи, — что ответишь ты тем, кто обвиняет твою душу в преступлениях и ужасных поступках?"

Джайлс Кори не сказал ни слова, ни слова не произнес он. "Что ж, — сказали судьи, — мы выдавим из тебя признание".

Они раздобыли тяжелую доску и положили ему на грудь, затем нагрузили ее тяжелыми камнями, которые давили на него.

"Еще кладите, — сказал негодяй, — еще!" — кричал он. Но так ни в чем и не признался и умер ужасной смертью".

Потомок Джона Хаторна американский писатель Натаниель Хоторн добавил в свою фамилию букву "'м", чтобы избавиться от неприятных ассоциаций. Аллегорические описания процесса использовались во время антикоммунистических чисток в Америке в 50-е годы нашего века. Наиболее заметным примером такого рода является пьеса Артура Миллера "Тигель".

Салемское наследство. Истерия 1692 года до сих пор привлекает в Салем и соседний с ним Денвере множество туристов. Холм Виселиц, некогда расположенный далеко от города и служивший местом казней и захоронения ведьм, давно застроен жилыми домами. Согласно легенде, в этих местах можно встретить призраки казненных. Дом ведьм, реставрированное жилище судьи Джонатана Корвина, открыт для осмотра. Посетителям показывают небольшое помещение, в которое магистрат вызывал дрожащих горожан, чтобы решить, нужно ли обвинить их и предать суду. Тюрьмы уже не существует, но подвал воссоздан в помещении музея "Салемский подвал ведьм". Вся история процесса подробно изложена в экспозиции Музея ведьм, расположенного в бывшей церкви. Этот музей ежегодно посещают 140 000 человек.

[NADYN]

ЖИЛЬ ДЕ РЭ — МАРШАЛ СИНЯЯ БОРОДА

Е.Авадяева, Л.Зданович
Казнь этого человека как нельзя лучше вписывается в разряд “воспитательных мер” государства.

История жизни Жиля де Лаваля банора де Рэ делится на три части, первые две из которых реальны, а последняя — фантастическая.

Жиль родился в 1404 году в аристократической семье. Он получил превосходное образование, знал древние языки, сделался библиофилом.

Но в одиннадцать лет мальчик потерял отца, и его воспитанием занялся дед, который считал, что умение владеть шпагой куда важнее, чем знание латыни. Жиль полюбил фехтование, соколиную охоту, бешеные скачки по окрестностям родового замка Тиффож. Пространство для охоты и скачек изрядно увеличилось, когда дед заставил Жиля жениться (юноше было в ту пору шестнадцать лет). Вопрос этот решался непросто, поскольку невеста приходилась жениху кузиной, а церковь не одобряла браки между близкими родственниками. В итоге брак был все же разрешен. К владениям семьи прибавилось обширное поместье в Бретани (приданое невесты). К тому же через жену Жиль породнился с будущим королем Карлом VII.

Брак по расчету не сделал Жиля добрее, вскоре выяснилось, что сердце барона более расположено к юношам, нежели к девушкам. Юная жена оплакивала свою участь, а муж тем временем, окружив себя смазливыми пажами, занимался охотой и фехтованием.

Это было время Столетней войны между Англией и Францией. Отстаивать честь и права Франции было делом чести каждого дворянина.

Поразительно, что из множества знатных воинов именно Жиля де Рэ выбрала в телохранители и менторы Жанна д'Арк. А ведь уже тогда ни для кого не были секретом его невероятная половая распущенность, педофилические и гомосексуальные наклонности. Но подчинение Жанне д'Арк нисколько не уязвляло самолюбие Жиля. Он стал ее ревностным слугой. Однажды и ему явилось видение свыше, и он понял свое небесное предназначение. Жиль стал безжалостным к врагам. Он обрекал на смерть любого пленника, который был не в состоянии заплатить ему выкуп.

Удача сопутствовала Жилю. В двадцать пять лет, в июле 1429 года, после того, как войско Жанны д'Арк вступило в Реймс и Карл VII был коронован, Жилю присвоили звание маршала Франции.

Но затем последовали поражения, и самое страшное — гибель Жанны д'Арк. Жиль приложил огромные усилия, чтобы спасти своего кумира, когда Жанна попала в плен, он собрал войско из наемников и двинулся к Руану, но опоздал. Жанну казнили.

С этого момента началась вторая часть жизни молодого человека. Он вышел в отставку и поселился в своем поместье. Здесь он жил как король, с охраной в две сотни рыцарей, личной церковью с тридцатью канониками, обширной библиотекой редких рукописей. К чести барона де Рэ, следует сказать, что много денег он израсходовал на прославление Жанны д'Арк. Он заказал “Орлеанскую мистерию” и оплатил постановку мистерии в театре. Это обошлось ему в огромную сумму, так как за каждую серию представлений мистерии он выплачивал по 80 тысяч золотых экю. Но все эти расходы привели к тому, что барон наконец начал продавать свои земли. В 1436 году его наследники добились указа Карла VII, запрещавшего дальнейшие продажи, но декрет проигнорировали в Бретани, где герцог Иоанн V и его канцлер жаждали заполучить имения де Рэ в собственность. Чтобы раздобыть средства, барон де Рэ обратился к алхимии.

В 1439 году некий некромант Франческо Прелати, монах-минорит из епархии Ареццо, умевший внушать людям уверенность в своих неограниченных магических возможностях, вошел в доверие к барону и организовал в Тиффоже поразительные сеансы, на которых вызывал демона по имени Барон. Вместе с бароном они проводили алхимические опыты с целью добыть философский камень. Но неудача следовала за неудачей, и Прелати, чтобы умаслить духов, обратился .. жертвоприношениям — кровью маленьких детей он умиротворял де“ монов, а из их костей изготавливал магические порошки.

Несмотря на широко распространившуюся репутацию похабника и колдуна, падение барона де Рэ началось с ничтожного проступка. Жоффруа ле Феррон, казначей Бретани, в сентябре 1440 года купил замок Сент-Этьен де Мальмор, принадлежавший барону де Рэ.

