Old_Nik
Сэнсэй
Дамы и господа!
Час Х, несмотря ни на
Кстати, о последнем. Хочу отметить, что в этот раз мы вводим систему скрытого голосования, т.е. свои балловые оценки и комментарии к ним (кои крайне желательны) Вы, уважаемые избиратели, оформляете по представленной ниже форме:
Код:
[PLAIN][hide=20000]
[B]Участник 1:[/B]
[B]Участник 2:[/B]
[B]Участник 3:[/B]
[B]Участник 4:[/B]
[B]Участник 5:[/B]
[B]Участник 6:[/B]
[B]Участник 7:[/B]
[B]Участник 8:[/B]
[B]Участник 9:[/B]
[B]Участник 10:[/B]
[B]Участник 11:[/B]
[B]Участник 12:[/B]
[/hide] [/PLAIN]При высказывания своего мнения о работах, необходимо помнить:
- Работы оцениваются в диапазоне от 1 до 10 баллов включительно. Никаких «минус адын» и прочих невнятных оценок быть не должно. Оценки не обязательно должны быть целыми числами: главное, чтобы они укладывались в отрезок [1;10].
- Ввиду скрытной формы голосования, мы убедительно просим Вас не разглашать свои оценки в обсуждении (да и вообще где бы то ни было).
- Выражайте свои мысли максимально четко и внятно. Авторам крайне важно мнение читателей об их творениях, поэтому Ваши мнения должны быть им понятны: если хвалите/ругаете – пишите, за что именно. Авторы это оценят, поверьте.
- Автор – тоже человек. И относиться к нему надо по-человечески, без злобы и высокопрофессиональных комментариев типа «Ну аффтар и дИбил! Ну как можно написать такую ахЕнею? Какие же тут все убогие..» Ребята! Давайте жить дружно и выражать свои мысли максимально культурно. Вы оцениваете работы, а не их создателей.
Примечание: Все работы соответствуют «особым» условиям: женщина, мужчина, ребенок, транспортное средство, одежда не по погоде, болезнь и необычные способности. Последние три «фичи» по усмотрению авторов могли восприниматься метафорически.
Голосование продлится до 17 февраля 2008 г. включительно
Для удобства выкладываю все тексты в формате MS Word отдельным архивом
Итак, поехали!
Конкурсная работа № 1
Ещё не там, уже не здесь.
Телега под очередным порывом ветра застонала так, что всем стало жутко.
- Ты скрипишь ещё, моя тележка, - попытался пошутить фокусник, но никто не засмеялся. Возможно, потому, что каждый старался оставлять как можно меньше шансов вездесущему песку.
Песок был повсюду: в воздухе, в волосах, в носу, в ушах. Оставалось только играть в молчанку, чтобы хоть на зубах он хрустел поменьше. Один только фокусник, обладавший необычной способностью управлять песчаными потоками, мог себе позволить поговорить. Не то чтобы кто-то кроме него был этому рад…
«Почему бы тебе и о других не позаботиться, раз ты такой чудесник?» - ясно читалось в прищуренных глазах пожилой дамы, закутанной в платок. Она уже больше двух недель не выщипывала брови, отчего они срослись на переносице, придавая лицу слегка грозный вид.
- Вы же знаете, я могу контролировать песок только непосредственно вокруг себя, укротить бурю мне не под силу, - в сотый раз виновато пояснил он, но ему явно не поверили.
Женщина закрыла глаза и принялась демонстративно массировать виски – мигрень давно уже не отпускала её. Фокуснику отчего-то стало совестно. Он перевёл взгляд на девочку, сидевшую спиной к нему на задке телеги. Ребёнок ехал, свесив ноги и не проявляя никакого интереса к окружающей действительности. Длинные волосы, безнадёжно свалявшиеся из-за набившегося в них песка, закрывали почти всю спину. Взгляд девочки был устремлён вниз, она безучастно следила за бороздками следов, которые оставляли в песке огромные ласты на её ногах. Впрочем, ветер быстро заметал все следы.
Будь их воля – эти трое переждали бы бурю как положено, пока совсем не утихнет. Но у Телеги было своё мнение, с которым приходилось считаться. Ехать или стоять – она решала сама, а путникам оставалось только подчиниться или попрощаться с ней. Посовещавшись как-то раз на эту тему, троица решила, что распрощаться с Телегой они могут в любой момент, да и без транспорта оставаться уже не хочется, привыкли.
