Первое, что я увидела: блеск влажных следов кошачьих лапок на паркете. А затем показалась задняя часть Найлы — ее жирная задница и серебристый хвост.
Она совершенно точно жрала что-то, но что именно, мне никак не удавалось разглядеть. И лишь только когда я заметила, что на ее подушке вместо котят несколько пятнышек крови, в моем рту пересохло.
Кошка подняла меня два глаза-фонарика. Вся ее морда была в крови, а с пасти что-то свисало. Пушистый, испачканный кровью ошметочек — остатки последнего котенка — лежали прямо позади нее.
- Мра-мр...
-
Найла...
- Мра-мр...
Я бросилась в туалет, поскольку ужин рвался на свободу мощным гейзером. Около часа я провела склонившись над фарфоровым унитазом икая и пуская слезы. Тошнота прошла, но я никак не могла перестать реветь, оплакивая едва открывших глаза котят, свое неумение воспитывать даже кошку и...
и что-то еще, что-то связанное с моей собственной жизнью.
Когда я сумела встать на ноги, первое что пришло мне в голову — позвонить всезнающей и бесстрашной Розе.
Путь от туалета до своей спальни я пересекла на цыпочках и с закрытыми глазами, стараясь не смотреть в ту сторону, где располагалось кошачье место. Для меня поступок Найлы не был простым кошачьим психом свойственным очень многим кошкам,
для меня это почему-то было настоящим убийством. Убийством беззащитных детей...
- 'гоза...
- О, боже, Паллетт, оставь меня в покое, - прохрипела подруга сонно, - Скажи, ты жить без меня не можешь...?
- 'гоза...
- Мэри? Что-то случилось...? - теперь ее голос звучал куда более бодро, - Что у тебя с голосом?! Выкладывай давай!
-
З-забе'ги... забе'ги мою кошку...