Когда к барону за бумагами явился брат Жоффруа, Жан ле Феррон, барон (то ли в подпитии, то ли раздосадованный утратой замка) отказался принять его, а когда тот стал настаивать, избил его и заключил в тюрьму. Подобное обращение с простолюдином могло бы в те дни остаться незамеченным, но Феррон был священником. Епископ Малеструа ухватился за этот предлог, чтобы заставить барона де Рэ предстать перед судом по обвинениям, которые он давно уже тайно заготавливал. Епископа поддержали инквизиция и гражданский суд. Епископ, инквизитор и герцог использовали этот великолепный повод, чтобы объявить барона де Рэ оскорбителем церкви, еретиком и детоубийцей. Такое обвинение давало им право конфисковать его собственность. Отобрать было проще, чем купить. Сначала де Рэ отверг их обвинения как “произвольные и безосновательные”. Но его вину сочли столь очевидной, что уже 3 сентября, за 15 дней до начала суда, герцог Бретанский распоряжался предполагаемой долей земли барона де Рэ.

[ADDED=NADYNRO]1094861581[/ADDED]
С этого момента начинается третья, фантастическая часть жизни барона, ставшая самой короткой.

Обвинение, которое подготовили епископ Нантский Жан де Малеструа и инквизитор Жан Блуэн, представлявший главного инквизитора Франции Гильома Меричи, состояло из 47 пунктов, охватывавших три главных вопроса: оскорбление служителя церкви (за совершение насилия над Ферроном), вызывание демонов и сексуальные извращения с детьми. Например, в пункте 16 утверждалось, что “в одной из нижних комнат замка, или крепости Тиффож, принадлежавшего жене вышеназванного Жиля, около пяти лет назад монсеньер Франческо Прелати, самозванный специалист в запрещенном искусстве геомантии, и Жан де ла Ривьер начертили множество магических знаков, кругов и цифр. Также в некоем лесу около вышеназванной крепости Тиффож некто по имени Антуан де Палерм из Ломбардии вместе с другими волшебниками и вызывателями демонов занимался гаданием и вызыванием злых духов по имени Орион, Вельзевул, Сатана и Велиал с помощью огня, фимиама, мирра, алоэ и других ароматических веществ”.

Кроме вызывания духов, в обвинении упоминались и человеческие жертвоприношения. В 15 пункте обвинения читаем: “В соответствии с первоначальными обвинениями на основании общественных слухов, завершившихся тайным расследованием, проведенным Его высокопреподобием епископом Нантским в его городе и епархии, с помощью уполномоченных представителей инквизиции и обвинителя епископского суда по следующим обвинениям в преступлениях и нарушениях, предусматриваемых церковными законами, и по поводу жалоб, угроз и стенаний, исходящих от многих личностей обоих полов, вопивших и жаловавшихся о потере и смерти своих детей. Вышеназванный обвиняемый Жиль де Рэ и его сообщники брали невинных мальчиков и девочек и бесчеловечно забивали их, убивали, расчленяли, сжигали и подвергали всяким пыткам, а вышеупомянутый Жиль, обвиняемый, приносил тела упомянутых невинных детей дьяволам, призывал и заклинал злых духов и предавался гнусному содомскому греху с маленькими мальчиками и противоестественно удовлетворял свою похоть с молоденькими девочками, отвергая естественный способ копуляции, когда невинные мальчики и девочки были живы, а иногда и мертвы или даже во время их смертных судорог”.

Другие обвинения дополняли перечисленные преступления. В одном говорилось, что Жиль де Рэ приказал “сжечь тела вышеназванных невинных детей и выбросить их в рвы и канавы вокруг упомянутых замков и в выгребные ямы упомянутого замка Ла-Сюэ”. В другом утверждалось, что де Рэ якобы предлагал “руку, глаза и сердце одного из упомянутых детей со своей кровью в хрустальном кубке демону Барону в знак уважения и поклонения”. В третьем — Рэ подвергался судебному преследованию за хранение и чтение запрещенных книг по магии.

В целом де Рэ был осужден как “еретик, вероотступник, вызыватель демонов, ...повинный в преступлениях и противоестественных пороках, содомии, богохульстве и осквернении неприкосновенности святой церкви”.

13 сентября 1440 года епископ вызвал де Рэ (не оказавшего сопротивления) в суд. Предварительные слушания состоялись 28 сентября, 8, 11 и 13 октября, официальный суд начался 15 октября. Герцог Бретанский Иоанн V санкционировал действовавший одновременно светский суд, начавшийся 17 сентября.

После шести заседаний 19 октября де Рэ был подвергнут пытке, и, чтобы получить необходимые изобличающие показания, его слуги и четыре предполагаемых сообщника были также подвергнуты пытке. В целом было заслушано 110 свидетелей, включая доносчиков.

Показания в гражданском суде связывались с исчезновенж детей. Типичным было свидетельство Тома Эйсе:

“Томас Эйсе и его жена, проживающие в Сент-Питергейте, свидетельствуют под присягой, что они жили в Машекуле в течение года и были там на прошлое Рождество. И тогда, поскольку они были бедными людьми, они отправили своего сына, около десяти лет, просить подаяние в замок Машекуль, где тогда находился сир де Рэ, и с того времени не видели вышеназванного ребенка и не имели вестей о нем. За исключением того, что жена вышеназванного Эйсе сказала, что маленькая девочка, чьего имени и происхождения она не знает, сказала ей, что она видела ее сына на раздаче подаяния в вышеназванном замке и что подаяние было сначала роздано девочкам, а затем мальчикам. Эта маленькая девочка сказала, будто она слышал, что один из людей из замка сказал сыну вышеупомянутого Эйсе, что у него нет мяса, но если он придет в упомянутый замок, то получит немного, и после этой беседы он вошел в упомянутый замок”.

Двое приближенных барона — Анри Гриар, 26 лет, и Этьен Корилло по прозвищу Пуату, 22 года, дали показания перед обоими трибуналами об участи пропавших детей. Пуату сказал, что он насчитал примерно от 36 до 46 голов мертвых детей и что он видел, как его хозяин “занимался своим противоестественным распутством с упомянутыми детьми, мальчиками и девочками, для чего сначала распутной страстью брал свой член в левую или правую руку и тер его, чтобы он стал прямым и торчащим, затем помещал его между бедрами или ногами упомянутых мальчиков или девочек, не беспокоясь насчет естественного женского вместилища, и с большим удовлетворением, пылом и сладострастным возбуждением терся своим мужским членом об их животы, пока не испускал на них свою сперму”.