* * *
Когда ветер стих, всё равно продолжали молчать. Такая вот штука: во время бури столько хочется высказать, прямо мочи никакой нет сдерживаться, а когда всё успокоится – как-то уже и не надо. Уже перегорело.
- Ну, ну… - робко промямлил фокусник. – Хорошо, что буря кончилась, правда?
- Да… - глухо отозвалась женщина в платке. – Может, хоть мигрень успокоится.
- А по-моему, было весело, - подала голос девочка в ластах. – А сейчас скука смертная.
- Тебе бы всё играть! – неожиданно завелась женщина. Видимо, тема была больная. – И ещё в ластах этих своих чёртовых! Что ты в них здесь делать будешь? Глупая какая, глупая.
- А мы доедем до моря! И я буду плавать! Я буду! Буду!
- Какое море? Где тебе море? Не бывает твоего моря!
- А вот… а вот бывает!
Возможно, эта перепалка закончилась бы слезами, но Телега вдруг резко остановилась, порядком тряхнув пассажиров. Фокусник, сидевший впереди, от неожиданности полетел на землю, едва не пропахав песок носом, но тут же сориентировался и вскочил обратно – на случай, если Телега снова тронется. Закутанная женщина, чертыхнувшись, рухнула набок. Девочка повалилась на спину, да так и осталась лежать, созерцая небо. Потом её посетила более удачная идея – поднять ноги кверху и помахать ластами, красиво переливающимися на солнце.
- А ну не сыпь песок!
Фокусник до потных ладошек боялся ссор между этими двумя совершенно чуждыми его пониманию существами. А уж вмешиваться – нет уж, увольте, он себе не враг. Поэтому сейчас он был чрезвычайно благодарен Телеге за столь своевременную остановку.
- Кажется, там оазис! – поспешил отвлечь спутниц друг от друга он, хотя никакого оазиса, конечно же, не видел.
- Какая разница, если мы туда всё равно не поедем, - глубокомысленно заметила девочка. – Ведь мы едем к морю.
Тут Телега тронулась с места. Успевший расслабиться фокусник еле удержался, чтобы снова не упасть. Женщина не теряла бдительности и поэтому только слегка покачнулась, позлорадствовав про себя над фокусником. А девочке было всё равно – она продолжала лежать на спине, мечтательно глядя в небо.
Вскоре всех троих так разморило на полуденном солнце, что они один за другим уснули. А почему бы и нет? Всё равно больше делать нечего.
* * *
Фокуснику снился песок. Он мешал ему дышать, жёг горло. Песок заставлял его кашлять и хрипеть, и от этого становилось ещё хуже. Песок совершенно не слушался его. А может, это был снег? Иначе почему так…
- Холодно! – голос девочки разбудил его. – Как тут холодно, где мы?
- Не знаю, детка… а что она?.. – фокусник кивнул на неподвижно лежащую фигуру женщины в платке.
- Ещё спит. Ну и пусть спит, а мы тут пока замёрзнем.
- Нет, её надо разбудить! Хоть как-нибудь.
- Но ты же знаешь, это бесполезно. Она сама должна проснуться. А я лично не очень-то в неё верю. По мне так вполне можно обойтись…
- Ну что ты, - мягко возразил фокусник. – Голос разума всё-таки необходим.
- Мы должны сопротивляться, - неожиданно вступила в разговор женщина, и оба вздрогнули. – Может быть, у нас есть шанс.
- Сопротивляться? – удивилась девочка. – Чему? С нами что-то происходит?
- А ты ещё не поняла, глупая? – женщина села. – То жар, то озноб, а у Телеги железные ножки на колёсиках. Ничего не напоминает?
- Да ну вас всех, - надулся ребёнок и принялся поддевать ластами снег как лопатками. – Кстати, а почему мы опять стоим?
Телега медленно тронулась.