[ADDED=NADYNRO]1094861602[/ADDED]
Перед светским судом Пуату добавил несколько дополнительных деталей, которые, как было заявлено, он дал “без пыток первой или второй степени”. Он присягнул, что слышал, как де Рэ говорил, что “после оргазма на животах упомянутых детей, держа их ноги между своими, он получал значительное удовольствие, наблюдая за отделением голов детей от туловища. Иногда он делал надрезы на их шеях, чтобы заставить их умирать медленно, от чего сильно возбуждался, и, пока они истекали кровью до смертельного исхода, иногда мог мастурбировать с ними, а иногда он делал это после того, как они умирали, пока их тела были еще теплыми.

...Чтобы заглушить крики детей, когда он хотел иметь с ними отношения, он сначала обвязывал веревку вокруг их шеи и подвешивал их на три фута над полом в углу комнаты, и, как раз перед тем, как они умирали, он приказывал снять их, говоря, что они не должны промолвить ни единого словечка, затем возбуждал свой член, держа его в руке, и производил эякуляцию на их животы. Сделав это, он перерезал им горло и отделял их головы от тел. Когда они умирали, он спрашивал иногда, у кого из этих детей была самая красивая голова”.

После пяти заседаний светского суда, начавшегося в 2 часа пополудни в пятницу 21 октября 1440 года, де Рэ был подвергнут пытке. Наконец он пообещал сознаться “добровольно и свободно” (как отмечено в судебных отчетах). Теперь де Рэ подтвердил все выдвинутые против него обвинения, признавшись, что наслаждался своим пороком, собственноручно отрубая головы детям с помощью кинжала или ножа или избивая их палкой до смерти, а затем сладострастно целуя мертвые тела, с вожделением глядя на тех, у кого были прекраснейшие головки и наиболее привлекательные конечности. Величайшим удовольствием для него было, сидя на их животах, наблюдать, как они медленно отходят. Барон де Рэ закончил свой рассказ обращением к “отцам и матерям тех, кто был столь прискорбно умерщвлен, молиться за него” и просьбой, чтобы его грехи были публично обнародованы, — верное средство для получения общественного одобрения его казни.

Тесно сотрудничавшие друг с другом, объединенный епископско-инквизиторский суд и светский суд распределили преступления и обвинения между собой. Инквизитор объявил барона виновным в вероотступничестве, ереси и вызывании демонов, епископ обвинил его в содомии, богохульстве и осквернении привилегий церкви. Духовные суды продолжались почти 40 дней и завершились решением передать барона светским властям для наказания. Тем временем гражданский суд под председательством Пьера де Лопиталя, канцлера бретанского парламента, снова предъявил обвинение в убийстве (чего не могли сделать церковные суды) и вскоре осудил его по этому обвинению.

26 октября 1440 года в Нанте после молитвы и покаяния Жиль де Рэ (накануне отлученный от церкви) был задушен, а его тело положили на погр****ьный костер вместе с телами двух его сообщников (Анри Гриара и Пуату). Затем, однако, его родственникам было разрешено взять тело, прежде чем огонь доберется до него, и поместить в ближайшую кармелитскую церковь.

Судебное разбирательство по делу барона де Рэ выглядело как незаконное. Ни один из 5000 слуг барона не был вызван в суд для дачи показаний, незначительные показания вообще не заслушивались, а его собственные приближенные подвергались пыткам и, дав показания против барона, освобождались. Прелати, который был так же виновен, как и барон, был освобожден герцогом Анжуйским после нескольких месяцев пребывания в церковной тюрьме. Чтобы барон не отрекся от признания, ему была обещана “милость” в виде удушения перед сожжением. Уже хронист XV века Монстреле высказывал свои подозрения по поводу обоснованности суда: “Большинство дворян Бретани, особенно те, что находились с ним в родстве, пребывало в величайшей печали и смущении от его позорной смерти. До этих событий он был более знаменит как доблестнейший из рыцарей”.

Многое в этой истории вызывает сомнение. Заставляет насторожиться странный факт: когда изверга-детоубийцу вели на казнь, его приветствовала толпа; видимо, она не очень доверяла тому, что говорилось на суде. Слуг и Перрину Мартен допрашивали под пыткой настолько жестокой, что “колдунья” не пережила ее. Анри Гриар и Пуату путались в числе убитых детей — называли цифры от 140 до 800. Даже если они были не сильны в арифметике, остается непреложным фактом, что в замках маршала не нашли ни одного трупа. К тому же надо учесть, что в то время во Франции ежегодно исчезали не менее 20 тысяч мальчиков и девочек. Доказаны были лишь занятия алхимией. Любопытно также и то, что, узнав о намерении расследовать его преступления, Жиль согласился на то, чтобы его предали церковному суду. Это также, пожалуй, признак невиновности.

В число судей были назначены злейшие недруги барона. К ним относился и давно враждовавший с Жилем епископ Жан де Малетруа, и сам герцог Иоанн V, который еще до окончания расследования отписал имения барона своему сыну.

Жиль де Рэ сознался в своих преступлениях, но, вероятно, сделал это, чтобы избежать самого страшного для такого верующего христианина, каким был барон, наказания, как отлучение от церкви (его отлучили от церкви в ходе процесса, а потом сняли отлучение). Некоторые историки недаром сравнивают процесс по делу Жиля де Рэ с судом над тамплиерами: и там и тут вымышленные обвинения, сфабрикованные, чтобы создать предлог для захвата имущества осужденных. История Жиля де Рэ окружена созданной в ходе процесса легендой, поэтому уже трудно или невозможно разглядеть подлинные черты человека, бывшего некогда сподвижником Жанны д'Арк.

Тем не менее этот человек вошел в легенду под прозвищем “Синяя Борода”, сделался любимым героем французских сказок, стал предметом множества научных исследований и художественных произведений и потому занял достойное место в списке “великих казненных”.

[Galand]

Ну и страсти. Бррррррррррр. Одно слово - аериканцы

[ADDED=Galand]1094862802[/ADDED]
Бедный Жиль, похоже он любил Жанну. Бедный Жиль.....

[NADYN]

Galand,

Бедный Жиль, похоже он любил Жанну. Бедный Жиль.....

Ну это только одна статья... Есть и другие точки зрения.

[Galand]

NADYNRO,

Ну это только одна статья... Есть и другие точки зрения

Но это так романтчно....

[NADYN]

Эх, поднимем тему Из "Жертв инквизиции" Григулевича.