* * *
Некоторым кажется, что у них в голове (сердце? душе?) живут несколько разных людей. Да, несколько совершенно разных людей, и они, бывает, даже спорят между собой. И даже, бывает, довольно часто спорят. Да, спорят, и при этом друг друга не слушают. Да, совершенно не слушают, а могли бы. Могли бы, потому что если бы слушали, то лучше понимали бы друг друга. И тогда бы настал если не мир во всём мире, то хотя бы мир в пределах отдельно взятого человека. Или даже нескольких людей. Ну, я имею в виду тех некоторых людей, которым кажется, что у них в голове (сердце? душе?) живут несколько...
* * *
Они долго ехали молча. Может быть, несколько часов, может, несколько дней. Засыпали, просыпались. Наконец, воздух сотрясся от радостного детского вопля:
- Море! Море!!!
Действительно, Телега чудесным образом прикатила к морю, являвшему собой впечатляющее зрелище: на горизонте сиял закат. Девочка проворно соскочила с Телеги и побежала было к воде, но тут же споткнулась о ласты и растянулась на гальке.
- Куда ты, дурочка? Сиди на месте, - спокойно произнесла женщина в платке.
- Нет уж, - пробормотала девочка, поднимаясь и кряхтя. – Я ехала к морю, я до него доехала, я иду купаться.
- Подожди-ка, - фокусник заволновался от неясных предчувствий. – Вдруг там опасно?
- Мне всё равно. Не может там быть ничего опасного.
- В ластах задом ходят, - заметила женщина, наблюдая очередное падение.
Девочка хмыкнула и снова пошла вперёд, высоко поднимая ноги.
- Мне кажется, ты должна её остановить, - продолжал беспокоиться фокусник. – Нельзя же полагаться только на чувства.
- Да, мне тоже так кажется. Но не думаю, что получится.
- Но ведь иначе случится что-то непоправимое! Стой, подожди! Ой!
Неожиданно он как будто потерял свой вес и, покачиваясь, воспарил над Телегой. Значит, девочка уже коснулась воды.
* * *
- Ты умираешь, - констатировал голос разума.
- Но я не хочу! – возмутилась душа.
- А нам здесь так хорошо, - пропели чувства.
* * *
Среди ясного неба ударил гром, сопроводив разряд молнии. Девочка взвизгнула и поспешно выскочила из воды, где стояла было уже по щиколотку. Фокусник больно шлёпнулся обратно на Телегу. Женщина зачем-то стянула с головы платок, обнажив седеющие волосы, и ветер немедленно растрепал их.
- На Телегу! – скомандовала она. – Вернись обратно, быстро!
Ребёнок громко заплакал:
- Но я не хочу! Я сюда ехала, мне здесь хорошо!
Новая вспышка – и девочка заревела ещё громче, слов уже было не разобрать.
«Зачем? – подумал фокусник, потирая ушибленное место. – Зачем мы так мучаемся, чего ради? Ну и отпустили бы её в море, меня – в небо. Это ведь лучше, чем когда больно и тяжело».
- Нет, так нельзя, мы должны вернуться! На это есть масса причин! – продолжала увещевать женщина.
Телега мягко тронулась по направлению к морю, вызвав всеобщий возглас удивления. Наступила тишина, прерываемая только поскрипыванием железных колёсиков.
- Да ну вас всех. Видимо, это и в самом деле наш пункт назначения. Я больше не буду вас уговаривать. Иди, купайся, детка.
Молния ударила ещё несколько раз, но она никого уже не напугала.
Конкурсная работа № 2
All 7-3*
Посвящается С.П.
Посвящается С.П.