Ян Гус и Иероним Пражский-жертвы соборной инквизиции

В начале XV в. католическая церковь представляла собой весьма печальное зрелище. В церкви все еще продолжался «великий раскол» — в Авиньоне находился, один папа, в Риме — другой, и оба яростно враждовали между собой.
В 1409 г. собор в Пизе низложил авиньонского папу Бенедикта XIII и римского— Григория XII и избрал на их место Александра V. Но низложенные папы не признали решения собора, они прокляли всех его участников. Таким образом, вместо того, чтобы покончить с великим расколом, Пизанский собор только углубил его теперь не два, а уже три папы претендовали на звание наместника бога на земле. Год спустя после Пизанского собора умер Александр V и его место занял бывший пират Бальтазар Косса, принявший имя Иоанна XXIII,— «циник и развратник с противоестественными похотями»,— как его называет Маркс 2. Многие считали избрание Коссы на папский престол незаконным. Вскоре Иоанн, потерпев поражение в войне с неаполитанским. королем, вынужден был оставить Рим и бежать во Флоренцию.

Ожесточенная грызня за папскую тиару была только одним из моментов кризиса, охватившего как верхи, так и низы католической церкви. Несмотря на костры инквизиции, в недрах церкви росла оппозиция к церковной иерархии, всюду раздавались требования ограничить ее власть, лишить колоссальных мирских богатств, в частности земельной собственности. В начале XV в. центром церковной оппозиции в Европе стала Чехия, где местное духовенство во главе с последователем Уиклифа Яном Гусом (1369—1415), поддерживаемое чешскими крестьянами, мелкой шляхтой, городской беднотой и бюргерами, выступало, с одной стороны, против роскоши и жадности высшего духовенства и продажи индульгенций, с другой — против немецких помещиков и дворян. Против гуситов объединились немецкие феодалы во главе с императором Сигизмундом и церковные иерархи во главе с папой римским.

Чтобы покончить со смутой в церкви и расправиться с гуситской ересью, Сигизмунд и Иоанн XXIII созвали в Констанце XVI вселенский собор. Констанцский собор открылся 5 ноября 1414 г. На нем присутствовали 3 патриарха, 29 кардиналов, 35 архиепископов, более 150 епископов, 124 аббата, 578 докторов богословия, множество других церковников, которых сопровождала огромная челядь—около 18 тыс. человек. Среди светских делегатов были император Сигизмунд, посланцы 10 королей, 100 графов и князей, 2400 рыцарей, 116 представителей городов. Вместе с участниками собора, их слугами и сопровождавшими военными отрядами, гостями, бродячими артистами (одних игроков на флейте было 1400) и проститутками в Констанцу съехалось около 100 тыс. человек. Это действительно был один из самых представительных соборов католической церкви.

На повестке дня собора было три основных вопроса: борьба с ересью, восстановление единства церкви, церковные реформы.

Констанцский собор заседал три года. Дебаты на нем носили весьма бурный характер, острых моментов было много. Собору подчинился и представил свое отречение папа Григорий XII. Однако авиньонский папа Бенедикт XIII отказался признать авторитет собора; он укрылся в Испании, откуда продолжал, правда безуспешно, настаивать на своем праве носить папскую тиару. Обвиненный в различных преступлениях, сбежал с собора Иоанн XXIII. По дороге его поймали, возвратили в Констанцу (в 1415 г.) и заточили в замок. Из заточения он был освобожден только три года спустя папой Мартином V, избранным на папский престол Констанцским собором. Самым драматическим, «памятным», по словам хронистов, моментом собора был суд над выдающимся представителем реформационного движения в Чехии, мыслителем и гуманистом Яном Гусом и его казнь, являющиеся характерным примером деятельности соборной инквизиции.


Ян Гус
Гус был вызван на собор Иоанном XXIII; до этого он был отлучен от церкви и предан анафеме, однако в Проле, поддерживаемый населением, продолжал свою реформаторскую пропаганду. Гус решил явиться на собор, тем более, что неоднократно сам требовал его созыва и получил охранную грамоту императора Сигизмунда, гарантировавшую ему неприкосновенность. Ответить в этих условиях отказом означало не только проявить трусость, что для борца за правое дело, каким являлся Гус, было немыслимо, но и заранее признать себя виновным в еретических проступках. Между тем Гус себя считал подлинным христианином, а несогласных с ним церковных иерархов винил в отступлении от «истинного» учения Иисуса Христа. 25 дней спустя после прибытия в Констанцу Гуса по приказу Иоанна XXIII и кардиналов заточили в подземелье доминиканского монастыря, в позорное помещение — в келью рядом с отхожим местом. Арестовав Гуса, папа и кардиналы нарушили охранную грамоту, данную ему императором Сигизмундом.

Последний, тоже присутствовавший на соборе, с присущей коронованным особам в таких случаях щепетильностью заявил, что его охранная грамота имела, так сказать, «целевое назначение», а именно: должна была обеспечить Гусу «справедливое разбирательство» его дела на соборе и дать ему возможность выступить перед соборными отцами в свою защиту, а вовсе не спасти его от наказания за еретические воззрения. «Если же,— заявил Сигизмунд,— кто-либо будет продолжать упорствовать в ереси, то я лично подожгу [костер] и сожгу его».

Впрочем, напрасно Сигизмунд оправдывался перед Гусом: церковь считала, что нарушение любого обещания, договора или соглашения оправданно и законно, если оно в интересах папы и веры. Что касается еретиков, то, согласно существовавшей церковной доктрине, все верующие автоматически освобождались от каких-либо обязательств по отношению к ним. В данном случае Сигизмунд мог не испытывать никаких угрызений совести, ответственность за его действия ложилась на самого папу римского, наместника бога на земле...

Арестовав Яна Гуса, собор присвоил себе функции трибунала инквизиции. Он выделил следователей и фискалов, которые состряпали против чешского богослова обвинительный акт из 42 пунктов. Собор поручил специальным комиссариям произвести допрос арестованного. Допросы Гуса продолжались несколько месяцев. В этот период и произошло бегство Иоанна XXIII с собора, о котором мы уже упоминали.

С уходом Иоанна XXIII со сцены можно было ожидать освобождения Гуса, однако его всего лишь перевели из одного места заточения в другое — из доминиканского монастыря в замок Тотлебен, да заменили комиссариев, назначенных бежавшим папой, новыми.

В Тотлебене Гуса держали днем в ножных оковах, а ночью приковывали и его руки к цепи, вделанной в стену. Вскоре в тот же замок был посажен пойманный Иоанн XXIII, но его держали здесь со всеми удобствами. И это естественно, ведь Иоанн XXIII выступал в роли раскаявшегося грешника, он признал все выдвинутые против него собором обвинения; Гус же настаивал на своей невиновности, т. е., по мнению церковников, вел себя как упорствующий еретик.

Гус обличал продажность, распущенность, стяжательство и жадность церковников. Но в этом ничего еретического не было. Многие соборные отцы выступали против пороков духовенства, и сам собор был созван для того, чтобы найти этому какое-нибудь противоядие.

Ересь Гуса заключалась в том, что он требовал от духовенства строго придерживаться провозглашенных церковью христианских добродетелей. «Церковные иерархи выдают себя за наследников апостолов Христа? — вопрошал Гус и отвечал: — Если они ведут себя соответственно, то таковыми являются; если же наоборот, то они лжецы и обманщики. И тогда светская власть вправе лишать их церковных титулов и бенефиции».

Слушая на соборе выступления Гуса, один венецианский кардинал отметил, что еретики примешивают долю истины к своим ложным доктринам, надеясь таким образом обмануть простых людей. Соборных отцов, ненавидевших Дольчино и его последователей, осудивших за подобную же проповедь Уиклифа, нельзя было на этот счет ввести в заблуждение цитатами из евангелия и трудов церковных авторитетов. Они прекрасно знали, что в лице Гуса перед ними выступает не мнимый, а подлинный, причем грозный и непримиримый противник.

Соборным отцам не представляло особого труда доказать это. Ведь Гус был не только магистром богословия, но и неутомимым сочинителем богословских трактатов. Даже будучи в заключении в Констанце, он с согласия тюремщиков продолжал писать на богословские темы. И каждая написанная им страница давала его врагам новые основания для его обвинения в ереси. «Дайте мне две строчки любого автора, и я докажу, что он еретик, и сожгу его»,— не без основания похвалялся один средневековый инквизитор. Действительно, при желании можно было любой текст истолковать во вред автору, учитывая противоречивость Библии, многочисленных соборных постановлений и папских энциклик и булл. Тот же, кто пытался подвергнуть критике или сомнению канонические тексты или официальные папские высказывания и заявления, был подобен самоубийце: инквизиторы бросали смельчака в костер или заключали пожизненно в один из своих казематов, если нервы подобного «еретика» не сдавали и он в последний момент не отрекался от своих «отвратительных заблуждений». В руках же врагов Гуса были не «две строчки», а гора его сочинений, из которых.при желании можно было без особого труда надергать ворох цитат, обличающих их автора в ереси.

Следует ли удивляться, что соборные отцы легко состряпали против Гуса обвинительный акт, напичканный цитатами из его сочинений. Но если написать такое обвинение было детской забавой для противников Гуса, то заставить его признать свои «омерзительные ошибки» оказалось для них совершенно недостижимой задачей. Между тем именно в этом заключалась основная цель суда над Гусом. В начале июня 1415 г. дело по обвинению Гуса в ереси было закончено и его, закованного в цепи, перевели во францисканский монастырь в Констанце, где заседал собор. 6 июня Гус предстал перед собором. Епископ Лоди выступил с обвинительной речью.

Все попытки Гуса доказать необоснованность выдвинутых против него обвинений решительно пресекались соборными отцами. Ему попросту не давали возможности говорить. На него кричали, плевали,его поносили, ругали, осыпали проклятиями. Соборные отцы провозглашали, что он хуже, чем содомит. Каин, Иуда, турок, татарин и еврей. Они его сравнивали с «пресмыкающимся змием» и «похотливой гадюкой». Его выступления прерывались свистом, топаньем ног, воплями: «В костер его! В костер!» Так продолжалось изо дня в день в течение месяца, но Гус невозможно было запугать, сломить. Мужественно и настойчиво требовал Гус от собора разбирательства своего дела по существу. «Докажите,—говорил он своим судьям,— что мои воззрения еретические, и я от них отрекусь». Император Сигизмунд и соборные отцы не жалели усилий, чтобы заставить своего узника принести повинную и отречься от приписываемых ему еретических заблуждений. Если бы им удалось вырвать у своей жертвы публичное покаяние, этим они нанесли бы удар по его сторонникам в Чехии. Гус отказался подчиниться их требованиям. Взамен он согласился присягнуть, что никогда не разделял и не проповедовал приписываемых ему заблуждений и никогда не будет разделять или проповедовать их. Собор отверг эту формулу.

Гусу предложили заявить, что он никогда не разделял приписываемых ему заблуждений, но тем не менее отказывается, отрекается и отрешается от них и принимает любое духовное наказание, которое собор «по доброте своей» и во имя его же спасения найдет нужным наложить на него. Гус ответил, что не может выполнить требуемого, не согрешив против истины и не совершив клятвопреступления. Ему сказали, что, произнеся требуемое собором отречение, он перенесет на собор ответственность за этот акт, что же касается клятвопреступления, то ответственность за него понесут те, кто составил формулу отречения. Гус остался непреклонным. Как и в большинстве подобного рода дел, в деле Гуса не обошлось без Иуды-предателя. Врагам Гуса удалось перетянуть на свою сторону Стефана Палеца, единомышленника Гуса, выступившего против него в роли свидетеля обвинения. Были использованы и некоторые друзья Гуса, чтобы убедить его покориться воле собора. Этого же требовал от него и император Сигизмунд. Чешский богослов решительно отвергал какой-либо компромисс со своими врагами. Он предпочитал мученическую смерть на костре малодушному отречению от своих убеждений. Убедившись, что от Гуса не удастся добиться самообвинения и отречения, собор объявил его упорствующим еретиком, лишил священнического сана, отлучил от церкви и приговорил к сожжению на костре.


Сожжение Яна Гуса
Казнь Гуса была назначена на 6 июля 1415 г. В этот день состоялось самое торжественное в истории инквизиции аутодафе.

На аутодафе явились все соборные отцы, император Сигизмунд в сопровождении блестящей свиты, князья, рыцари и другие почетные гости собора. Во время богослужения Гуса держали под охраной у дверей храма. Затем подвели его к алтарю и зачитали приговор собора. Гус громко отрицал свою виновность.