Задание оказалось привычным — снять снайпера. Для Семь-три это был крайний выход. Слово «последний» они не произносили никогда. Только «крайний». Крайний выход перед долгожданным трёхмесячным отпуском. Если всё пройдёт чисто, уже через несколько дней Семь-три будет дома. В другом мире. Там, где не нужно смотреть на людей через оптический прицел. Там нет боевых задач и чёрнобородых врагов. Нет земляных фонтанов от взрывов и мёртвых тел. Нет грязи, вони и бардака, именуемых войной. В другом мире носят камуфляж не ради спасения собственной шкуры, а просто так, повыпендриваться. Там можно спать на чистой мягкой постели и просыпаться не по тревоге, а от весёлого голоса и смеха дочурки. И от доносящегося с кухни запаха яичницы с ветчиной и помидорами. Никто в мире не умеет так вкусно готовить яичницу с ветчиной и помидорами, как это делает жена Семь-три. Вчера, разговаривая с ним по телефону, жена кашляла. Наверное, простудилась, но скрывает, чтобы его не расстраивать. Ничего, к дочкиному дню рождения поправится. Осталась ещё целая неделя. Очень не хочется, чтобы её болезнь испортила малышке праздник. В дочке Семь-три, как говорят, души не чаял. Не сомневался, что она самый красивый и самый способный ребёнок на свете. Недаром все восхищаются её рисунками. Она уже пишет маслом, как взрослая, а ведь ей исполнится всего лишь двенадцать лет. Двенадцать лет, надо же! Как быстро пролетело время. Ещё немного — два года, максимум, три, — и начнутся клубы, танцульки, свидания с мальчишками. Почему-то последний момент его особенно тревожил. Но пусть кто-нибудь из парней только посмеет обидеть его дочь! Будет иметь дело с ним, с самим Семь-три!
Вертолёт оторвался от земли, и Семь-три тотчас отогнал от себя мысли о доме. Во время работы не до посторонних раздумий. Даже о том, кто стал целью его задания. О нём и обо всём, с ним связанным, он подумает после, уже на месте. А сейчас нужно быть максимально собранным. На войне никто не знает, как сложится и чем обернётся простое перемещение из одной точки в другую. Сколько раз приходилось чуть ли не на ходу соскакивать с вертолёта, мгновенно приводить оружие в боевую готовность и сразу же вступать в бой.
На этот раз обошлось. До места назначения добрались без ненужных приключений. Семь-три пожал руку командиру подразделения и выслушал его не слишком связный рассказ. Тот, с кем предстояло потягаться, появился недавно, всего несколько дней назад, но уже успел порядком досадить нашим. От его пуль легло уже шестеро, последний — сегодня утром. Стрелял вражеский снайпер внезапно и из каких-то совершенно неожиданных мест, которые потом проверялись — ни следа лёжки.
Семь-три кивнул, ему было всё ясно. Они имели дело с так называемым снайпером с подхода. Такие не делают укрытий и не вылёживают в них долгие часы, поджидая, выбирая и выцеливая жертву. Они подходят к удобной позиции, быстро стреляют по первой попавшейся цели и так же быстро отходят. Обычно неплохие стрелки с подхода получаются из биатлонистов. Но этот, судя по всему, местный, а в здешних жарких краях какой может быть биатлон? Значит, просто очень способный парень, с незаурядными способностями, можно сказать...
«Что за оружие?» — спросил Семь-три и услышал закономерный ответ: «Биатлонка». Что ж, это подтверждало версию. Семь-три усмехнулся. Ему предстояла работа, которую он особенно любил — дуэль, схватка с равным противником. Что за интерес снять из мастерски сделанного укрытия кого-нибудь измученного боями сосунка, который весь на виду, еле идёт, согнувшись, волоча по земле АКМ, и даже не думает прятаться? Он так устал бояться смерти, что ему всё стало похеру. А тут другое. Тут вы на равных. Битва титанов. Жестокая битва. Или ты — или тебя.
Внутри уже закипало, словно пузырьки газировки, нетерпеливое волнение, которое бывает у профессионалов в предвкушении настоящего дела. А он, Семь-три, профессионал. Восемьдесят две подтверждённых цели — это о чём-то говорит. Позывной, который он, не без мрачного юмора, выбрал в начале пути, уже давно себя оправдал. И теперь ему предстояло снять восемьдесят третью цель — или самому стать чьей-то целью, неизвестно какой по счёту. И тогда некому будет надавать по шее мальчишкам, которые через пару-тройку лет будут приставать к его дочери.
Не то, чтобы ему нравилось убивать. Стрелять в упор он, например, терпеть не мог. Но выстрел через прицел — это совсем другое. На расстоянии нескольких сотен метров человека не видишь. Видишь движущуюся цель. Как в детстве в тире. Семь-три не стыдился того, чем занимается и не слишком задумывался об этом. Работа как работа. Кто-то должен жарить яичницу, кто-то учить детишек, а кто-то воевать. И он, Семь три, умеет делать это лучше других.