Гусу дали в руки так называемую чашу искупления, и один из епископов провозгласил формулу проклятия: «О проклятый Иуда! За то, что ты покинул совет мира и перешел в стан иудеев, мы отбираем от тебя этот сосуд искупления!» Но Гус не оставался в долгу: «Я верю во всемогущего господа бога, во имя которого я терпеливо сношу это унижение, и уверен, что он не отберет от меня его чашу искупления, из которой я надеюсь пить сегодня в его королевстве».

Ему приказали замолчать, а когда он отказался повиноваться, стражники зажали ему руками рот. Семь епископов сорвали с него священническое облачение и вновь призвали его отречься. Гус, повернувшись к присутствующим, заявил, что не может покаяться в заблуждениях, которых никогда не разделял. Присутствующие криками заставили его замолчать.

Прежде чем бросить осужденного в костер, следовало его соответствующим образом подготовить к этому «акту веры». Гусу обрезали ногти и остригли тонзуру. Затем увенчали его голову шутовской бумажной тиарой, разрисованной чертями, на которой красовалась надпись «Се ересиарх».

При этом возглавлявший эти колдовские действа епископ сказал Гусу: «Мы поручаем твою душу дьяволу!» Но Гус продолжал со стойкостью и упорством, вызывавшими уважение даже его врагов, отвечать на каждый удар контрударом: «А я посвящаю свою душу самому всепрощающему господу Иисусу Христу!».

Когда в возникшей сутолоке с головы Гуса упал шутовской колпак, один из стражников приказал служке: «Напяльте снова на него этот колпак, чтобы его сожгли с чертями, его повелителями, которым он служил здесь на земле».

На этом церковная часть аутодафе закончилась. Теперь предстояло совершить казнь над отлученным, предать его «грешное» тело костру с тем, чтобы «спасти» его душу. Гусу предстояло испить свою чашу искупления до дна... Император Сигизмунд передал осужденного графу палатину Людовику, который приказал прево г..Констанцы Гансу Газену: «Возьмите этого человека, осужденного нами обоими, и сожгите его как еретика!»

Петр из Младеновиц (около 1390—1451), очевидец казни Гуса, оставил в назидание потомству ее детальное описание: «А место, на котором он был замучен, было нечто вроде луга среди садов констанцского предместья. Итак, сняв с него верхнюю черную одежду, в рубашке, крепко привязали его веревками в шести местах к какому-то толстому бревну, руки скрутили назад, и заостривший бревно с одного конца, воткнули его в землю, а так как лицо Гуса было обращено к востоку, некоторые стоявшие тут сказали: «Поверните его лицом на запад, а не на восток, потому что он еретик».

Так и сделали. Он был привязан к этому бревну за шею черной закопченной цепью, на которой какой-то бедняк вешал свои котелки на огонь. И увидев эту цепь, он сказал палачам: «Господь Иисус Христос, мой милый искупитель и спаситель, был связан за меня более жесткими и тяжелыми путами, и я, бедный, не стыжусь за его святое имя быть привязанным этой цепью». А под ноги положили ему две вязанки дров, а на ногах у него были башмаки и одна колодка. Обложили его со всех сторон этими дровами, вперемежку с соломой, близко к телу, до самого горла. А до того, как поджечь, подъехал к нему имперский маршал Таппе из Попенгейма и с ним сын Клема, увещевая магистра отречься от своего учения и проповедей и подтвердить это присягой. А магистр Гус, подняв глаза к небу, торжественным и ясным голосом ответил: «Бог мне свидетель, я никогда не учил и не проповедовал всего того, что несправедливо приписали мне, использовав лжесвидетелей. Первой мыслью моей проповеди, учения и писания и всех моих прочих поступков было желание спасти людей от греха. За эту правду закона божьего и толкований святых и ученых мужей, которой я учил, о которой писал и которую проповедовал, хочу сегодня с радостью умереть». Услышав это, маршал с сыном Клема хлопнули в ладоши и отъехали от него прочь. И тогда палачи подожгли костер. А магистр высоким голосом запел: «Христос, сын бога живого, помилуй нас!»

Затем поднялся ветер, и повеявшие в его лицо огонь и дым заставили его замолчать. Палачи долго копошились в догоравшем костре. Голову мученика, повествует тот же Петр из Младеновиц, они разбили кольями на куски и забросали их головешками. Во внутренностях нашли сердце, проткнули его острой палкой и старательно сожгли. Обуглившееся тело разорвали клещами, чтобы облегчить работу огню. В костер полетели и личные вещи пражского магистра. Когда же огонь потух, то палачи старательно собрали пепел и даже землю с места казни и бросили их в Рейн. От сожженного еретика не должно было остаться и помину.

На другой день после казни соборные отцы устроили благодарственный молебен, в котором участвовали Сигизмунд и королева, князья и вельможи, 19 кардиналов, 2 патриарха, 70 епископов и все духовенство, присутствовавшее на соборе.

[ADDED=NADYN]1103122841[/ADDED]
Иероним Пражский
Казнь Гуса вызвала волну гнева в Чехии, она оказалась пирровой победой для собора. Но в руках собора находился еще один еретик, правая рука и сподвижник Гуса — тоже чешский богослов, Иероним Пражский. Потерпев поражение с Гусом, соборные отцы решили взять реванш с Иеронимом: заставить его отречься и подчиниться их воле. Иероним, как и Гус, был последователем Уиклифа, идеи которого он блестяще пропагандировал и защищал в университетах Германии, Польши, Франции и Англии. Возвратившись после долгих странствований по Европе в Прагу, Иероним примкнул к Гусу, сделавшись его восторженным поклонником. Страстный оратор, непревзойденный полемист, превосходный знаток богословских текстов, Иероним Пражский был грозой папистов, которые ненавидели его больше, чем Гуса.

Когда Гус отправился в Констанцу, Иероним оставался в Праге. Арест, суд и нависшая над его учителем угроза смертной казни побудили Иеронима покинуть Прагу и тайно явиться в Констанцу в надежде вырвать Гуса из рук соборных отцов или оказать ему какую-либо помощь. Двухнедельное пребывание в Констанце убедило его в тщетности таких надежд. Иероним решил вернуться в Чехию, но по дороге в Прагу его схватили и в цепях доставили на собор, где ему предъявили те же обвинения, что и Гусу. Иероним отказался покаяться, и его заточили в башню на кладбище св. Павла, где держали скованным по рукам и ногам в согнутом положении, на хлебе и воде. Расправившись с Гусом, инквизиторы принялись за соответствующую обработку Иеронима. Потрудились они основательно и небезуспешно. Их угрозы и запугивания, казнь его соратника и друга, ужасные условия заключения — все это, по-видимому, надломило волю Иеронима, и он 11 сентября 1415 г. заявил соборным отцам, что готов осудить учение Уиклифа и Гуса, а также свои собственные еретические ошибки, отречься от них и подчиниться воле собора. 23 сентября Иероним перед собором подтвердил свое отречение. Соборные отцы присудили его к ссылке в один из монастырей в Швабии, потребовав написать своим единомышленникам в Чехию письмо, осуждающее учение Гуса и свои собственные еретические ошибки. Иероним вновь подчинился и требуемое от него письмо написал. И тем не менее соборные отцы продолжали держать Иеронима в заключении. Это дало повод его друзьям, присутствовавшим на соборе, требовать его освобождения, а врагам, которых было большинство, настаивать на более строгом осуждении последователя Гуса. Последние добились назначения новой следственной комиссии, что было равносильно отмене уже принятого по делу Иеронима соборного решения.

Когда инквизиционные комиссарии начали новый допрос обвиняемого, они были поражены: перед ними предстал прежний Иероним — беспощадный обличитель язв и пороков церковной иерархии, антипапист, друг и последователь Уиклифа и Гуса. Момент слабости прошел, и обвиняемый вновь «впал в ересь».

23 мая 1416 г. Иерониму на соборе был зачитан новый обвинительный акт, на который он под улюлюканье, злобные выкрики и брань соборных отцов ответил, что берет обратно свое отречение, вырванное у него под угрозой костра. Передаем слово официальным актам собора: «Что касается отречения, прочитанного публично и высоким голосом, подписанного рукой самого Иеронима, этот Иероним сказал, что действительно по-белому подписался под отречением, но, однако, совершил это из страха пред наказанием огнем. Однако сказал, что обманывался, как безумный, когда подписывал вышесказанное отречение, о котором чрезвычайно скорбит. И прежде всего о том, что отрекся от учения Я. Гуса и Дж. Уиклифа и согласился с осуждением Я. Гуса, который, как верит, был справедливым и святым человеком. Совершил самое скверное...» Выступление Иеронима было столь впечатляющим, что даже его враги прониклись к нему уважением. Секретарь папской курии Поджио Браччиолини (1380—1459), участник собора, писал своему другу Леонардо Аретинскому: «Никогда я не видел столь красноречивого человека, столь близко стоящего к ораторам древности, как этот Иероним. Враги его выставили против него целый ряд обвинений, чтобы уличить его в ереси, а он защищался так красиво, скромно и умно, что я не могу тебе выразить... Иероним тронул все сердца; если бы он хоть чем-нибудь попытался оправдаться, хоть раз попросил о милости, то, конечно, его выпустили бы на свободу. Но он говорил о Гусе и называл его благочестным и святым человеком, который был осужден и казнен невинно, так как он боролся только с пороками церкви, с гордостью и высокомерием прелатов, с их роскошью, расточающей достояния бедняков, с их блудом, чревоугодием, пьянством, игрой и охотой. Иероним просидел в тесной и сырой башне 340 дней — и после этого он смог произнести столь блестящую и убедительную речь, полную примеров из жизни знаменитых мужей и положений из трудов отцов церкви. Имя его достойно бессмертной славы...».

30 мая рано утром собор после обедни заслушал обвинительную речь епископа Лоди против Иеронима, этого еретика-рецидивиста, отплатившего собору за «снисходительное» к нему отношение «черной неблагодарностью». «Тебя не подвергли пытке,— воскликнул в порыве священного негодования епископ, обращаясь к обвиняемому,— а я очень желал бы, чтобы ты испытал ее: это заставило бы тебя изрыгнуть все твои заблуждения; подобное обращение открыло бы тебе глаза, которые ослепило преступление». Епископ Лоди потребовал от Иеронима, чтобы тот подтвердил свое прежнее отречение. Иероним отказался. Это отречение, заявил он, было вырвано у него под угрозой костра. Тогда главный комиссарий, константинопольский патриарх Иоанн, зачитал приговор инквизиции, согласно которому Иероним объявлялся еретиком-рецидивистом, отлучался от церкви и предавался анафеме. Собор единодушно подтвердил приговор. Иероним сам надел на свою голову шутовскую тиару, разукрашенную чертями. Так как он не был священником, то расстригать его не полагалось. Оставалось только передать «отторгнутого» от церкви еретика в руки светской власти, чтобы она, отнесясь к нему с «чувством христианского милосердия», т. е. без членовредительства и кровопролития, отправила бы его на тот свет...

Приготовления к казни были закончены еще накануне. Инквизиторы знали, что на этот раз Иероним не испугается костра. Сразу же после зачтения приговора Иеронима увели с собора на то самое место, где был сожжен 10 месяцев тому назад Гус и где предстояло теперь принять мученический венец его ученику и последователю. Было 10 часов утра 30 мая 1416 г., когда палач раздел Иеронима Пражского донага, обернул вокруг его бедер кусок белой материи и привязал осужденного к столбу, обложенному сухим хворостом и соломой. Согласно легенде, когда сердобольный палач предложил своей жертве зажечь огонь за его спиной, то Иероним отказался от такой «услуги»: «Пойди сюда, зажги перед лицом моим, если бы я боялся твоего огня, то никогда бы не явился сюда!». Иероним держался мужественно и стойко до последнего вздоха. Инквизиторы сожгли все его личные вещи и тюремную постель, а пепел бросили в воды Рейна. Собор не удовлетворился казнями Гуса и Иеронима, так как гуситская ересь продолжала распространяться, несмотря на гибель вождей.