Днём он внимательно изучил обстановку. Местность, где обычно появлялся вражеский снайпер, звалось на местном диалекте Лисьей норой. Здоровенный овраг со склонами, покрытыми густым кустарником. Спрятаться тут проще простого, затаиться можно практически где угодно. Но опытный глаз Семь-три тут же выделил несколько наиболее подходящих мест. Таких, где он укрывался бы сам.
Затем он занялся изготовлением ловушек. Снайпер с подхода стреляет быстро, по едва показавшейся цели. Что ж, усмехнулся Семь-три, позаботимся о том, чтобы эта цель у него была.
Потом он отоспался. Как следует, потому что непонятно, когда в следующий раз доведётся отдохнуть. Ему снилась дочка. Какой-то долговязый прыщавый парень пытался её обнять, а она вырывалась и звала отца.
Проснулся Семь-три глубокой ночью, чётко по внутреннему будильнику. Несмотря на дневную жару, надел тёплое бельё, штаны на подкладке, куртку. Это на солнце пекло, а в укрытии всегда холодно. Тем более, когда лежишь без движения несколько суток подряд. Малейшая попытка пошевелиться, чтобы хоть как-то согреться или размять затёкшее тело, может стоить тебе жизни.
Теперь камуфляжный грим на лицо, шею и руки. Оружие уже заранее проверено и вычищено, осталось только его замаскировать. Приготовление позиции — особенное мастерство. Им Семь-три овладел в совершенстве ещё совсем сосунком, когда протирал хэбэшку в учебке. История, случившаяся с ним на одном из экзаменов, стала анекдотом. Будущий Семь-три замаскировался так, что инструктор ухитрился на него наступить. Теперь же Семь-три и вовсе был способен практически раствориться не только на стриженом газоне, но даже на ровном асфальте. По сравнению с этим, смастерить укрытие среди травы и кустов не было такой уж трудной задачей. Осторожно снять дёрн, улечься в образовавшуюся яму и прикрыться сверху этим же дёрном, ветками, листьями. А два разлапистых куста справа и слева постоянно будут бросать на него тень, независимо от того, где находится солнце.
Он привык проводить в засаде долгие часы и давно научился сутками обходиться без еды, питья и даже туалета. Однако в этот раз долго ждать не пришлось. Неуловимый стрелок попался в первую же ловушку. Купился на простенькую куклу, выстрелил и не убрался за бруствер. Этого стрелка подвело обычное любопытство. Вместо того чтобы сразу спрятаться, он решил рассмотреть попадание. И его выдало лёгкое движение ветки.
Семь-три ухмыльнулся и плавно выжал спуск. Выстрел, «чпысть» пули по цели, ритуальное бормотание себе под нос «All 7-3», отход с позиции. Ничего нового. И даже досадно, что всё так быстро закончилось.
Днём он отоспался, потом поел, почистил оружие и ещё долго дремал, ожидая сведений от разведгруппы.
Разведчики вернулись, когда уже стемнело. Как показалось Семь-три, они были в дурном настроении, и совсем не торопились в штаб, чтобы доложить обстановку.
— Ну? — он первым прервал молчание.
— Порядок, — нехотя ответил командир разведчиков.
— Парень из местных? — зачем-то уточнил Семь-три. Он сам не знал, почему это спросил. Обычно он не интересовался своими целями.
Командир скривился в ответ.
— Из местных. Только это не парень. Девчонка.
— Женщина? — что его, собственно, удивило? Женщин-снайперов полно, он не раз сталкивался с ними.
— Девчонка, я ж тебе говорю. Ребёнок. Из соседней деревни. Двенадцать лет ей было...
Странно, но в голове Семь-три пронеслась только одна нелепая мысль. Эта девочка, выронившая после его выстрела спортивную винтовку, уже никогда не пойдёт на свидание с мальчишкой. Ни через год, ни через два, ни через три. И её отцу больше не о чем беспокоиться. Если он, конечно, жив, её отец.
* * *
Вертолёт оторвался от земли. Впервые за время службы Семь-три изменил своему правилу не думать в дороге ни о чём постороннем. Он хмуро уставился на свои ботинки и размышлял о том, что в этом мире всё устроено как-то не так, неправильно. Но почему и как это можно изменить, он не знал. Этому его не учили.