Соборная инквизиция решила разделаться еще с одним видным гуситом — Яном Хлумским, прибывшим вместе со своим учителем в Констанцу. Он тоже был схвачен, заточен в темницу, подвергнут допросам с пристрастием. Хлумский не выдержал выпавших на его долю испытаний и отрекся от своих воззрений. Собор сохранил ему жизнь. Но после героической гибели гуситских вождей вырванное силой раскаяние Хлумского не могло оказать какого-либо влияния на ход событий. Гуситы продолжали стойко держаться в Чехии, борьба против них только начиналась... Расправившись с гуситскими вождями, Констанцский собор занялся «реформаторской» деятельностью, которая оказалась весьма скудной. Собор несколько ограничил права пап и поднял значение кардинальской коллегии, без согласия которой папа не мог впредь устанавливать новые налоги на церковные доходы или низлагать и перемещать прелатов. Папа также был лишен права присваивать себе имущество умершего духовного лица. Кроме этого, было принято по существу еретическое с точки зрения ортодоксальной католической доктрины решение о том, что собор стоит выше папы, который обязан подчиняться его постановлениям. Чтобы подвергнуть папу более строгому контролю со стороны высшего духовенства, Констанцский собор обязал папский престол периодически созывать соборы (следующий собор должен был собраться через пять лет, затем через семь лет, остальные через каждые 10 лет).

Однако Мартин V и следовавшие за ним понтифики всемерно отстаивали свои права на неограниченную власть и уклонялись от выполнения принятых Констанцским собором решений и постановлений, в какой-либо степени ограничивавших власть папы. Немаловажную роль в укреплении папского абсолютизма продолжала играть инквизиция, полномочия которой своей расправой над Гусом и Иеронимом Констанцский собор только подтвердил и расширил, сведя тем самым на нет попытки ограничить всевластие «наместников божьих» на земле...

История инквизиции показывает, что споры вокруг ее кровавых «актов веры» не утихают столетиями даже в лоне самой католической церкви. Дело Гуса не является исключением. По сей день вокруг него бушуют богословские страсти.

Как же сегодня оценивают церковники или процерковные историки расправу над Гусом, учиненную Констанцским собором? В основном по этому вопросу имеются две точки зрения. Одна из них оправдывает казнь Гуса под разными предлогами. Уже цитированный нами историк инквизиции Хэйуорд объявляет Гуса опасным бунтарем, проповеди которого угрожали социальному порядку, освященному католической церковью, а значит, и самим богом. Церковь не могла допустить этого, а посему правильно поступала инквизиция, расправляясь с Гусом и ему подобными ересиархами и их последователями. Хэйуорд пишет: «Разумеется, содрогаешься от ужаса при мысли, что человека сжигают за его идеи, даже если они ошибочны; но с другой стороны, невозможно отрицать зло и беспорядки, порождаемые распространением таких идей, в особенности среди легко воспламеняемых масс».

Итак, цель оправдывает средства, такова точка зрения этого современного защитника инквизиции. Таких же взглядов придерживается и французский иезуит Жозеф Жилль. С чисто иезуитской изворотливостью он утверждает: «Призывы Гуса противопоставить св. Писание церкви, практически ограничить церковь, превратив ее в невидимый корпус избранных (праведников), отсутствие в его проповеди уважения к юрисдикции и авторитету церкви, его упрямая защита осужденного церковью Уиклифа — все эти и другие соображения делали необходимым прекращение его проповеди в Богемии и возможным его осуждение и передачу в распоряжение светских властей. Его искренность и набожность делали это осуждение более жестоким и достойным всяческого сожаления, но эти его свойства не превращали вынесенный ему приговор в нечто принципиально несправедливое по отношению к критериям эпохи».

Кто же виновен в гибели Гуса? Сам Гус, отвечает иезуит Жилль. Знакомый тезис средневековой инквизиции, сваливавший на ее же жертвы всю ответственность за ее преступления, за то, что происходило с ними в ее застенках...

Другой точки зрения придерживается, например, бенедиктинский монах бельгиец Поль де Воогт. Он утверждает, что Гус был правоверным католиком, еретиком же, национальным героем, мятежником, первым мучеником будущей идеи протестантизма он стал «вопреки самому себе», в результате стечения ряда неблагоприятных для него обстоятельств и случайностей. Гус — католик, ортодокс, утверждает бенедиктинский монах, и только по недоразумению он может сойти за противника католической церкви. И если все же Гус кончил свою жизнь на костре, то в неменьшей степени такого же наказания заслуживали и его судьи, участники Констанцского собора, «торжественно провозгласившие в качестве символа веры еретический, безбожный и скандальный догмат их превосходства над суверенным понтификом».

Почему с таким пылом защищает Гуса от него самого Поль де Воогт? Из симпатии к пражскому ересиарху? Вовсе нет! Он считает, что в нынешние времена католической церкви выгодно реабилитировать Гуса, ибо существует опасность «увидеть в один прекрасный день Гуса возведенным в роль почетного стахановца большевистской пропаганды».

Поль де Воогт, судя по его книге, рассуждает «вопреки самому себе» приблизительно так: католическая церковь казнила Гуса, значит, он принадлежит ей и только ей одной. Правда, Гус — это блудный сын католической церкви, но теперь (т. е. 500 лет спустя!) пора вернуть его в ее всепрощающее материнское лоно.

Де Воогт не одинок, у него имеются последователи. Архивариус г. Констанца Отто Фегер обратился в 1965 г. к папе Павлу VI с официальным призывом не только реабилитировать Гуса, но и причислить его к лику святых.

Времена ведь изменились, в том числе и для католической церкви. И еще как! II Ватиканский собор, осуществивший так называемую католическую реформу, поставил крест на некоторых решениях и постановлениях не только Констанцского, но и Тридентского соборов. Действительно, доживи Гус до сегодняшнего дня, он стал бы героем собора, созванного по инициативе «красного» папы Иоанна XXIII. Может быть, здесь и кроется разгадка, почему Джованни Ронкалли, став папой, избрал себе имя того самого пирата Бальтазара Коссы, который затеял Констанцский собор и превратил в его узника Яна Гуса. Не хотел ли Ронкалли, приняв имя Иоанна XXIII, вычеркнуть тем самым из истории католической церкви Коссу, а созвав II Ватиканский собор, отменить одиозные решения Констанцского собора по отношению к Гусу и Иерониму Пражскому.

[Доктор Имаго]

NADYN, я слабо знаком с историей церкви, тем более католической, поэтому вопрос: кто такой Уиклиф?

[NADYN]

Доктор Имаго,

кто такой Уиклиф?

Английский реформатор, идеолог бюргерской ереси.