_________________________________________________________
* «7–3» — на международном языке радиолюбителей означает прощание. «All 7-3» — «Всем пока!»
Конкурсная работа № 3
Наверное, каждый человек хотя бы раз в жизни, но мечтал: «Вот бы узнать, о чём думает этот забавный белокурый мальчуган или та сексапильная девица в мини-юбке, или тот старик с грустными глазами». Мишка никогда ни о чем подобном не грезил - он безмолвно страдал оттого, что мог это знать.
От людских мыслей, которые стихийно врывались в рассудок, порой становилось весело, порой - грустно, а порой - страшно. В последнем случае он хватался за виски, покачивался из стороны в сторону и мычал, мычал, мычал. Мальчик с такой силой сжимал голову, словно хотел выдавить посторонние мысли; и чем ужаснее они были, тем яростнее стискивались руки.
Прохожие, завидев за чёрной железной оградой странного парнишку, раскачивающегося на лавочке и издающего нечленораздельные звуки, думали: «Придурок, блин. Нарожают же больных уродов», - и, пробежав мимо, сразу же забывали о нём. Миша слышал эти мысли, слышал так, как будто кто-то кричал в ущелье, а эхо многократно повторяло: «Придурок… дурок… дурок… Урод… род…род... Больной… ной… ной…» И слёзы тяжёлыми каплями стекали по бледному лицу.
Мальчик не был уродом, но его именно «нарожали». «Нарожали» и бросили. Мишкина мать, безалаберная студентка, дочь состоятельных родителей, долго скрывала от семьи позорный факт беременности. Скрывала до тех пор, пока на пятом месяце не заболела краснухой. Отец бы собственноручно абортировал дочь, но было поздно. Через два месяца родился мальчик. Новоиспеченная мамочка, не взглянув на него, написала отказную. Вскоре выяснилось, что младенец болен. Сначала его долго держали в отделении патологии новорождённых, затем отправили в дом малютки, а оттуда - в детский дом, в стенах которого и находился по сей день восьмилетний мальчуган, познавая окружающий мир через изгородь.
Как и все детдомовские дети, Мишка ждал маму. Ждал ежедневно, ежечасно, ежеминутно. Ждал, вцепившись тонкими пальчиками в металлическую решетку и жадно вглядываясь в лица проходящих мимо женщин.
Вся Мишкина жизнь проходила за и около этой решетки. Он уже знал всех обитателей района. Знал их привычное расписание, знал их мысли. Он знал, что в подвале девятиэтажки, расположенной через дорогу, живут два бомжа: дядя и тётя, которые каждый день около семи вечера, когда практически все жильцы вынесли отходы из квартир, но машина ещё их не вывезла, копались в мусорных контейнерах. Знал, как ужасно бомжам хотелось кушать, и как они мечтали найти зачерствевшие полбуханки хлеба и кусок копченой колбасы или несколько проросших картофелин. Мишка сам всегда хотел есть. Но, слыша мысли бездомных, он забывал о своём, казалось бы, вечном чувстве голода. Забывал о склизкой геркулесовой каше на воде и об отвратительно пахнущей мутной жиже с одиноко плавающими огромными кусками капусты, которые противно хрустели на зубах.
В одном подвале с бомжами жили три рыжих дворняжки: мама, папа и малыш. Ребёнок завидовал щенку. Завидовал потому, что у него были родители, пусть и собаки. У Мишки же не было никого. Хотя нет, в детдоме у него была нянечка Анна Ивановна, полная, румяная и добрая, которая иногда украдкой совала в карман Мишкиных брюк барбариски, а он благодарил её взглядом. Мальчик знал, что в эти мгновения няня сожалела о том, что десять лет назад сделала аборт, и с тех пор у неё так и не получилось родить. Мишка не знал, что такое «аборт», но понимал, что это что-то очень нехорошее и жуткое.
Сегодняшним вечером бомжи также рылись в мусорных баках, а у их ног крутились дворняги – мама и папа. Псы ждали того же, чего искали и люди: пищи. Щенок два дня ничего не ел, потому что у суки с голодухи пропало молоко. Малыш уже не мог встать на неокрепшие лапки, а лишь жалобно скулил. Собаки думали о том, чем накормить кутенка. Поэтому держались ближе к человеку. Где человек – там еда.
Один из бомжей - мужчина по имени Борода - раскопав в мусорке газетный кулёк, неожиданно зашелся кашлем и уронил сверток. Этот бомж постоянно перхал и харкался кровью. Мишка знал из мыслей бродяги о том, что тот болен какой-то загадочной болезнью с не менее загадочным названием «туберкулёз».
Кулёк, упав на землю, откатился. К нему тут же бросились кобель и бомжиха, одетая, несмотря на июльскую жару, в пуховик и «дутые» штаны из болоньи, на её ногах красовались «аляски». Женщина топнула, замахнулась на собаку и, резко наклонившись, схватила находку и быстро прижала её груди. Кобель обиженно взвизгнул и отскочил в сторону. Пятясь, отошёл, развернулся и перебежал через дорогу к автобусной остановке, находившейся рядом с оградой детского дома.
На скамье остановки сидели два подростка. Они часто там сидели и много думали. Но Мишка никогда не понимал их мыслей - слишком бессвязных и слишком обрывочных. Наверное, подростки были очень несчастны, так как что-то потеряли. Вернее, не что-то абстрактное, а что-то вполне конкретное. Они называли это «дурь». И их мысли всё время витали около того, где найти эту «дурь» либо где найти денег на «дурь». Но сегодня молодые люди размышляли вовсе не об этом. Видимо, им всё-таки удалось разыскать ту самую «дурь».
Один из подростков мозговал о том, как бы ему тpaxнуть Наташку из параллельного класса. Мишка недоумевал: «Что значит «тpaxнуть»? Стукнуть? Зачем?».
Второй же пил пиво из стеклянной бутылки, а в его голове крутилось: «Собака, блин, пришла. Раскумариться что ли хочет? – парень засмеялся. – Блин, а у собак мозги есть???»
- Слышь, Валет, у собак мозги есть?
Тот, которого назвали Валетом, ничего не сказал. Он сидел, погружённый в мысли о прекрасной Наташке. Так и не дождавшись ответа, первый подросток, допивший к этому моменту пиво, уже прицелился бутылкой в урну, но неожиданно опустил руку, посмотрел на кобеля, высунувшего язык и беспрестанно машущего хвостом… Снова поднял руку с бутылкой…
Мишка завыл и зажмурился. Он ничего не слышал и не видел, но чувствовал, что случилось страшное. Когда мальчишка распахнул глаза, кобель лежал на боку на асфальте, под головой расплывалась темная лужа, а все четыре лапы конвульсивно вздрагивали.
Сука, по-прежнему вертевшаяся около бомжей на противоположной стороне улицы, вздёрнула уши и бросилась к автобусной остановке. Неожиданно вынырнувший из-за поворота КАМАЗ настиг её на половине дороги. От удара тело собаки подскочило вперед и вправо и рухнуло около кобеля.
Грузовик, не снижая скорости, умчался. Два ручейка собачьей крови стремительно сливались в один.
Судорожно рыдая, Мишка протиснул худенькое тельце меж железных прутьев и помчался к девятиэтажке. Он не слышал ни визга тормозов «девятки», ни мата выскочившего из автомобиля водителя - он бежал и плакал, плакал и бежал. Он боялся не найти… Он боялся опоздать…
В летние сумерки нянечка Анна Ивановна неспешно шла домой, где ее никто не ждал. Покидая территорию детского дома, недалеко от калитки она увидела глухонемного воспитанника Мишу. Ребенок сидел на корточках, что-то прижимал к груди и тихо мычал.
- Миша, Мишенька, что с тобой? Что с тобой, родной?
Мальчик протянул к женщине руки. На раскрытых ладонях спал рыжий пушистый щенок.
- Ммм… Ма… Ммма.. Ма…
Действительно 
) радует глаз и другие части тела, но...как-то грустно и немного скучновато. Девочка походит на моего Херувима - появляется время от времени и мудрит. Видимо, олицетворяет божественную суть. Отец, Сын и Святой Дух здесь представлены Матерью, Дочерью и Упокоенным Ребёнком. Библейские мотивы, немного показная эрудированность. Само чтиво неплохое.
